Сообщество «Форум» 17:01 9 февраля 2021

Былое-поучительное: Плеханов-Бельтов и Максим Горький

Дистанционный лекторий Русского Всеобуча. Российский общественный университет Знаний имени А.Л Шанявского

БЫЛОЕ-ПОУЧИТЕЛЬНОЕ: Плеханов и Горький

МТОДУЗ: факультатив проф. В.В. Шахова "Светская этика и светская духовность"

Накануне 1917-го:

Плеханов и Горький

«…Наступают времена М. Горького, бодрейшего из

бодрых, и вместе с ними наблюдается падение на

хандру…»

Леонид А н д р е е в

«Художник - это человек, который умеет разработать свои личные - субъективные - впечатления, найти в них общезначимое - объективное - и который умеет дать своим представлениям свои формы…»

Из письма М. Горького К. Станиславскому

«Есть Россия молодая и старая… У последней… нет

больше ни сегодня, ни завтра… Молодая Россия - вся в будущем. Быть может, сегодня у неё пасмурно, но она постоянно чувствует свое завтра. Книгу новой русской истории напишет демократия, и некоторые листы этой книги уже пишутся…»

М. Г о р ь к и й ( «Киевская мысль», 1914, 1 июня)

… Заговорили о Подстепье, о Доне, Воронеже… Алексей Пешков

«заглядывал» в эти места. Совсем рядом с плехановской Гудаловкой - Грязи,

Добринка. Осенью 1888-го пришёл сюда в ветхом пальтишке, стоптанных сапогах парнишка из Нижнего Новгорода. На глухой станции рабочие руки были тогда нужны. Приняли Алексея вторым ночным сторожем. За 12 рублей в месяц стерегли они ( «первым» сторожем был Иван Черногоров) хлебные лабазы да вдобавок вменено им было в обязанность работать за грузчиков. Иван Васильевич Черногоров позднее напомнит о себе своему сотоварищу,

которого узнает весь мир, напомнит о Добринке, о том, как среди больших мешочных «чувалов» читал Пешков ему и другому сотоварищу - железнодорожному сцепщику - свои сочинения.

Воспоминания о степной Добринке, о Подстепье… Волжские воспоминания… Плеханов рассказывал о «саратовской эпопее». Алексей Максимович говорил, что в памяти сердца и разума вспыхивает потрясающе исключительное впечатление, которое можно, пожалуй, сравнить с тем, что в своё время испытал Глеб Успенский в Лувре перед Венерой Милосской. На нижегородской выставке 1896 года слушал Горький олонецкую сказительницу Орину Федосову:

- Федосова - это олицетворение старой русской народной поэзии, она и сама, по внешности своей - старая, спетая песня… Она вошла, в пояс поклонилась публике, села в кресло и - на её коричневом, морщинистом лице вдруг вспыхнули два ясных огонька - её живые вдохновенные глаза, и вслед за её взглядом на зал - в зале раздался задушевный голос, говоривший старинную народную былину о Добрыне… повеяло седой стариной, поэзией русского народа, простой, но могучей, такой тоскливой и удалой… Она живая легенда, и, полуумирающая, - она всеми остатками своей жизненной энергии воскрешает перед публикой умирающую эпическую поэзию…

Нравился Георгию Валентиновичу горьковский Василий Буслаев, по сердцу был ему буслаевский энергичный монолог («Эх-ма, кабы силы да поболе мне…»); импонировал ему страстно-пассионарный порыв былинного молодца («Жарко бы дохнул я, снега бы растопил…»), который ходил по земле

отчерусской, церкви-монастыри строил, садил сады, всячески, как невесту свою, лелеял-изукрашивал землю родную.

Максим Горький вселял уверенность, побуждал, призывал, пророчествовал: «…Новый век - воистину будет веком духовного обновления… Многие испытают великие мучения, - множество погибнет людей, но ещё больше родит их земля, и - в конце концов - одолеет красота, справедливость, победят лучшие стремления человека» (т. 28, с. 150).

К.Д. Муратова в семинарии «М. Горький» (М., «Просвещение», 1981), фиксируя важнейшие даты жизни и творчества великого пролетарского писателя, акцентирует внимание на августе 1887 года, а именно - чтении в конспиративных условиях книги Г.В. Плеханова «Наши разногласия». Здесь же

отмечено присутствие ( 30 апреля - 16 мая 1907 года) М. Горького на 5 съезде РСДРП в Лондоне (как делегата с совещательным голосом), его знакомство с Г.В. Плехановым.

- О «Детях солнца» и о «Варварах» мне не раз приходилось слышать неблагоприятные отзывы. Мол, талант Горького падает… Мол, его новые драматические произведения слабы в художественном отношении и не удовлетворяют запросам времени… Так говорили даже люди, считающие себя ближайшими единомышленниками нашего высокоталантливого художника-пролетария. Теперь, когда я прочитал горьковских «Врагов», мне хотелось бы знать, что думают о них люди, пожимавшие плечами по поводу «Варваров» и «Детей солнца». Неужели и «Враги» кажутся им вещью слабой и несвоевременной? Чего доброго! Ведь это очень «сурьёзные» люди. Они умеют ценить искусство!..

- Что касается меня, грешного, то я скажу прямо: новые сцены Горького – превосходны. Они обладают чрезвычайно богатым содержанием, и нужно умышленно закрыть глаза, чтобы его не заметить…

- И, конечно, это горьковское сочинение нравится мне не потому, что оно изображает борьбу классов… Важнейший вопрос – насколько удовлетворительна именно х у д о ж е с т в е н н а я обработка злбодневного материала… Художник – не публицист. Он не р а с с у ж д а е т, а и з о б р а ж а е т. Тот художник, который изображает классовую борьбу, должен показать нам, как определяется ею душевный склад действующих лиц, как она определяет собою их мысли и чувства. Словом, такой художник необходимо должен быть п с и х о л о г о м. И новое произведение Горького тем хорошо, что оно удовлетворяет даже строгому требованию с этой стороны. «Враги» интересны именно в социально-психологическом плане. Я очень рекомендую эти сцены всем тем, которых интересует психология современного рабочего движения… Освободительная борьба пролетариата есть м а с с о в о е

движение. Поэтому и психология этого движения есть

п с и х о л о г и я м а с с ы. Разумеется, масса состоит из отдельных лиц, а отдельные лица не тождественны между собою…

- В новой пьесе Горького рабочий Левшин замечает по поводу убийства его товарищем Якимовым одного из собственников завода, жесткого Михаила Скроботова: «Эх, напрасно Андрей курок спустил! Что сделаешь убийством? Ничего не сделаешь! Одного пса убить - хозяину другого купить… вот и вся сказка». Так называемый терроризм – не пролетарский приём борьбы. Настоящий террорист – индивидуалист по характеру или по «независящим обстоятельствам»…

- А каким языком говорят все эти пролетарии Горького! Тут всё хорошо, потому что тут нет ничего придуманного, а всё «настоящее». Пушкин советовал когда-то нашим писателям учиться русскому языку у московских просвирен. Максим Горький, художник-пролетарий, у колыбели которого не стояли иностранные «бонны», не имеет нужды следовать пушкинскому совету. Он и без просвирен прекрасно владеет великим, богатым и могучим русским языком…

Июнь 1913 года: встречи в течение двух дней Георгия Валентиновича и Алексея Максимовича.

