Сообщество «Изборский клуб» 12:53 19 ноября 2021

Битва железных матриц

Карта современных идеологий

На вопросы "ЗАВТРА" отвечает доктор исторических наук, политолог Вардан БАГДАСАРЯН.

"ЗАВТРА". Вардан Эрнестович, ваша книга «Матрицы общественного сознания» очень важна для понимания сетецентричных войн. Эти войны ведут мир к «новому антропологическому проекту», в котором сознание человека разбирают, нарезают, рассеивают огромным числом выдуманных сущностей. Доходят до самого сокровенного, предлагая множество «гендеров», которые могут чуть ли не каждый день у человека меняться. На выходе этого проекта запланирован управляемый биообъект, не способный к анализу?

Вардан БАГДАСАРЯН. Начнём с вопроса: что такое человек? Казалось бы, всё понятно: есть права человека, они выражены во Всеобщей декларации. Хотя, когда её принимали, шла серьёзная дискуссия о самом феномене «человек». Права человека были утверждены на западной ценностно-смысловой платформе, советский блок за декларацию не голосовал.

Каждая эпоха даёт свою версию понимания человека. Можно, вообще, построить «развёртку» мировой истории через смену антропологических моделей.

Первой была модель креационистская: человек воспринимался в рамках традиционного общества как образ и подобие Божие. Соответственно, и задача, сформулированная, в частности, в исихазме провозглашалась как «обожение» человека.

Традиционное общество сменилось модерном. В эпоху модерна возникли либерализм, фашизм и коммунизм, и они дали каждый свою версию понимания того, что есть человек, и каким должен быть человек будущего.

Либеральная версия: человек — это индивидуум. В современных учебниках социологии между человеком и индивидуумом ставится знак равенства и не поясняется, что это постулат конкретной идеологии — либерализма. Латинское «индивидуум» означает «неделимое», по-гречески — «атом». Следствия отсюда — огромные. Педагогика — это индивидуализация, история — это снятие с человека всех «обременителей»: религиозных, гражданских, семейных. То есть государство — это «обременитель» для индивидуума, пол — это «обременитель» и тому подобное.

Фашистская модель — есть сверхлюди и недолюди, сверхчеловек и недочеловек. Первые объявлялись господами, антропологическими победителями, что провозглашал далеко не один только Ф. Ницше. Эта идея обросла множеством побочных измерений, в том числе евгеникой.

Советский проект в 1920-х годах был не чужд идей совершенствования человека как богостроительства, которыми был увлечён, в частности, нарком просвещения Анатолий Луначарский. Есть метафорическое прочтение мухинского монумента «Рабочий и колхозница» как новых Адама и Евы. Но потом эти идеи как-то сошли на нет, были заменены конъюнктурой хозяйствования.

К концу эпохи модерна победил либерализм. Фукуяма, провозгласив конец истории, видел в нём торжество, как ему казалось, либеральной идеологии. Но потом возник постмодерн. Считаю, что это не очень удачный термин, но ничего лучше пока не придумали. Постмодерн — это индивидуализм, доведённый до предельного релятивизма: у каждого свои ценности, своё представление о добре и зле, нет ни традиций, ни вообще каких-либо констант.

"ЗАВТРА". Это уже и есть демонтаж человека.

Вардан БАГДАСАРЯН. Да. Человек-атом, оторванный от социальных групп, становится объектом всё больших манипуляций. Это приводит к следующей стадии, переход к которой идёт на наших глазах, — пост-постмодерну. Если предшественник (постмодерн) строился на предельном релятивизме, то пост-постмодерн, напротив, разворачивает систему, которая принудительно устанавливается для всех. Когда с помощью манипуляций сформирован зомбированный индивидуум, на сцену истории выходят новые акторы, берущие сознание каждого человека под цифровой контроль. Об этом пишет, например, разрекламированный автор Юваль Ной Харари.

"ЗАВТРА". Израильский военный аналитик (далеко не всегда подчёркивают, что военный).

