При всех различиях, в истории России и Франции есть общее: обе страны пережили две самые страшные и истребительные в мире революции — 1789-93 и 1917 гг., причем последняя, "российская", видимо, так и не пришла к окончательному завершению. Тем не менее, общие очертания их итогов уже более или менее ясны: вопреки промежуточным программам и обещаниям к власти в обеих странах, в конечном счете, пришел банковский интернациональный капитал, поправший тысячелетние устои народной жизни и поставивший под вопрос существование народов как таковых.
Так или иначе, проблемы "белых и красных", "левых и правых" в истории для Франции и России схожи. Это понимают и во Франции. Об этом размышляет бывший член Французской компартии (или — можно сказать и так — член бывшей ФКП, ибо, в отличие от многих, от своей прежней деятельности он не отрекался), социолог Ален Сораль в своей книге "Понять Империю" (пер. А. Коваленко, под ред. Н.Сперанской, М, Глобальный Революционный Альянс, 2012). В своем послесловии к книге профессор А.Г.Дугин пишет: "Слева Сораль… приходит к выводам, весьма сходным с теми, к которым справа пришли Ален де Бенуа, Жан Парвулеско или автор данного послесловия". Действительно, его анализ Французской революции XVIII века, равно как истории Франции после Второй мировой войны решительно отличается от привычного. Согласно Соралю, т.н. "Старый режим" (т.е. монархия) был почти во всем подлинно народным, основанным на вере и обычаях большинства французов и содержал в себе развитую систему сдержек и противовесов, державшуюся на правах, обязанностях и собственности сословий, корпораций, цехов и т.л. В результате же Революции победил не народ, а группы посредников как часть уже формировавшегося Интернационала, идея какового на самом деле не "рабочая", а именно банкирско-посредническая. В этом смысле Вандея и другие народные контрреволюционные движения были более "коммунистичны" (точнее, коммунитарны"), чем сама Революция, уничтожившая аристократию и подавившую народ. Подавление народа Революция, уничтожение которой аристократии и подавление народа (именно так) и открыло путь "Интернационалу", или, как его называет автор на левом языке, "Империи" (для нас это слово, разумеется, имеет совсем иной смысл).
Общность между "Старым режимом" и "народным социализмом", согласно Соралю — в "христианском принципе Дара и обмена", которому противостоит ""идеология, состоящая из воли к власти, революционного насилия и социального пренебрежения, почерпнутого из Ветхого Завета". У этой идеологии есть и своя новая религия, заменившая жертву Христа "газовыми камерами Шоа", и свои герои — "якобы угнетенные псевдоменьшинства, на самом деле не такие уж и обижаемые и весьма активные".
В том же ключе Сораль оценивает Францию 1945–1969 (или 1973) гг., одухотворенную тем, что он называет Пактом Сопротивления — открытым (в годы войны) или полусокрытым согласием между генералом де Голлем (даже в годы его формального отхода от дел) как представителем "старой Франции", и ФКП — партией рабочего класса и "народной толщи", в которой он усматривает, очевидно, "вандейские" черты. "Внедрение в голлизм "людей Банка": от личного представителя Ротшильдов Помпиду до прямого изменника голлизму Николя Саркози, заключившего новый "пакт" с "бобо" ("буржуазной богемой") и "вернувшего" Францию в НАТО — с одной стороны, и фактическое упразднение ФКП с разделением ее на левые группы, союзные либертарианской Социалистической партии "бывшего вишиста" Миттерана — две составные части единой "спецоперации" по разрушению "социально левой" и "моральной правой" в духе Шарля де Голля и Шарля Морраса (1868-1952, монархист, создатель и руководитель движения "Аксьон Франсез").
Кое-чего Ален Сораль либо в силу своего чисто левого прошлого, либо по более серьезным причинам не договаривает. Известно, что генерал де Голль был готов завершить свое правление восстановлением монархии во Франции и, возможно, в Европе, как он сам прямо писал в Воспоминаниях, "накануне Второго Пришествия". Но, по сути, Сораль, убежденный в том, что "существует правая мораль, которая, если поразмыслить, является союзником левой экономики и социальной политики", говорит о том же: “Власть денег начинает заявлять о себе только тогда, как показывает Юлиус Эвола в "Восстании против современного мира", когда священническая каста отрывается от королевской власти и вступает с ней в соперничество (от себя заметим, в России подобное произошло накануне Февраля 1917 года — В.К.)… Отсюда постоянно встречающееся желание у всех серьезных противников современной демократии… обрушить власть денег через возвращение к абсолютному порядку, совмещающему в себе воинские и религиозные стороны. Одна лишь военная власть без обращения к сакральному перед лицом силы денег неизбежно приведет к поражению". Интересно здесь — после ряда исторических примеров — заключение: "Если не собраться с умом, то завтра нечто подобное грозит и солдату Владимиру Путину перед лицом либерала-торговца Дмитрия Медведева".
Кто-то, конечно, тут же скажет, что это "взгляд со стороны"… Пусть так.