Одна из бесед :

Плеханов (читает): «Превосходная должность – быть на земле человеком, сколько видишь чудесного, как мучительно сладко волнуется сердце в тихом восхищении пред красотой!

Ну, да – порой бывает трудно, вся грудь нальётся жгучей ненавистью, и тоска жадно сосет кровь сердца, но это не навсегда дано, да ведь и солнцу часто очень грустно смотреть на людей: так много потрудилось оно для них, а – не удались людишки…

Разумеется, есть немало и хороших, но – их надобно починить или лучше – переделать заново»…

Горький: Алёша Пешков шёл босым сердцем по мелкой злобе и гадостям жизни, как по острым гвоздям, по точеному стеклу… Иногда так страстно хотелось избить мучителя-человека, и я так слепо бросался в драку, что даже теперь вспоминаю об этих припадках отчаяния, рожденного бессилием, со стыдом и тоскою…

Вначале это всего лишь детская мечта стать разбойником, грабящим «жадных» и делающим счастливыми страждущих. Потом - жутко волнующее чувство, когда хотелось встать на колени и крикнуть: «Я люблю вас, люди!» А затем уже возникает могучее волевое начало: сделать так, чтобы всё – и я сам – завертелось радостным вихрем, праздничной пляской людей, влюбленных друг в друга, в эту жизнь, начатую ради другой жизни – красивой, бодрой, честной…

Горький: Смысл многолетней общественной работы моей, как я понимаю её, сводится к страстному моему желанию возбудить в людях действенное отношение к жизни… Разве важны умственные построения, когда требуется освободить человека из тисков жизни, и разве нужно непременно на основании законов механики изломать старую, наработанную машину?…

Плеханов ( иронично, с намёком): Алексей Максимович, я помню слова «беспокойного читателя» из вашего рассказа: «Как же ты будешь вожаком, если с дорогой незнаком?»

Горький ( задумчиво). Тропы, пути-перепутья…Хмурыми осенними днями, когда не только не видишь, но не чувствуешь солнца, забываешь о нём, - осенними днями не однажды случалось плутать по лесу. Собьёшься с дороги, потеряешь все тропы, наконец, устав искать их, стиснешь зубы и пойдёшь прямо чащей, по гнилому валежнику, по зыбким кочкам болота – в конце концов выйдешь на дорогу…

Плеханов (вспоминая предшествующий разговор о Толстом):

Выйдешь на я с н у ю п о л я н у…

Горький: Лев Николаевич – из гениев гений… Но озоровал… Ох, как озоровал!.. В нём, как я думаю, жило дерзкое и пытливое озорство Васьки Буслаева…

Плеханов ( улыбаясь): Когда я читаю лекции по культурологии, непременно цитирую монолог, который Вы, Алексей Максимович, доверили произнести новгородскому озорнику и народному гению:

Эхма, кабы силы да поболе мне!

Жарко бы дохнул я – снега бы растопил.

Круг земли пошёл бы да всю распахал,

Век бы ходил – города городил.

Церквы бы строил да сады всё садил!

Землю разукрасил бы – как девушку,

Поднял бы я землю ко своим грудям,

Поднял бы, понёс её ко Господу:

- Глянь-ко ты, Господи, земля-то какова,-

Сколько она Васькой изукрашена!

Ты вот её камнем пустил в небеса,

Я ж её сделал изумрудом дорогим!

Глянь-ко ты, Господи, порадуйся,

Как она зелено на солнышке горит!

Дал бы я тебе её в подарочек,

Да – накладно будет – самому дорога!..

Горький: Дерзкое и пытливое озорство Васьки Буслаева удивительно уживалось во Льве Николаевиче Толстом, в этом яснополянском феномене с упрямой душой Аввакума, а где-то сбоку таился чаадаевский скептицизм. Проповедовало и терзало душу художника аввакумово начало. Низвергал Шекспира и Данте озорник яснополянский, а заодно и новгородский, и всея Руси. Чаадаевское же начало усмехалось над этими забавами души, кстати, и над муками её…

Плеханов (явно разделяя мнение собеседника): В предисловии к сочинению фон Поленца «Крестьянин» Лев Николаевич весьма сердито аттестовал, по его мнению, «совершенно лишенного поэтического дара Некрасова»…

Горький (улыбаясь в усы): Того самого, которого Вы, почтенный государь, в юности своей поставили в ы ш е самого Пушкина…

Плеханов ( с затаенной горечью): Был такой грех, Алексей Максимович… Самому Фёдору Михайловичу Достоевскому, у могилы Некрасова перечил… Но Лев-то Николаевич не только Некрасова лишает элементарного поэтического дара… «Весьма сомнительными поэтами» именует он Фета, Полонского, Майкова. Алексей Константинович Толстой для него – «искусственный и прозаический стихотворец», Надсон – «однообразный и слабый», Апухтин – «совершенно бездарный»… Суров был… Своим собственным аршином мериал, отмерял, оценивал… Но – великан из великанов, грандиозен, беспредельно по-русски талантлив…

* * *

Личные взаимоотношения, взаимные оценки двух крупнейших деятелей эпохи прослежены в работе Б.И. Бурсова «Плеханов и его современники» («Звезда», 1966, № 10, с. 202-210), в статье Г.П. Семановой «Г.В. Плеханов и М. Горький» («Русская литература», 1967, № 3, с. 51-71). И. З. Баскевич посвятил

данной проблеме эссе «Из истории отношений писателя и критика (А.М. Горький и Г.В. Плеханов)» (Горьковский сборник, Горький, 1968, с. 7-33).

В разное время к взаимоотношениям Плеханова и М. Горького обращались

ведущие культурологи и горьковеды ( В. Десницкий, С. Касторский,

И. Груздев, Б. Бялик, А. Волков, Б. Михайловский, С. Балухатый, В. Щербина, К. Муратова).