Вардан БАГДАСАРЯН. Да. Согласно его концепции, цифровой тоталитаризм — новая социальная модель, производная от императива власти, но теперь уже власти безграничной. То есть это попытка установления нового рабовладения, которое включает в себя власть не только над телом, но и над сознанием (душой). Можно назвать это пост-постмодерном, а можно и более определёнными религиозными терминами из Откровения Иоанна Богослова.

"ЗАВТРА". Разделение некоторых понятий теряет смысл. Герберт Уэллс, например, называл себя либерал-фашистом. И победил в истории как раз либерал-фашизм. Отсюда и цифровой контроль. В самом же либерализме изначально присутствовал изъян, поскольку человек вне общества жить не может.

Вардан БАГДАСАРЯН. Полемика вокруг этого продолжается, особенно в сфере образования. Американская модель была построена на культе раскрытия «индивидуумности»: дескать, человек сам выберет для себя, что хорошо, что плохо. Джон Дьюи, главный проповедник этого подхода, говорил, что в человеке есть врождённое нравственное начало, благодаря которому он выбирает добро, обучение и так далее. Но мы видим, что это, мягко говоря, не так. Отечественный педагог Пётр Лесгафт иронизировал по поводу потакания потребностям ребёнка: «Сначала конфета, потом конфета с ромом, потом ром с конфетами, потом просто ром».

Подход нашей школы с её классическим всесторонним образованием в советское время получил развитие: знания плюс социализация, человек — существо социальное. Ребёнка вели к общественному идеалу.

"ЗАВТРА". Но такой подход возобладал не сразу?

Вардан БАГДАСАРЯН. Не сразу. 1920-е годы были периодом увлечения экспериментами в педагогике. Известно, что Крупская была ярой поклонницей Дьюи и даже пригласила его посетить СССР в 1928 году. Дьюи говорил впоследствии, что нигде, кроме как в СССР, не были реализованы в такой степени его идеалы. Но когда в начале 1930-х стали проводить ревизию этих экспериментов, то поняли, что отказ от предметов, от учебников, от классно-урочной системы таит большие угрозы. Дьюи воспринимал учителя (как у нас либералы сегодня) как «навигатора» и «мотиватора», а не как воспитателя.

Сегодня у нас тоже, в духе Дьюи, говорят о «практико-ориентированном подходе». А что такое практика без теории? Это дрессировка!

"ЗАВТРА". С начала 1930-х годов мы вернулись к классической школе.

Вардан БАГДАСАРЯН. Да, обогатив её необходимыми элементами модерна. Это определило лицо той системы, о которой Джон Кеннеди позже скажет: «СССР выиграл космическую гонку за школьной партой».

Но к концу 1980-х годов начался слом этой системы, хотя Советский Союз к тому времени достиг максимума в развитии педагогической мысли. В частности, такой вершиной являлись теории развивающего и проблемного обучения, применяемые в настоящее время в элитных школах Запада.

Когда сегодня очень интересующийся образованием Герман Греф утверждает, что в эпоху интернета давать знания как информацию не имеет смысла, а надо учить навыкам, кому-то может показаться, что он прав. Но ведь и в советской педагогике критиковалась система обучения, как освоение некого объёма информации, осуждалась механическая зубрёжка. Но различие с грефовским подходом состояло в том, что приоритет отдавался нравственному и интеллектуальному развитию личности. Вначале — развитие человека, а уже на этой основе — овладение умениями и навыками. Когда же формируют навыки, как предлагает Греф, без исходного личностного развития, это называется иначе – дрессировка. Не гармонически развитая личность оказывается целевым ориентиром, а «дрессированный человек».

После крушения СССР педагогика фактически умерла, остались только педагогические технологии. А технология ведь есть не более чем инструмент. Инструмент чего? Какой идеологии? Вспомним, что происходило у нас в постсоветское время. Вначале нам советовали брать пример с американцев. Потом выяснилось, что их школа плоха.

"ЗАВТРА". Полагаю, что кто-то это знал заранее.

