В начале декабря с.г. была распространена информация о том, что в Госдуме рассматривается вопрос о таких изменениях в Трудовом кодексе РФ, которые "обяжут россиян работать только по специальности". Речь идет о значительном расширении "профстандартов" и запрете работодателям принимать на работу лиц без соответствующего образования — для государственных учреждений с 2016 года, для всех остальных — с 2029 г. Намеки и слухи вызвали бурный всплеск негодования либеральных СМИ и "общественности", в основном "креативного класса". Естественно, Госдума не замедлила "опровергнуть" свои намерения, заявив, что дело касается лишь таких профессий, как врачи, учителя, летчики и т.д. Как всегда, нынешний "политический класс" действует в стиле знаменитой школы танцев: "две шаги налево, две шаги направо, шаг вперед и две назад".
Разумеется, в "бурлении волн" господствовал мотив "возвращения крепостного права", периодически всплывающий среди русофобских страшилок. Но о том, что такое, на самом деле, крепостное право в Русской истории, знать не желают. Самое характерно, что самые "черные описания" советских марксистских историков и их продолжателей как раньше работали, так и продолжают работать на русофобию (включающую в себя также и антисоветизм).
Крепостное право как таковое есть, вопреки марксистам и либералам, не атрибут феодализма, а признак его отсутствия. В ходе окончания "ордынской эпохи" в Московской Руси сложилось, по сути, "Государство общего дела" или "тягловое государство" (В.О.Ключевский), в котором "одни служили и воевали, а другие кормили тех, кто служил и воевал" (он же). Ключевский называл Русь "государством всеуравнивающего полновластия". Изначальное понятие — "крепость", она же "круговая порука", в которую входил и сам Царь. Безусловно, прикрепление человека к месту — к службе ли, к земле ли (но не к ея владельцу!) — действительно важнейшая составляющая Государства-крепости, но его люди — именно "государевы люди", а не "крещеная собственность" (как в конце XVIII в). Даже уход — крестьян, "в казаки", позднее у старообрядцев — становится новыми тяглом и службой — в освоении новых земель. Для всякого же, желающего "не служить", всегда открыты ворота иноческий — то есть иной — путь.
Сегодня же "государево тягло и служба" — это и есть жесткое прикрепление человека к профессии, к получению которой он готовился много лет — государством. И в условиях постоянной непрекращающейся военной угрозы России — как в Московскую эпоху, так и теперь — это строго необходимо и справедливо. Важно лишь, чтобы это не превращалось в "отчётную формальность", к чему всегда склонна бюрократия.
Даже не меры Петра Великого, но лишь Указ о вольности дворянства 1762 года превратил крепость в крепостничество, когда крестьянин оказался прикреплен лично к барину, получившему "право" не служить Царю, и даже служить иностранным правителям (точная аналогия с положением нынешней "элиты", отличающейся при этом от старого дворянства в худшую сторону). Этот указ, кстати, породил и тогдашний "креативный класс", как и сегодня бездельно глядящий на Запад. После 1762 года было лишь два пути — или вновь "закрепостить" дворян службе, или отпустить всех крестьян, открыв дорогу буржуазному развитию (на наш взгляд, первое в условиях "российского месторазвития" было предпочтительнее). Петербург держал паузу, но она оказалась слишком долгой.
Сегодня, тем более, что мы стоим на пороге самой опасной войны в мировой истории, речь действительно должна идти о всеобщем "закрепощении" — государстве жестких профессионалов, "государстве труда" (конечно, для гениев должны быть исключения — но именно для гениев, а не для "дилетантов широкого профиля"). Желающим же выйти из всеобщего тягла может быть предоставлена лишь одна свобода (кроме монастыря) — свобода уйти из тягла, получив землю в пожизненное и наследственное пользование — без права продажи — для возделывания. Здесь есть и теоретические наработки, например, А.В.Чаянова, и современный практический опыт, того же Г.Л.Стерлигова.
В городах же — пока без них невозможно — "прикрепление к профессии" — единственный верный путь. Он же, кстати, будет способствовать оформлению и развитию устойчивых новых (часто непривилегированных) сословий, имеющих постоянные интересы и представительство — вместо отжившего партийно-идеологического — в высших представительных органах. Здесь уместно приглядеться и к зарубежному историческому опыту, например, к Хартии труда Испании 1938 года. Не "свобода, равенство, братство", а "крепость, народ, труд" — вот девиз Русского будущего в социально-трудовой области.
Илл. С. Иванов. Смотр служилых людей (XVI—XVII века)