Традиции и преемственные связи…

Размышляя о наследии писателей-разночинцев, М. Горький «снова и внимательно перечитал» их произведения и в «Беседах о ремесле» признавался, что «эти разнообразно и размашисто талантливые люди, сурово и поспешно рассказывая тяжелую правду жизни, предъявляют… какое-то неясное… требование». Впоследствии М. Горький не раз скажет о том, что роль писателей-демократов и народников всё ещё недостаточно оценена в истории русской литературы. И здесь горьковская позиция во-многом «сближается» с позицией Г.В. Плеханова.

К сожалению, до сих пор бытует ещё мнение, что демократы были людьми хотя и даровитыми, но малообразованными, обладавшими отрывочными, несистематическими знаниями. Особенно отчётливо это мнение проявилось в ранних работах наших литературоведов. Таково, например, мнение Е. Лундберга о Левитове: «Рассказы и повести Левитова построены очень несовершенно. В них часто встречаются страницы лишние и неяркие… Ему некогда было выучиться хорошо писать и недоставало знаний». К.И. Чуковский в одной из своих ранних работ нашёл возможным сказать о М. А. Воронове: «Так как эту повесть писал неопытный юноша, не умевший управлять своим талантом, я счёл необходимым сократить её чуть не втрое, выбросить из неё целые десятки скучноватых страниц».

Да, демократы большей частью не смогли окончить высших учебных заведений. Да, они вели скитальческий образ жизни. Да, это давало повод иногда говорить о малой их эрудиции, о невозможности сравнивать с теми, кто вышел из дворянского сословия. Такое мнение, однако, в корне неверно.

Демократы и народники обладали незаурядными знаниями. Пусть не кончили они казённых учебных заведений (часто они странствовали вместо того, чтобы зубрить схоластические «ученые» трактаты; сами уходили из них, не мирясь с обстановкой рутины); пусть они не являлись владельцами домашних библиотек; и пусть гувернеры и заграничные наставники не давали им постоянных уроков - зато прошли они, эти народные заступники, свои «университеты». Такими университетами стали для них сама жизнь, участие в освободительном движении, сотрудничество в передовых журналах. Они сокращали сроки самообразования, схватывали, как говорится, на лету всё новое, значимое, что появлялось в литературе и искусстве. Решающую роль сыграло общение с энциклопедически образованными вождями революционной демократии - Чернышевским, Добролюбовым, Писаревым, Некрасовым, Щедриным.

Позднее «университетами» станут «для жаждущих и алчущих правды» сочинения Плеханова, Михайловского, М. Горького, Л. Толстого, Ленина,

Луначарского.

Постепенно приходила творческая зрелость, углублялись, совершенствовались познания, формировались демократические взгляды и убеждения, обозначалось оригинальное художественное лицо. Обнаруживая эрудицию, умение оперировать сведениями из произведений мировой философии и литературы, демократы-народники

с позиций русских прогрессивных просветителей брали под обстрел труды своих архиученых противников.

И Плеханов, и М. Горький полагали важным обстоятельством участие

разночинцев в журналах, где в 60 и 70-ые годы сосредоточились прогрессивные силы отечественной культуры. Исключительно важную роль в собирании

этих сил сыграл «Современник». В «Русском слове» печатались Н.В. Шелгунов, Д.И. Писарев, Н.А. Благовещенский, Д.Д. Минаев, Г.Е. Благосветлов, В.А. Зайцев, Г.И. Успенский, М.А. Воронов.

Говоря о журналах, в которых сотрудничали демократы, М. Горький называет «Дело». После покушения Каракозова на царя, в условиях политической реакции, были закрыты «Современник» и «Русское слово». Им на смену пришёл новый журнал демократических сил - «Дело», основные сотрудники которого (Н.В. Шелгунов, Г.Е. Благосветлов, В.В. Берви-Флеровский и др.) «остались верны идеям 650-х годов и сохранили в своих взглядах все характерные черты просветительства».

М. Горький внимательно изучал всё, что было связано с их жизнью и творчеством. Ему принадлежит несколько высказываний об их трагической судьбе. «…отцвели, не успев расцвесть, Помяловские, Кущевские, Левитовы, Вороновы и много других этого ряда. Литераторы-разночинцы - тоже «отщепенцы» и «блудные дети», их история - «мартиролог», т. е. перечень мучеников. Помяловского за время его учения в семинарии секли около четырехсот раз. Левитов был выпорот в присутствии всего класса; он рассказывал Каронину, что у него «выпороли душу из тела» и что он живет «как будто чужой сморщенной душой». М. Горький указывал на необходимость изучения того, «каковы были условия в прошлом и как они ломали, уничтожали ценных людей» ( заметим, что методологические и творческо-просветительские принципы М. Горького родственны плехановским историко-критическим установкам).

Архивы и книгохранилища несут в себе много примечательного,

взыскующего к осмыслению, творческому анализу и синтезу…

«Самое скверное на свете дело - это быть русским литератором. Живёт он - точно в пекле вертится из стороны в сторону», - с горечью писал Михаил Воронов; его «Заметку», имевшую иронический подзаголовок «Два серьёзных слова панегиристам, биографам, составителям некрологов», сочувственно

встретили свободолюбцы-гуманисты. Рано, трагически безвременно уходили из жизни даровитые россияне. Всего 27 лет от роду умер даровитый литератор И.И. Дмитриев, в какой-то «сырой, холодной, с зимующими комарами избе».

«Решетников, четырнадцати лет попав под суд, два года сидел в тюрьме, потом был сослан на три месяца в Соликамский монастырь; он умер дддвадцати девяти лет…», - напоминал М. Горький, заметив, что аналогичным образом складывались жизненные судьбы других «этого ряда». Рано ушёл из жизни саратовец Воронов; «скитальческая жизнь» роковым образом преследовала его до гроба; от покойного остался «небольшой портфель с разрозненными листками мелко исписанных бумаг, где наскоро записаны разные отрывочные сцены, мысли и планы задуманных очерков и повестей». Совсем на немного переживёт своего друга Левитов. Незадолго до кончины Левитов горько желал: «… если Бог не пошлёт чуда, то скоро придётся мне несть мою отуманенную голову на рельсы, под паровоз» (письмо А.А. Суворину от 13 марта 1876 года).