Вардан БАГДАСАРЯН. Возможно. Потом стали хвалить финскую систему. Да, финны всегда показывали неплохие результаты в базовых знаниях. Но не более того. Я всегда, когда оппонирую их методу, напоминаю, что самый высокий уровень суицида среди европейских детей отмечен именно в Финляндии. Значит, что-то не в порядке с финской школой. Хорошо, что увлечение ею прошло. Теперь на слуху Сингапур, показывающий действительно выдающиеся результаты.

"ЗАВТРА". Сингапур славится достижениями на математических олимпиадах. Впрочем, как и мы.

Вардан БАГДАСАРЯН. У сингапурцев групповой подход, они разбиваются по четвёркам-пятёркам и доводят все действия до автоматизма. Но это работает только на конфуцианской почве. Для нас, людей православных и советских традиций, это не подходит. Мы принадлежим к иному цивилизационному типу, с которым и должна соотноситься наша школа.

"ЗАВТРА". Человека стремятся переделать не только через образование (кстати, до Грефа образованием занимались и Сорос, и Ходорковский). То же самое проводится и через искусство, которое тоже не бывает невоюющим. В Британии этим летом поставили оперу «Жизнь и смерть Александра Литвиненко», где последнюю арию главный герой адресует нашему президенту.

Из искусства уже давно сделали инструмент демонтажа человека. Если раньше человек мог понять, что портрет, например, прекрасен, в нём передано не только сходство, но и настроение, то в абстрактном искусстве уже невозможно понять, что такое прекрасное. Интересно, что ЦРУ спустя 50 лет рассекретило некоторые документы о сюрреалистической живописи, в которой, замечу, прекрасное отсутствует по определению. Оказалось, это было изначально нацелено на искажение образа человека. Когда представителям ЦРУ стали задавать вопросы, для чего это делалось, они ответили, что это было направлено против Советского Союза. Но почему это внедрили и в США? И кто заказчик такой войны? Ведь это война против человека как такового.

Вардан БАГДАСАРЯН. Были ведь генеральный план «Ост» и знаменитое высказывание Гитлера: «Школы, конечно, можно оставить. Но за школу они должны платить. Программы сделать такими, чтобы школьник знал как можно меньше. Скажите им, что школу надо очистить от коммунистической идеологии и приучить к практике».

Тут уместно вернуться к европейским истокам — к парадигмам Локка и Лейбница. Джон Локк рассматривал человека как чистый лист бумаги, на котором можно начертать любые письмена. Западная наука (особенно общественные дисциплины) вышла из этой установки — «конструирование» и «разборка» человека. Иными словами, можно собрать социум и разобрать. Чисто технологический подход. А парадигма Лейбница строилась на том, что у человека есть душа — нечто неизменяемое, божественная сущность, монада. Разобрать и собрать человека, по мысли Лейбница, нельзя, так как он при таких попытках либо превратится в мутанта, либо его постигнет смерть. Эти парадигмы сталкивались в истории и сталкиваются по сей день: концепция технологов (человек как конструктор) и идеалистов (человек как нечто метафизическое, образ и подобие Божие).

И мы видим, что технологический подход побеждает. Это проявляется, например, в «цветных революциях», связанных с манипуляцией сознанием, сменах идентичностей. Но, что интересно: всегда в периоды максимальной напряжённости между Россией и Западом у русского народа вдруг включался некий дополнительный ресурс, который технологами не просчитывался, и технологии давали сбой. Дело в том, что западный конструктивизм никогда не доходил до уровня метафизики, до душевных человеческих глубин и непобедимого духа.

"ЗАВТРА". В книге И.И. Смирнова «Тропы истории. Криптоаналитика глубинной власти» описан IT-проект (на базе «Гугла» и прочих гигантов отрасли), который на основе больших данных довольно удачно прогнозировал тенденции во всех странах мира. За исключением России. На ней он споткнулся. Наша страна не просчитываема для современного Запада, по их представлениям мы давно должны были исчезнуть.

