9 июня Государственная дума 360 депутатскими голосами "за" утвердила Эльвиру Набиуллину в качестве главы Банка России ещё на пять лет. В тот же день Минфин РФ предложил квалифицировать "биткоины" и другие "криптовалюты" в рамках российского законодательства как "иное имущество", для операций с которым нужно будет обязательно идентифицировать её владельца и получателя. Что-то вроде финансового "травмата", а то и "огнестрела".
Не исключено, что два этих события находятся в тесной связи между собой.
Сразу скажу, что не являюсь сторонником деятельности Эльвиры Сахипзадовны на занимаемом ею посту. Хотя начатую под её руководством новую "золотую" политику считаю в нынешних условиях категорически правильной. Точно так же всегда был против любых попыток ограничить оборот наличных денег и ввести монополию сетевых банковских "электронных финансов", включая "криптовалюты". Особенно — в России. Поскольку государство, ограничивая оборот наличных денег, а равно и других финансовых инструментов, эмитированных от имени этого государства, де-факто признаётся в своей несостоятельности, в том, что не контролирует полностью финансово-экономическую ситуацию в стране и не желает этого делать, то есть, по сути, отказывается от существенной части своего суверенитета.
Но, как выяснилось, именно здесь может таиться то самое проявление диалектического закона "отрицания отрицания", которое передаётся русской пословицей "Не было бы счастья, да несчастье помогло".
Согласно некоторым сведениям, ещё в 1990 году наши власти отказались от полного суверенитета над национальной финансовой системой, одним из последствий чего стала печально знаменитая "павловская реформа" 1991 года. И в соответствии с пакетом обязывающих международных документов, подписанным ещё первым (и последним) президентом СССР М.С.Горбачёвым, а впоследствии подтверждённым Б.Н.Ельциным, включая статус Российской Федерации как субъекта-правопродолжателя Советского Союза, данная система была подчинена правилам "вашингтонского консенсуса", в том числе — по всей линейке денежных агрегатов, номинированных в национальной валюте. Что, помимо прочего, ведёт к ограничению объёма рублёвой массы и, соответственно, к установлению Центробанком РФ завышенных процентных ставок по кредитам (у приоритетных проектов другая схема целевого финансирования, но их всё равно нужно "защищать" в рамках общего лимита). И введенные "коллективным Западом" в 2014 году антироссийские санкции должны были как раз "умножить на ноль" всю российскую экономику: в соответствии с фундаментальным принципом "нет долларов — нет рублей".
Эффект оказался не настолько убийственным, как предполагали наши зарубежные "партнёры", но для отечественной экономики чрезвычайно болезненным: для компенсации негативных последствий пришлось тратить золотовалютные резервы, как явные, так и скрытые, на общую сумму свыше 500 млрд долл. за три года. Поскольку на отмену санкций в обозримом будущем рассчитывать, скорее всего, не приходится, а резервы в любом случае не бесконечны, ситуация требовала — и чем дальше, тем больше! — нестандартного решения. Которое и было предложено в виде признания и введения собственной, суверенной, национальной "криптовалюты". В качестве рабочего варианта её названия пока предложено использовать термин "руткоин", но название не главное. Главное — что никакие лимиты "пакта 1990 года" на неё не распространяются и распространяться не могут в силу а) отсутствия 28 лет назад, на момент подписания, самого понятия "криптовалют" и б) отсутствия соответствующих юридических новелл в действующих документах.
Главный плюс понятен: эмиссия "руткоина" будет полностью подконтрольна российским властным институтам, государственным или даже корпоративным, по типу Федрезерва США. Эти средства можно будет использовать для любых целей, прежде всего — инвестиционных. В нужных объёмах и под любой процент. А вот их вывод на потребительский рынок, видимо, будет (и так правильно!) максимально затруднён: возможно, так же, как это было с "безналичным" советским рублём. Тем самым в Российской Федерации может быть восстановлена доказавшая свою эффективность для реального сектора экономики во всём мире (включая Советский Союз сталинских времён и США эпохи "нового курса" Рузвельта) трёхконтурная модель денежной системы, де-факто разделяющая валюты для инвестиций, внешних и внутренних расчётов.
Главный минус тоже понятен — "руткоины" в правовом поле нельзя признавать валютой: ни национальной (в противном случае нужно не только изменять действующую Конституцию РФ, но и подводить данный инструмент под действие "пакта 1990 года", что лишает всю операцию смысла), ни иностранной (поскольку ни одно иное суверенное государство не сможет выступать субъектом эмиссии), ни международной (поскольку это компетенция МВФ как структуры ООН). Если же предложение Минфина связано с необходимостью выйти из этой юридической ловушки, а продление срока полномочий Эльвиры Набиуллиной как председателя Банка России — с уверенностью Кремля в том, что она не "подведёт", то такую смену позиций отечественной "властной вертикали" относительно статуса "криптовалют" следует признать, как минимум, многообещающей. Хотя угрозы на этом пути, разумеется, никуда не исчезли и, в случае "перехвата управления" над ЦБ России, могут привести к катастрофическим последствиям для нашей страны. Но "кто не рискует — тот не пьёт шампанского", а реальная возможность выйти из-под ярма "вашингтонского консенсуса", формально не нарушая своих обязательств перед западными "партнёрами", наверное, делает в нынешних условиях потенциальное соотношение "выгода/риски" в данной операции не просто приемлемым, а почти оптимальным выходом из ситуации.