Саратовец Н.А. Соловьёв-Несмелов писал 22 июля 1874 г. Ивану Сурикову: «…дочитал биографический очерк Ф.М. Решетникова, - горько, премерзко на душе сделалось за эту избитую, израненную жизнь человека». Последние годы жизни Василия Слепцова (уроженца Воронежа) протекли на глазах у Несмелова, который в письмах Сурикову (также, в основном, не опубликованных) часто касается драматического положения умирающего в нищете знаменитого автора «Трудного времени»: «На днях познакомился с В.А. Слепцовым, который работал в «Современнике» (он лежит больной недалеко от меня…). «Трудное время» и другие его рассказы очень талантливые, ты, я полагаю, читал… На днях его перевезли из деревни в Саратов»,- сообщает он Сурикову. В письме излагаются подробности более чем бедственного положения крупного мастера отечественной словесности. В другом письме читаем: «В.А. Слепцов потрясён смертью Левитова (как мне ныне передавала его жена), после моего сообщения из твоего письма - совсем потерял сон, - он когда-то был дружен с Левитовым… Больной Слепцов тоже лежит, и когда я с ним говорил о Левитове (он лежит на диване и не может с него встать), то он сказал: нужно бы о нём написать - одно скверно, последнее дело - вот и диктовать не могу… совсем не гожусь…»

В одном из разделов мы уже обращались к замыслу Г.В. Плеханова

написать монографию о Левитове. Интерес к Левитову М. Горького тоже весьма симптоматичен. И в этом русле озабоченность В.А. Слепцова необходимостью «н а п и с а т ь о Л е в и т о в е» была близка И Георгию Плеханову, и Максиму Горькому, предлагавшему «обшарить провинцию», «посмотреть, нет ли чего-нибудь о Воронове и его друге Левитове».

* * *

Что же привлекало Плеханова и М. Горького в творческих индивидуальностях разночинцев-народников и демократов?

Ниже мы уже касались ряда аспектов монографического цикла

«Беллетристы-народники» Г.В. Плеханова.

И Плеханов, и М. Горький многократно предупреждали от опасности упрощенчества в сложной и противоречивой проблеме. В частности,

М. Горький настаивал на необходимости чёткого разграничения беллетристов-шестидесятников, семидесятников-восьмидесятников и народничества. Алексей Максимович считал, что «уложить в рамки народничества» таких писателей, как Слепцов, Помяловский, Левитов, Печерский, Гл. Успенский, Осипович, Гаршин, Короленко, Мамин-Сибиряк, Станюкович, значит исказить характер их творчества. «Ложем Прокруста» будет народничество Лаврова, Юзова, Михайловского даже для так называемых «чистых народников»-писателей. «Не входят в эти рамки» Златовратский, Каронин, Бажин,

О. Забытый, Нефёдов.

Анализируя горьковские оценки неповторимой манеры демократов, необходимо заметить, что уже у раннего Горького растёт и крепнет интерес к их достижениям ( и здесь справедливо отмечается рядом исследователей влияние

Г.В. Плеханова, одного из первых и наиболее объективных исследователей

наследия беллетристов-«народников»). Примечательно, что некоторые образы и мотивы произведений демократов ранний Горький своеобразно трансформировал в своих художественных опытах. О беллетристах-демократах он неоднократно писал в статьях начала ХХ столетия, в «Истории русской литературы», в письмах.

Высоко ценил Горький самобытный талант Н.Г. Помяловского. «Замечательно талантливый, умный, недостаточно ценимый», Помяловский был в числе тех авторов, которые оказали влияние на формирование мировоззрения будущего писателя. На это обстоятельство Горький указывапл в статье «О том, как я учился писать». В «Беседах о ремесле» он ещё раз останавливался на «влияниях» в ответ на замечания о «влияниях» вполть до Ницше он говорит: «Разрешу себе указать, что Помяловский-Череванин уже скончался, когда Ницше ещё не начинал философствовать. Я думаю, - продолжал Горький, - что на моё отношение к жизни влияли - каждый по-своему - три писателя: Помяловский, Глею Успенский и Лесков». «Возможно,- развивает свою мысль Горький, - что Помяловский «влиял» на меня сильнее Лескова и Успенского. Он первый решительно встал против старой, дворянской литературной церкви, первый решительно указал литераторам на необходимость изучать всех участников жизни - нищих, пожарных, лавочников, бродяг и прочих».

Юный Горький перечитывал Помяловского, входил в художественный мир писателя-разночинца; он «почувствовал», что мрачные «нигилисты» чем-то лучше благополучного Молотова». Позднее, уже зрелым писателем, он скажет о «Мещанском счастье», что «это одна из замечательных повестей в нашей литературе, одна из самых искренних повестей». Обратить внимание на самобытного литератора советовал Горький историку литературы Д.И. Овсянико-Куликовскому. К Помяловскому обращался он и в «Истории русской литературы». Особенно радовало Горького «положительное отношение рабочей массы к литературе старых писателей» ( в их числе - Помяловский).

Что особенно важно - Горький в статье «О том, как я учился писать» подчеркнул актуальность произведений Помяловского, в частности, его повестей «Молотов» и «Мещанское счастье»: «Кстати, - замечает Горький, - обе его повести весьма современны и очень полезны для наших дней, когда оживающий мещанин довольно успешно начинает строить для себя дешевенькое благополучие в стране, где рабочий класс заплатил потоками крови за свое право строить социалистическую культуру». Заметим, что заслуги Помяловского как непримиримого борца против мещанства, как одного из зачинателей важной темы, отмечал Горький ещё в начале ХХ века на страницах «Новой жизни» в «Заметках о мещанстве» (1905). «Только яркий и огромный Помяловский глубоко чувствовал враждебную жизни силу мещанства, - писал тогда Горький, - умел беспощадно правдиво изобразить её и мог бы дать живой тип героя, да Слепцов, устами Рязанова, зло и метко посмеялся над мещанством». Обратим внимание на то, что мещанство в этот период находилось и под прицелом Плеханова-публициста, Плеханова-журналиста.

Рядом с Помяловским Горький часто упоминает Слепцова, и это не случайно: Горький видит родство их крупных талантов, общность многих

тем, идейно-художественную, нравственно-духовную перекличку образов. «Из старых русских писателей очень советую прочитать внимательно - Лескова, Слепцова и Помяловского…» - пишет он П.Х. Максимову ( 18 - 31 января

1911 г., Капри). У Д.Н. Овсянико-Куликовского он спрашивает: «Не следует ли также внести в неё ( в готовившуюся в то время книгу - В.Ш.) характеристики Слепцова, Помяловского и Осиповича?»; «у Помяловского «любопытен Череванин, а у Слепцова - Рязанов, - писал Горький и добавлял: - Однажды А.П. Чехов сказал мне, что Слепцов лучше многих научил его понимать русского интеллигента, да и самого себя».