Вардан БАГДАСАРЯН. Прогнозы часто также представляют собой инструмент манипуляции массовым сознанием. Разработчик закладывает свои концепции, по ним и делаются прогнозы. Заложи другое видение мироустройства, и прогноз окажется принципиально иным. Под видом прогнозов осуществляется фактически политическое проектирование.

Некогда Адам Смит ввёл модель homo economicus («человек экономический»). Исходя из логики экономического человека строили прогнозы, теории, «рецепты». А человека экономического в реальной жизни не было и нет. Абстракция. Но она оказала существенное влияние в плане навязывания рецептуры рыночного фундаментализма.

"ЗАВТРА". Тем не менее западное общество кроили по этим лекалам, хотя люди, скорее, сотрудничают и взаимодействуют, чем пытаются друг у друга всё отжать и заработать друг на друге.

Вардан БАГДАСАРЯН. Израильский психолог Даниэль Канеман, в своё время получивший Нобелевскую премию по экономике, утверждал, что никогда (это слово он подчёркивал) в экономике не принимаются решения на основании экономических расчётов. Этот вывод рушит на корню всю пирамиду homo economicus. Человек руководствуется сложившимися ценностями, ситуативными предпочтениями, интуицией, эмоциями и тому подобным.

В 1990-е в России всё объясняли с помощью слов-заимствований (и их производных) из мира экономических категорий. А сегодня мы видим небывалый наплыв англицизмов (продвигаемый вплоть до уровня министерств), пришедших из компьютерного жаргона: «обнуление», «перезагрузка». Это ведь не просто мода.

"ЗАВТРА". В основе та же идея «разобрать/собрать».

Вардан БАГДАСАРЯН. Да. Слова содержат определённую семантику. Сознание может в возникающей перспективе загружаться, перезагружаться, обнуляться. Все эти тенденции в мировом общественном развитии действительно существуют, но их легитимизация означает фактически соучастие в проекте выстраивания нового мирового порядка. К сожалению, даже люди из патриотического лагеря пользуются этими понятиями, не замечая, что этим закладываются определённые семантические карты.

"ЗАВТРА". В вашей книге описаны многие технологии и разновидности инструментов воздействия. Как сейчас работают с человеческим обществом?

Вардан БАГДАСАРЯН. Методологическая особенность моей книги в том, что технологии предлагается в ней рассматривать как инструмент, производную от ценностно-смыслового уровня. Зная ценности (что́ ценно для данного субъекта), цели (к чему он стремится на основании ценностей), проблемы (препятствия к достижению целей), управляющий субъект выходит на уровень понимания технологий — «клавиш», нажимая на которые он достигнет результата. Как видите, технологии появляются лишь на определённом этапе. Нам в этом смысле нужны не технократы, а идеократы, понимающие смысл применяемых технологий. Когда же технологии становятся самоцелью, средство и цель меняются местами, система оказывается блокирована инструктивистами, другое название которых – бюрократы.

Но технологии управления массовым сознанием действительно стали разрабатываться и применяться уже довольно давно. Вспомним эксперимент пятидесятых годов, произведённый Соломоном Ашем. Человеку предлагали, например, определить цвет какого-либо объекта: зелёный он, или, скажем, синий? Участник эксперимента видит, что цвет зелёный, но в группу с ним включены другие специально подобранные участники, которые настаивают, что синий. И испытуемый в итоге принимает версию неверного ответа, солидаризируется с мнением большинства. Это один из приёмов «промывания мозгов». Французский психолог Серж Московичи провёл аналогичный эксперимент. Только действовало не активное большинство, а активное меньшинство. Оно громко кричало, фанатично убеждало, что цвет синий, и в итоге заставляло индифферентное большинство присоединиться к агрессивно подаваемому, хотя и исходно неверному мнению.

Есть и технологии «окна Овертона». Технология построена на включение в пространство возможного элементов, которые исходно в ней считаются немыслимыми. Главное — внести соответствующий элемент в дискурс. И вот немыслимое становится радикальным, потом приемлемым, далее разумным, следующим шагом – стандартным, и, наконец, действующей нормой.

"ЗАВТРА". Успешно работающая технология.

