Авторский блог Владимир Карпец 00:00 17 сентября 2015

Битва за историю

Константин Николаевич Леонтьев был первым русским мыслителем, увидевшим отсутствие противоречий между исторической российской (монархической) государственностью и социализмом: "Коммунизм в своих бурных устремлениях к идеалу неподвижного равенства должен… привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законам, резко очерченным…" Социализм, понятый, по Леонтьеву, "как следует", есть не что иное, как "новый феодализм совсем уже недалекого будущего", он будет утверждаться "среди потоков крови и неисчислимых ужасов анархии". Как оно, собственно, и было.

Теория государства и права говорит (разумеется, приблизительным образом) о двух путях их развития — "восточном" и "западном". В первом случае власть первична по отношению к собственности, во втором — наоборот. Несмотря на то что такая формулировка была выработана ещё в советское время, это почти точная отсылка к знаменитому труду Карла Шмитта "Суша и море" (1942). Россия в конечном счёте развивалась по восточному пути, определенному особенностями "месторазвития" — сочетания географического, климатического, гео­по­ли­ти­чес­кого, военного, религиозного, культурно-исторического и других факторов. Евразийцы говорили о целостной "чаше" — низине от Тихого океана до Карпат и от Ледовитого до Тибета и Гималаев. Кроме отдельных местностей (Новгородская и, в меньшей степени, Псковская земля) народное хозяйство было в целом и не могло не быть нерыночным… В 2000 году военный экономист А.П. Паршев сформулировал так называемую горькую теорему, согласно которой: "В конкурентной борьбе за инвестиции, если игра ведётся по правилам свободного мирового рынка, почти любое российское предприятие заведомо обречено на проигрыш". Перед этим он пришел к таким выводам в книге "Почему Россия не Америка" (М., 1999). Понятия "капитализм" и "социализм" Паршев рассматривает вне идеологических критериев и указывает, что для России социализм — условие выживания и развития.

Можно, впрочем, слово "социализм" и не употреблять, тем более устройство России — Русiи было таким до 1762 года ("Указ о вольности дворянства"): действовало непреложное правило "крепости" — крестьянин был "крепок земле" аристократа только до тех пор, пока последний был "крепок" государю службой. В.О. Ключевский называл это "тягловым государством", а мы вполне можем говорить о "цивилизационном социализме". Несмотря ни на что, в эпоху "петербургской империи" при сохранении царской власти, Церкви и крестьянской общины сохранялась возможность вернуться на этот путь. Да, духовные и идеологические "знаки и возглавья" старой Руси и СССР менялись, но "структура" была почти та же самая. Аскетизм, самоотречение и самоотвержение в равной степени требуются в обоих случаях — и православного "тяглового государства", и "русского социализма" ( в отличии от либертарного "еврокоммунизма").

Константин Николаевич Леонтьев (1831—1891) был первым русским мыслителем, увидевшим отсутствие противоречий между исторической российской (монархической) государственностью и социализмом: "Коммунизм в своих бурных устремлениях к идеалу неподвижного равенства должен… привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законам, резко очерченным…" Социализм, понятый, по Леонтьеву, "как следует", есть не что иное, как "новый феодализм совсем уже недалекого будущего", он будет утверждаться "среди потоков крови и неисчислимых ужасов анархии". Как оно, собственно, и было. "Переворачивание" революции, связанное с идеей "социализма в одной отдельно взятой стране", Константин Леонтьев предсказал точно. К несчастью, любой "вождизм" ограничен жизнью и смертью вождя.

Но есть ещё более глубокие сближения. Святоотеческое учение о собственности, лежащее в основе православной этики, так же далеко от пресловутых идей о "священной частной собственности". Не Прудон, а святитель Василий Великий назвал собственность — именно всю собственность, собственность как институт — кражей. Вот ещё пример — св. Иоанн Златоуст: "Он (богатый. — В.К.) становится благим, когда раздаёт своё богатство,.. а до тех пор, пока сдерживает его при себе, он не бывает благим… неимение денег служит признаком доброго человека" ("Толк. на 1 Тим.").

Можно сказать, что естественные законы русского месторазвития оказались исторически соединёнными с основами православной этики. Всё это и стало "тысячелетней русской парадигмой".

"Нас губит — капитализм. Причем капитализм как таковой, а не только либеральная его разновидность, — cпра­вед­ли­во говорит Н.Н. Сомин. — Наша русская история показала, что нет воли Божией на капитализм в России… Кто знает, чем кончатся грядущие катаклизмы. Может быть, окончательной гибелью России, а может быть, её возрождением. Ибо в такие моменты, когда сдвигаются глубинные пласты народного сознания, возможно всё. В том числе — и православная монархия, ставящая своей задачей созидание православного социализма".

Нам необходимо здесь и новое политическое мировоззрение. На наш взгляд, оно возможно как совершенно новое — в рамках "Четвёртой политической теории" (А. де Бенуа, А.Г. Дугин), "русский образ" которой автор этих строк называет социал-монархизмом и готов представить некоторые наработки.

1.0x