Художественная индивидуальность Слепцова в разные периоды жизни привлекала Горького, замечавшего всё, что относится к личности талантливого уроженца Воронежа. В статье «О писателях-самоучках» (1911) Горький популяризировал художественные опыты «писателей из народа», запечатлевших «живые человеческие души»; в них, замечал он, «звучит непосредственный голос массы», «они дают возможность узнать, о чем думает потревоженный русский человек». М. Горького радовало, что авторами были люди самых разнообразных занятий: рабочие, крестьяне, сапожники, дворники, извозчики, солдаты, даже каторжники. Эти люди жадно потянулись к знаниям. Взволновала М. Горького просьба крестьянина-ложкаря: «Пришлите, Христа ради, хорошего, живого чего-нибудь, а это не идет на душу! Слышал - есть поэт Суриков и Слепцов, прозаист, вот бы их мне».

В.А. Слепцову посвятил Горький статью («О Василии Слепцове») в качестве предисловия к книге «Трудное время» ( изд. З. Гржебина). «Крупный, оригинальный талант Слепцова некоторыми чертами сроден чудесному таланту А.П. Чехова, - писал Горький и пояснял свою мысль: - Хотя Слепцов совершенно не владел вдумчивой, грустной лирикой, чутьем природы и мягким, однако точныя языком Антона Чехова, но острота наблюдений, независимость мысли и скептическое отношение к русской действительности очень сближает ж этих писателей, далёких друг от друга в общем».

М. Горький указывает на уязвимое место, «ахиллесову пяту», многих писателей той эпохи - за народ принимать только большинство населения - крестьянство ( и здесь уместно сравнение (сближение-отталкивание) позиции

горьковской и плехановской). «Стремясь пробудить гуманное отношение к мужику, действительное внимание к деревне» («что и было достигнуто литературой»), писатели эпохи, по мысли Горького, упускали из поля зрения город, жизнь мещан и рабочих. Слепцов же чутко и прозорливо понял важность новой темы, приступив к её разработке в «Письмах об Осташкове». Последующее развитие страны, вплоть до 1905 - 1906 годов (когда «уездные гнезда российской косности очень тяжко показали устойчивость своего быта»), подтвердило правильность и перспективность духовно-поэтического поиска

талантливого художника и публициста. Слепцов, по М. Горькуому, «вообще брал темы новые, не тронутые до него», он повествовал о фабричных рабочих, об уличной жизни столичного города; слепцовские очерки «полны намёков - вероятно, бессознательных - на судьбу отдалённого будущего страны, полны живого смысла, для тех, кто пойдёт за ним, кто проверит правильность его поэтических гипотез»; и «его темы тотчас были подхвачены». Глеб Успенский с «Нравами Растеряевой улицы», А.И. Левитов и М.А. Воронов с «Московскими норами и трущобами», другие авторы «Современника», «Отечественных записок», «Дела», «Слова» активно включились в разработку «г о р о д с к о й»

темы.

Самобытен был Слепцов и в трактовке темы деревни; его отношение к деревне «заметно разнилось» с общим подходом к ней. Автор «Мёртвого тела», «Свиней», «Питомки», «Ночлега» с «печальной усмешкой» сомневается в том, о чём тогда «было принято думать и говорить о деревне». Слепцов, по определению Горького, «изображает мужика неумным, равнодушным к ближнему и своей судьбе, притерпевшимся ко всем несчастьям, почти безропотно подчиненном чужой воле тогда, когда ему ясно, что её цели и глупы и вредны его интнересам». Горький критически осмысливает высказывания

С.А. Венгерова (полагавшего, что Слепцов представил мужика «настоящим головотяпом»), мнение Скабичевского (упрекавшего Слепцова в «поверхностно скептическом отношении к деревне»), суждения других критиков. Но все их заключения, при всех известных просчётах авторов, зафиксировали характерное для Слепцова «расхождение с установленным эпохой литературным каноном».

«Расхождение с установленным эпохой литературным каноном» фиксировали Плеханов и Горький не только у Слепцова, но и у других

народников, демократов ( публицистов, прозаиков, лириков, мастеров газетно-журнальных жанров). Вот, например, тот же Решетников, те же Левитов,

Воронов, Засодимский, Нефёдов. В «Беседах о ремесле» Горький вспоминает, как он участвовал в спорах вокруг произведений о деревне Решетникова,

Н.и Гл.Успенских. «Знали мы и то, - замечает он, - что рядом со святыми мужиками Златовратского, Каронина и других живут вовсе не святые «подлиповцы» Решетникова, мужики Николая Успенского…». Плеханов и Горький ценят трезвый, сугубо реалистический подход к теме деревни.

М. Горький прослеживал эволюцию художественного раскрытия «деревенской» темы. «Лет пятьдесят мужика усиленно будили вот - он проснулся, - каков же его психический облик ?» - спрашивает Горький

(и здесь мы видим несомненную идейно-методологическую близость

горьковского анализа-синтеза и философско-нравственных установок автора труда «К психологии рабочего движения»).

М. Горький подчеркивает необходимость «отметить изменения лица давно знакомого героя»; его беспокоит эпигонство некоторых авторов, не сумевших новаторски отразить новые явления жизни крестьян. В журналах и альманахах начала ХХ века бытовали тексты, героем которых был «старый, знакомый мужик Решетникова, тёмная личность, нечто зверообразное». И - иронизирует Горький, - «если отмечено новое в душе его, так это новое пока только склонность к погромам, поджогам, грабежам» (Муйжель и др,). В «Истории деревни» Горький вновь вернулся к этой проблеме, подчёркивая, что большинство писателей изображало крестьянина по примеру Золя и Мопассана во Франции, а в России - Решетникова, Н. Успенского и «многих других до

Бунина, Подъячева, Вольнова» - человеком, «почти совершенно лишенным общественных чувствований, полуживотным, которое относится к подобным ему, как ко врагам его в борьбе за хлеб, за жизнь»; и если чувствовал себя мужик порой счастливым, то только по недомыслию, по «неведению трагизма жизни».

* * *

Георгий Плеханов и Алексей Пешков, всемирно известный как Максим Горький. Воронежец-донец и волгарь. Отпрыск небогатого дворянского рода из Русского Подстепья и нижегородец, сын столяра-краснодеревщика Максима Савватиевича и Варвары Васильевны, из мещанской семьи Кашириных.

Когда состоялась их «в с т р е ч а»? Когда почувствовали они идейно-духовное «сродство душ»?