Вардан БАГДАСАРЯН. Начинается, как вброс. Со всеми подтверждениями неприемлемости для объекта манипуляции. Но потом ставится вопрос: а, может быть, в некоторых ситуациях это возможно? Под влиянием натиска люди начинают колебаться… И в итоге провокационное содержание признаётся нормой — система меняется на противоположную.

Разве восприняли бы советские граждане критику социализма, если бы реформаторы начали с неё? Напротив, в рамках демонстрируемой приверженности социализму развёртывалась критика «буржуазных концепций». Но эти концепции, первоначально заклеймённые, включались в информационное пространство. Именно из «критики» и получали изначально советские граждане информацию об антисоветском дискурсе. Далее степень критичности ослабевала, начинали высказываться предположения, что оппоненты правы. И как итог переход к позиции – безусловно правы они.

Базовый вопрос семинарских занятий со студентами-историками: что такое история? Первый вариант ответа – история есть исторические факты. Ну, как же факты, следует возражение, если историки интерпретируют исторические события и явления по-разному. Перебрасывается мостик ко второй версии: история есть исторический процесс. Но ведь, выдвигается новое возражение, исторический процесс при применении разных методологических подходов будет различным. Есть цивилизационный подход, есть теория модернизации, в марксизме применялся формационный анализ – даже при сходной эмпирической базе представляемое видение исторического процесса, а отсюда и видение будущего, будут различаться.

Так мы приходим к пониманию, что в основе истории лежат когнитивные матрицы. Человек, сообщества людей в целом мыслят и действуют в пространстве когнитивных матриц. Фундамент матриц составляют определённые парадигмы, базовые шаблоны мировосприятия. Мысля в пространстве матриц, соответствующие субъекты – люди и сообщества — оказываются подчинены определённым стереотипам, выстраиваемым как следствие продуцирования принятия той или иной парадигмы. Мышление, свободное от стереотипов и парадигм, невозможно. Восприятие истории также сопряжено с парадигмой мировосприятия, будучи в соответствии с ней стереотипизировано и матрично выстроено. Какие бы факты и аргументы человеку или сообществу ни были бы представлены, если устойчивой остаётся его когнитивная матрица, все эти предъявления не будут иметь никакого значения.

Победы и поражения достигаются через навязывание своей матрицы и деконструкции матрицы противника. Если эта матрица установлена вами, то вы — победитель. Если это матрица чужая, а вы находитесь внутри неё, то бенефициар явно не вы. Кто устанавливает матрицы в современном мире, тот и оказывается его хозяином.

Но матрица не может быть выстроена без наличия системы ценностей и смыслов, составляющих её основу, то есть идеологии. А вот с этим у современной России большие проблемы.

"ЗАВТРА". В вашей книге на этот счёт приведена знаменательная цитата из Бжезинского. Смысл таков, что без идеологии Россия ни на что в этом мире претендовать не может.

Вардан БАГДАСАРЯН. Бжезинский выразился в том смысле, что Россия не может вступить в новую холодную войну, потому что у неё нет альтернативной глобалистам системы ценностей. Действительно, нельзя победить врага, во-первых, являясь частью системы врага; во-вторых, опираясь на ценности врага; в-третьих, играя по правилам врага. Отсюда вывод: для победы необходимо, во-первых, создание собственной россиецентричной системы вне системы западноцентричной; во-вторых, манифестация идентичных российских ценностей, отличных от ценностей Запада; в-третьих, формирование собственных правил большой геополитической игры, дающих системные преимущества России.

Россия, приходится констатировать, находится в матрице противника. Чтобы мы не вышли из этой матрицы постидеологии, осуществляется репрессинг смыслов. Отличие постидеологии от идеологии состоит в неартикулируемости базовых ценностей и идей, их нерефлексивности. Базовые ценности и идеи существуют, но они воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, не требующее специального осмысления. Постидеология предоставляет фактически безграничные возможности для зомбирования, поскольку метафизический уровень сознания населения в рамках постидеологической модели оказывается абсолютно отключён. Это и есть всеобщая дебилизация.

"ЗАВТРА". К этому можно добавить общемировую тенденцию — опору на ложные авторитеты. Упоминаемый выше Харари — открытый гей. Вместо религиозности человеку навязывают сциентизм, то есть везде царит наукообразность, теснящая подлинные знания. Веру в Бога заменяют верой в «экспертное мнение». А если нет Бога, то нет и богоподобия. А это прямая дорога к деформации человека, к трансгуманизму. Собственно, новый антропологический проект – это и есть трансгуманизм.

Вардан БАГДАСАРЯН. Говоря о наукоцентризме, нельзя не вспомнить теорию двух истин. Изначально знание было цельным, нельзя было заниматься естественными науками без понимания ценностей. Позже теория двух истин фактически вывела Бога за скобки. Религию, нравственность, этику отделили от науки. Затем включили «гильотину Юма». В чём её суть? Существует «есть-предложения» и «должен-предложения». «Есть-предложение», например, «стол есть» — это наука. А «должен-предложение» — некое долженствование, и это не наука. «Гильотина Юма» подчёркивала, что ценностное содержание к науке не имеет никакого отношения.

Но без ценностей существовать нельзя ни человеку, ни социальному институту. Поэтому и в науке стала латентно формироваться своя ценностная парадигма, но уже в отрыве от традиционной системы ценностей. Наука, оторвавшись от религии, сама превратилась в квазирелигию.

"ЗАВТРА". В самоценность.

Вардан БАГДАСАРЯН. Да. И это прекрасно понимают многие религиозные люди. По большому счёту, главная цель науки — земное бессмертие человека. Но ведь Бог создал смертного человека с бессмертной душой! Современная наука желает пересоздать творение по своему замыслу. Идея не нова, она звучала и в мифах о титанах, и в эпоху деятельности алхимиков, и на заре формирования советского проекта. Создать разумное существо без Бога и вопреки Богу. Одним направлением в реализации этих попыток явился концепт искусственного интеллекта, другим – трансгуманизм.

Вера во всемогущество науки господствовала долго. Но в эпоху постмодерна её позиции серьёзно пошатнулись.

"ЗАВТРА". Ей многие перестали доверять.

Вардан БАГДАСАРЯН. Даже в части покорения космоса наука утратила авторитет. Но принятие наукой ложных ориентиров на определённом историческом этапе не должно означать отрицания науки как социального института вообще. Важно говорить об отрыве её от традиционных ценностей и о смыслах, а соответственно, о необходимости восстановления связи с ними.

Наука же постмодерна стала фактически религией. Но не религией традиционной, а новой, идущей вразрез с традицией. Как к религии, к ней и следует относиться. И создание нового человека или постчеловека оказывается на поверку не столько научным, сколько квазирелигиозным и антирелигиозным по отношению к традиционным религиям проектом.

"ЗАВТРА". А рядятся они в радеющих за благо человечества. Но, как сказано в седьмой главе Евангелия от Матфея: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам узнаете их».

Вардан БАГДАСАРЯН. Тут на ум приходит, скорее, Откровение Иоанна Богослова. Происходящие в мире процессы развёртываются по сценарной линии Апокалипсиса. И в выстраиваемом грядущем мироустройстве идентифицируются черты империи Антихриста, власть которого легитимизируется под вывеской достижения всеобщего блага.

"ЗАВТРА". Да, новый порядок преподносится как благо.

Вардан БАГДАСАРЯН. А пожертвовать предлагается «немногим»: свободой воли. Отказ же от свободы воли есть отказ от распознания человеком добра и зла, выбора между ними.

"ЗАВТРА". Во имя безопасности! Всё на страхах строится.

Вардан БАГДАСАРЯН. Да, именно так. Помните, не так давно раскручивали тему международного терроризма? Всюду мерещились террористы…

"ЗАВТРА". Тут, конечно, надо вспомнить 11 сентября 2001 года и появившийся следом Патриотический акт, дававший невиданные ранее возможности надзора за гражданами. До этого Голливуд снимал фильмы про моральные терзания работников «прослушек», а сейчас все мы как на ладони: подслушивают, подсматривают, везде видеокамеры. И все свыклись с этой данностью.