Жизнь Алёши Пешкова «в людях»: «мальчиком» в магазине обуви, посудником на пароходе «Добрый», учеником-иконописцем, статистом в театре. Много читает. Мучительно переживает разлад между романтической мечтой и «свинцовыми мерзостями» действительности. В «Летописи» его жизни отмечен драматическими изломами 1887 год. В феврале скончалась его

бабушка. В мае ушёл из жизни дедушка. Повседневные неурядицы, нелепицы, неизбывная униженность и оскорблённость. Попытка покончить с собой выстрелом из револьвера. Предсмертная «записка»: «В смерти моей прошу обвинить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце». В прочитанной лирико-исповедальной повести А.И. Левитова свободолюбец-пассионарий мучительно размышлял о смысле земного бытия, тоже обращаясь к мудрому философу-психологу Генриху Гейне:

На проклятые вопросы

Дай ответы мне прямые:

Отчего под ношей крестной

Весь в крови влачится правый?

Отчего везде бесчестный

Встречен почестью и славой?

Спасло сближение с радикально настроенной студенческой молодёжью.

Импульсы к жизни, к обретению смысла существования появились от знакомства, бесед с Н.Е. Федосеевым, организатором первого марксистского кружка в Казани. Именно тогда в руки любознательного нижегородца попадают сочинения Георгия Валентиновича Плеханова, в частности, плехановские «Наши разногласия».

Позднее, уже лично познакомившись с Плехановым, Алексей Максимович расскажет о тогдашних своих «хождениях в народ», скитаниях

по Волге, Каспию, Моздокской степи, о службе на железнодорожных станциях -

Волжской, Борисоглебске, Крутой, Добринке (что совсем рядом с плехановскими Грязями, Липецком и Гудаловкой). Организация «кружков

самообразования», «земледельческих колоний».

Георгий Валентинович вспоминает о своих впечатлениях от горьковских

рассказов, от появившейся в апреле 1901 года в журнале «Жизнь» «Песни о

Буревестнике». Были у них эпизодические творческие ( нередко полемические) «контакты» ( в связи с сотрудничеством в издательстве «Знание», в ряде газет и журналов; десятилетие со дня кончины Н.Г. Чернышевского; восьмидесятилетие, а затем «уход» Л.Н. Толстого; 50-летие А.П. Чехова; столетие со дня рождения и 60-летие со дня смерти В.Г. Белинского; столетие Н. В. Гоголя и А. И. Герцена; похороны ( январь 1904 г.) Н.К. Михайловского, А.П. Чехова (июль 1904 г.). Было много общих знакомых, «сопутников»

( Короленко, Каронин-Петропавловский, Ульяновы, Луначарский, Крупская, Пешковы).

Накануне 1917-го: Плеханов и Горький

МДУЗ: факультатив проф. В.В. Шахова "Светская этика и светская духовность"

Накануне 1917-го:

Плеханов и Горький

«…Наступают времена М. Горького, бодрейшего из

бодрых, и вместе с ними наблюдается падение на

хандру…»

Леонид А н д р е е в

«Художник - это человек, который умеет разработать свои личные - субъективные - впечатления, найти в них общезначимое - объективное - и который умеет дать своим представлениям свои формы…»

Из письма М. Горького К. Станиславскому

«Есть Россия молодая и старая… У последней… нет

больше ни сегодня, ни завтра… Молодая Россия - вся в будущем. Быть может, сегодня у неё пасмурно, но она постоянно чувствует свое завтра. Книгу новой русской истории напишет демократия, и некоторые листы этой книги уже пишутся…»

М. Г о р ь к и й ( «Киевская мысль», 1914, 1 июня)

… Заговорили о Подстепье, о Доне, Воронеже… Алексей Пешков

«заглядывал» в эти места. Совсем рядом с плехановской Гудаловкой - Грязи,

Добринка. Осенью 1888-го пришёл сюда в ветхом пальтишке, стоптанных сапогах парнишка из Нижнего Новгорода. На глухой станции рабочие руки были тогда нужны. Приняли Алексея вторым ночным сторожем. За 12 рублей в месяц стерегли они ( «первым» сторожем был Иван Черногоров) хлебные лабазы да вдобавок вменено им было в обязанность работать за грузчиков. Иван Васильевич Черногоров позднее напомнит о себе своему сотоварищу,

которого узнает весь мир, напомнит о Добринке, о том, как среди больших мешочных «чувалов» читал Пешков ему и другому сотоварищу - железнодорожному сцепщику - свои сочинения.

Воспоминания о степной Добринке, о Подстепье… Волжские воспоминания… Плеханов рассказывал о «саратовской эпопее». Алексей Максимович говорил, что в памяти сердца и разума вспыхивает потрясающе исключительное впечатление, которое можно, пожалуй, сравнить с тем, что в своё время испытал Глеб Успенский в Лувре перед Венерой Милосской. На нижегородской выставке 1896 года слушал Горький олонецкую сказительницу Орину Федосову:

- Федосова - это олицетворение старой русской народной поэзии, она и сама, по внешности своей - старая, спетая песня… Она вошла, в пояс поклонилась публике, села в кресло и - на её коричневом, морщинистом лице вдруг вспыхнули два ясных огонька - её живые вдохновенные глаза, и вслед за её взглядом на зал - в зале раздался задушевный голос, говоривший старинную народную былину о Добрыне… повеяло седой стариной, поэзией русского народа, простой, но могучей, такой тоскливой и удалой… Она живая легенда, и, полуумирающая, - она всеми остатками своей жизненной энергии воскрешает перед публикой умирающую эпическую поэзию…

Нравился Георгию Валентиновичу горьковский Василий Буслаев, по сердцу был ему буслаевский энергичный монолог («Эх-ма, кабы силы да поболе мне…»); импонировал ему страстно-пассионарный порыв былинного молодца («Жарко бы дохнул я, снега бы растопил…»), который ходил по земле

отчерусской, церкви-монастыри строил, садил сады, всячески, как невесту свою, лелеял-изукрашивал землю родную.

Максим Горький вселял уверенность, побуждал, призывал, пророчествовал: «…Новый век - воистину будет веком духовного обновления… Многие испытают великие мучения, - множество погибнет людей, но ещё больше родит их земля, и - в конце концов - одолеет красота, справедливость, победят лучшие стремления человека» (т. 28, с. 150).

К.Д. Муратова в семинарии «М. Горький» (М., «Просвещение», 1981), фиксируя важнейшие даты жизни и творчества великого пролетарского писателя, акцентирует внимание на августе 1887 года, а именно - чтении в конспиративных условиях книги Г.В. Плеханова «Наши разногласия». Здесь же

отмечено присутствие ( 30 апреля - 16 мая 1907 года) М. Горького на 5 съезде РСДРП в Лондоне (как делегата с совещательным голосом), его знакомство с Г.В. Плехановым.