Вардан БАГДАСАРЯН. Мы отдали свободу в обмен на безопасность. И если кто-то предпринимает действенные шаги против этого триумфа пост-постмодерна, то его, конечно, сразу квалифицируют как угрозу для общества. Тот же Харари рассуждает так: несмотря на все обвинения в адрес XX века, тоталитаризм тогда был невозможен, так как технически не обеспечивал надсмотрщика (охранника), приставленного к каждому человеку. Сейчас такая возможность появилась.

Помните восторг 90-х, связанный с новыми технологиями? Компьютеры были призваны «продвинуть» нас ещё быстрее вперёд, к демократии! А попали мы в круг тотального контроля, в новый фашизм, в модель власти Антихриста. Человечество вплотную подошло к моменту, когда оказалось технологически возможно взять его под полный контроль.

"ЗАВТРА". Свобода выбора автоматически исчезает.

Вардан БАГДАСАРЯН. Да, и это, в общем-то, главная, длящаяся веками тема, на которой разошлись в своё время православный мир и западное христианство. Августин и продолжатель его Жан Кальвин учили, что всё в этом мире предопределено. А если так, то грешники и праведники уже «назначены»: есть богоизбранные и богоотверженные. Эта идея тотального предопределения выросла в главную проблему Запада: как понять, кто избран, а кто нет? Макс Вебер показал, что мерилом избранности с эпохи кальвинисткой Реформации стал денежный успех. Истоки современного тоталитаризма лежат именно в идее предопределения.

В православии же совсем другой подход. Для него исходная дифференциация избранные – отверженные была неприемлема. Ключевая этическая идея в отличие от этики протестантской – свобода воли. Человек в каждый момент времени выбирает между добром и злом, «поле битвы», как писал Достоевский, — «сердца людей»…

"ЗАВТРА". В парадигме «нового антропологического проекта» понятия добра и зла не предусмотрены. Даже в голливудских фильмах 1940-х годов мужчины ведут себя как мужчины, женщины — как женщины, взрослые — как взрослые (а не изнеженные «инфантилы»). Границы между добром и злом были обозначены довольно чётко. В современном кино они всё сильнее размываются. Исчезнут ли они вообще?

Вардан БАГДАСАРЯН. В свойствах науки — мыслить триадами, это полезная методология. Но в нынешней ситуации полезнее дихотомический подход, ведь любая система в конечном итоге выстраивается вокруг противоположностей. А в современных образовательных программах, стандартах невозможно найти, что такое добро и зло! Что угодно есть, кроме этих базовых для любого социума категорий! Но без осмысления различия добра и зла мы не сможем разобраться, кто наши враги. Мы не сможем понять, почему наши предки поднялись 80 лет назад на «Священную войну». Без этого мы беззащитны перед онтологическим злом. Если понятия добра и зла размываются, то такое общество ждёт неминуемый распад.

Эта проблематика была отправной точкой размышлений Ницше. Он утверждал, что Древнюю Грецию победили софисты. Первоначально умами владели мудрецы, исходившие из традиции. Их сменили философы, исходившие от рассуждений. А софисты были «специалистами по мудрости»: брались что угодно доказать и тут же это опровергнуть. Так, они могли доказать необходимость идти воевать за свой полис. И тут же убедить толпу, что защита полиса лишена смысла. Так погибла античная цивилизация. По большому счёту это и был античный постмодерн.

Сегодня всё то же, но в планетарных масштабах — релятивизация охватила почти весь мир. Лишь кое-где теплятся последние очаги традиционного понимания добра и зла.

Ведь сказать, что добро и зло индивидуально субъектны — значит упразднить их, признать, что у каждого они свои. Любая социальная сборка в такой ситуации уже невозможна. И в происходящей инверсии зло и добро часто меняются местами. То, что раньше считалось грехом, стало нормой. Для нынешней молодёжи быть целомудренным, или быть нестяжателем, или быть альтруистом — признак социального аутсайдерства.