- О «Детях солнца» и о «Варварах» мне не раз приходилось слышать неблагоприятные отзывы. Мол, талант Горького падает… Мол, его новые драматические произведения слабы в художественном отношении и не удовлетворяют запросам времени… Так говорили даже люди, считающие себя ближайшими единомышленниками нашего высокоталантливого художника-пролетария. Теперь, когда я прочитал горьковских «Врагов», мне хотелось бы знать, что думают о них люди, пожимавшие плечами по поводу «Варваров» и «Детей солнца». Неужели и «Враги» кажутся им вещью слабой и несвоевременной? Чего доброго! Ведь это очень «сурьёзные» люди. Они умеют ценить искусство!..

- Что касается меня, грешного, то я скажу прямо: новые сцены Горького – превосходны. Они обладают чрезвычайно богатым содержанием, и нужно умышленно закрыть глаза, чтобы его не заметить…

- И, конечно, это горьковское сочинение нравится мне не потому, что оно изображает борьбу классов… Важнейший вопрос – насколько удовлетворительна именно х у д о ж е с т в е н н а я обработка злбодневного материала… Художник – не публицист. Он не р а с с у ж д а е т, а и з о б р а ж а е т. Тот художник, который изображает классовую борьбу, должен показать нам, как определяется ею душевный склад действующих лиц, как она определяет собою их мысли и чувства. Словом, такой художник необходимо должен быть п с и х о л о г о м. И новое произведение Горького тем хорошо, что оно удовлетворяет даже строгому требованию с этой стороны. «Враги» интересны именно в социально-психологическом плане. Я очень рекомендую эти сцены всем тем, которых интересует психология современного рабочего движения… Освободительная борьба пролетариата есть м а с с о в о е

движение. Поэтому и психология этого движения есть

п с и х о л о г и я м а с с ы. Разумеется, масса состоит из отдельных лиц, а отдельные лица не тождественны между собою…

- В новой пьесе Горького рабочий Левшин замечает по поводу убийства его товарищем Якимовым одного из собственников завода, жесткого Михаила Скроботова: «Эх, напрасно Андрей курок спустил! Что сделаешь убийством? Ничего не сделаешь! Одного пса убить - хозяину другого купить… вот и вся сказка». Так называемый терроризм – не пролетарский приём борьбы. Настоящий террорист – индивидуалист по характеру или по «независящим обстоятельствам»…

- А каким языком говорят все эти пролетарии Горького! Тут всё хорошо, потому что тут нет ничего придуманного, а всё «настоящее». Пушкин советовал когда-то нашим писателям учиться русскому языку у московских просвирен. Максим Горький, художник-пролетарий, у колыбели которого не стояли иностранные «бонны», не имеет нужды следовать пушкинскому совету. Он и без просвирен прекрасно владеет великим, богатым и могучим русским языком…

Июнь 1913 года: встречи в течение двух дней Георгия Валентиновича и Алексея Максимовича.

Одна из бесед :

Плеханов (читает): «Превосходная должность – быть на земле человеком, сколько видишь чудесного, как мучительно сладко волнуется сердце в тихом восхищении пред красотой!

Ну, да – порой бывает трудно, вся грудь нальётся жгучей ненавистью, и тоска жадно сосет кровь сердца, но это не навсегда дано, да ведь и солнцу часто очень грустно смотреть на людей: так много потрудилось оно для них, а – не удались людишки…

Разумеется, есть немало и хороших, но – их надобно починить или лучше – переделать заново»…

Горький: Алёша Пешков шёл босым сердцем по мелкой злобе и гадостям жизни, как по острым гвоздям, по точеному стеклу… Иногда так страстно хотелось избить мучителя-человека, и я так слепо бросался в драку, что даже теперь вспоминаю об этих припадках отчаяния, рожденного бессилием, со стыдом и тоскою…

Вначале это всего лишь детская мечта стать разбойником, грабящим «жадных» и делающим счастливыми страждущих. Потом - жутко волнующее чувство, когда хотелось встать на колени и крикнуть: «Я люблю вас, люди!» А затем уже возникает могучее волевое начало: сделать так, чтобы всё – и я сам – завертелось радостным вихрем, праздничной пляской людей, влюбленных друг в друга, в эту жизнь, начатую ради другой жизни – красивой, бодрой, честной…

Горький: Смысл многолетней общественной работы моей, как я понимаю её, сводится к страстному моему желанию возбудить в людях действенное отношение к жизни… Разве важны умственные построения, когда требуется освободить человека из тисков жизни, и разве нужно непременно на основании законов механики изломать старую, наработанную машину?…

Плеханов ( иронично, с намёком): Алексей Максимович, я помню слова «беспокойного читателя» из вашего рассказа: «Как же ты будешь вожаком, если с дорогой незнаком?»

Горький ( задумчиво). Тропы, пути-перепутья…Хмурыми осенними днями, когда не только не видишь, но не чувствуешь солнца, забываешь о нём, - осенними днями не однажды случалось плутать по лесу. Собьёшься с дороги, потеряешь все тропы, наконец, устав искать их, стиснешь зубы и пойдёшь прямо чащей, по гнилому валежнику, по зыбким кочкам болота – в конце концов выйдешь на дорогу…

Плеханов (вспоминая предшествующий разговор о Толстом):

Выйдешь на я с н у ю п о л я н у…

Горький: Лев Николаевич – из гениев гений… Но озоровал… Ох, как озоровал!.. В нём, как я думаю, жило дерзкое и пытливое озорство Васьки Буслаева…

Плеханов ( улыбаясь): Когда я читаю лекции по культурологии, непременно цитирую монолог, который Вы, Алексей Максимович, доверили произнести новгородскому озорнику и народному гению:

Эхма, кабы силы да поболе мне!

Жарко бы дохнул я – снега бы растопил.

Круг земли пошёл бы да всю распахал,

Век бы ходил – города городил.

Церквы бы строил да сады всё садил!

Землю разукрасил бы – как девушку,

Поднял бы я землю ко своим грудям,

Поднял бы, понёс её ко Господу:

- Глянь-ко ты, Господи, земля-то какова,-

Сколько она Васькой изукрашена!

Ты вот её камнем пустил в небеса,

Я ж её сделал изумрудом дорогим!

Глянь-ко ты, Господи, порадуйся,

Как она зелено на солнышке горит!

Дал бы я тебе её в подарочек,

Да – накладно будет – самому дорога!..