"ЗАВТРА". Понятие «война» тоже размывается в последние годы.

Вардан БАГДАСАРЯН. Конечно. История войн действительно прошла ряд важных этапов. В эпоху Средневековья и раннего Нового времени полководческое искусство и дух воинов были решающими факторами. Войны модерна велись уже иначе, они стали столкновением систем — выросла роль пропаганды, демографических и экономических факторов.

Сегодня грань между миром и войной исчезла, так как весь мир превратился в пространство войны. И каждый человек — её «соучастник». Неслучайно так популярны сегодня идеи Антонио Грамши о культурной гегемонии. Спорт, ток-шоу, лекции, разговоры на кухне, мода — всё оказывается полем информационно-психологической войны за умы и сердца. Информационно-психологические войны были направлены уже не на поражение живой силы противника, а на подавление его воли. Но сегодня говорить об информационно-психологической войне уже недостаточно. Современные когнитивные войны преследуют цель не просто подавить волю противника, но подчинить его сознание. От технологий манипуляции массовым сознанием осуществляется переход к технологиям зомбирования.

"ЗАВТРА". У Грамши была интересная мысль о том, что понятия победы и проигрыша возникают в голове. Можно всё забрать у противника, но сформировать у него в голове идею выигрыша.

Вардан БАГДАСАРЯН. Сегодня, в эпоху симулякров, можно сочинить и войну, и мир. Внушить всё что угодно. В развале СССР уже работали эти технологии. Нам внушили, что история нашей страны — сплошное чёрное пятно. Была внедрена матрица, программирующая на разрушение. Если наше прошлое — сплошная череда преступлений, а наше общество патологично, то единственный выход — самоликвидация.

И до сих пор в школьных учебниках присутствует такого рода программирующие на самоликвидацию концепты, как, например, теория тоталитарного государства. В ЕГЭ входят вопросы о признаках тоталитарных государств. А отсюда один шаг до отождествления советского режима и нацистского, как проявлений тоталитаризма. Справедливое возмущение такими отождествлениями, принятыми на уровне ОБСЕ, было бы целесообразным инкорпорировать в образовательную политику, исключив теорию тоталитаризма, как антироссийский концепт, из наших же учебников и образовательных программ.

"ЗАВТРА". Надо всякий раз вовремя уничтожать, разбирать «по винтикам» вредные матрицы, накладываемые на нашу страну.

Вардан БАГДАСАРЯН. Да, потому что войны ведутся в режиме навязываемых матриц, и помимо эмпирического уровня информационно-психологических и когнитивных войн есть ещё уровни концепции и уровни парадигм.

"ЗАВТРА". В вашей книге вы сожалеете о том, что наши службы безопасности не могут пока эффективно работать в условиях сетецентричных войн. Думаю, если бы у нас появилось наконец Министерство госбезопасности, то многие юридические барьеры для такой деятельности были бы сняты. Появился бы Отдел когнитивных войн и многое другое, в том числе и с вашей помощью, полагаю. С чего-то ведь надо начинать системную матричную работу.

Вардан БАГДАСАРЯН. Победить систему может только система. В современных войнах недостаточно наличия пусть даже самого профессионального Министерства. Нужно, чтобы все социальные институции были включены в соответствии со своим профилем в систему обеспечения государственной безопасности. В противном случае возникнут точки уязвимости (ахиллесова пята), воздействуя на которые противник может поразить государство.

Начинать же надо с двух составляющих: в идеологическом отношении – с манифестации ценностей и смыслов, в методологическом – с овладения методологией ведения войн нового типа. Но, конечно, и то и другое может иметь перспективу только при кардинальных решениях на самом высоком политическом уровне, при готовности вести борьбу и победить.

"ЗАВТРА". Вардан Эрнестович, спасибо за беседу!

Илл.: Каков идеал современных людей? Квентин Массейс "Се человек", 1520 г.

1.0x