Горький: Дерзкое и пытливое озорство Васьки Буслаева удивительно уживалось во Льве Николаевиче Толстом, в этом яснополянском феномене с упрямой душой Аввакума, а где-то сбоку таился чаадаевский скептицизм. Проповедовало и терзало душу художника аввакумово начало. Низвергал Шекспира и Данте озорник яснополянский, а заодно и новгородский, и всея Руси. Чаадаевское же начало усмехалось над этими забавами души, кстати, и над муками её…

Плеханов (явно разделяя мнение собеседника): В предисловии к сочинению фон Поленца «Крестьянин» Лев Николаевич весьма сердито аттестовал, по его мнению, «совершенно лишенного поэтического дара Некрасова»…

Горький (улыбаясь в усы): Того самого, которого Вы, почтенный государь, в юности своей поставили в ы ш е самого Пушкина…

Плеханов ( с затаенной горечью): Был такой грех, Алексей Максимович… Самому Фёдору Михайловичу Достоевскому, у могилы Некрасова перечил… Но Лев-то Николаевич не только Некрасова лишает элементарного поэтического дара… «Весьма сомнительными поэтами» именует он Фета, Полонского, Майкова. Алексей Константинович Толстой для него – «искусственный и прозаический стихотворец», Надсон – «однообразный и слабый», Апухтин – «совершенно бездарный»… Суров был… Своим собственным аршином мериал, отмерял, оценивал… Но – великан из великанов, грандиозен, беспредельно по-русски талантлив…

* * *

Личные взаимоотношения, взаимные оценки двух крупнейших деятелей эпохи прослежены в работе Б.И. Бурсова «Плеханов и его современники» («Звезда», 1966, № 10, с. 202-210), в статье Г.П. Семановой «Г.В. Плеханов и М. Горький» («Русская литература», 1967, № 3, с. 51-71). И. З. Баскевич посвятил

данной проблеме эссе «Из истории отношений писателя и критика (А.М. Горький и Г.В. Плеханов)» (Горьковский сборник, Горький, 1968, с. 7-33).

В разное время к взаимоотношениям Плеханова и М. Горького обращались

ведущие культурологи и горьковеды ( В. Десницкий, С. Касторский,

И. Груздев, Б. Бялик, А. Волков, Б. Михайловский, С. Балухатый, В. Щербина, К. Муратова).

Традиции и преемственные связи…

Размышляя о наследии писателей-разночинцев, М. Горький «снова и внимательно перечитал» их произведения и в «Беседах о ремесле» признавался, что «эти разнообразно и размашисто талантливые люди, сурово и поспешно рассказывая тяжелую правду жизни, предъявляют… какое-то неясное… требование». Впоследствии М. Горький не раз скажет о том, что роль писателей-демократов и народников всё ещё недостаточно оценена в истории русской литературы. И здесь горьковская позиция во-многом «сближается» с позицией Г.В. Плеханова.

К сожалению, до сих пор бытует ещё мнение, что демократы были людьми хотя и даровитыми, но малообразованными, обладавшими отрывочными, несистематическими знаниями. Особенно отчётливо это мнение проявилось в ранних работах наших литературоведов. Таково, например, мнение Е. Лундберга о Левитове: «Рассказы и повести Левитова построены очень несовершенно. В них часто встречаются страницы лишние и неяркие… Ему некогда было выучиться хорошо писать и недоставало знаний». К.И. Чуковский в одной из своих ранних работ нашёл возможным сказать о М. А. Воронове: «Так как эту повесть писал неопытный юноша, не умевший управлять своим талантом, я счёл необходимым сократить её чуть не втрое, выбросить из неё целые десятки скучноватых страниц».

Да, демократы большей частью не смогли окончить высших учебных заведений. Да, они вели скитальческий образ жизни. Да, это давало повод иногда говорить о малой их эрудиции, о невозможности сравнивать с теми, кто вышел из дворянского сословия. Такое мнение, однако, в корне неверно.

Демократы и народники обладали незаурядными знаниями. Пусть не кончили они казённых учебных заведений (часто они странствовали вместо того, чтобы зубрить схоластические «ученые» трактаты; сами уходили из них, не мирясь с обстановкой рутины); пусть они не являлись владельцами домашних библиотек; и пусть гувернеры и заграничные наставники не давали им постоянных уроков - зато прошли они, эти народные заступники, свои «университеты». Такими университетами стали для них сама жизнь, участие в освободительном движении, сотрудничество в передовых журналах. Они сокращали сроки самообразования, схватывали, как говорится, на лету всё новое, значимое, что появлялось в литературе и искусстве. Решающую роль сыграло общение с энциклопедически образованными вождями революционной демократии - Чернышевским, Добролюбовым, Писаревым, Некрасовым, Щедриным.

Позднее «университетами» станут «для жаждущих и алчущих правды» сочинения Плеханова, Михайловского, М. Горького, Л. Толстого, Ленина,

Луначарского.

Постепенно приходила творческая зрелость, углублялись, совершенствовались познания, формировались демократические взгляды и убеждения, обозначалось оригинальное художественное лицо. Обнаруживая эрудицию, умение оперировать сведениями из произведений мировой философии и литературы, демократы-народники

с позиций русских прогрессивных просветителей брали под обстрел труды своих архиученых противников.

И Плеханов, и М. Горький полагали важным обстоятельством участие

разночинцев в журналах, где в 60 и 70-ые годы сосредоточились прогрессивные силы отечественной культуры. Исключительно важную роль в собирании

этих сил сыграл «Современник». В «Русском слове» печатались Н.В. Шелгунов, Д.И. Писарев, Н.А. Благовещенский, Д.Д. Минаев, Г.Е. Благосветлов, В.А. Зайцев, Г.И. Успенский, М.А. Воронов.

Говоря о журналах, в которых сотрудничали демократы, М. Горький называет «Дело». После покушения Каракозова на царя, в условиях политической реакции, были закрыты «Современник» и «Русское слово». Им на смену пришёл новый журнал демократических сил - «Дело», основные сотрудники которого (Н.В. Шелгунов, Г.Е. Благосветлов, В.В. Берви-Флеровский и др.) «остались верны идеям 650-х годов и сохранили в своих взглядах все характерные черты просветительства».

М. Горький внимательно изучал всё, что было связано с их жизнью и творчеством. Ему принадлежит несколько высказываний об их трагической судьбе. «…отцвели, не успев расцвесть, Помяловские, Кущевские, Левитовы, Вороновы и много других этого ряда. Литераторы-разночинцы - тоже «отщепенцы» и «блудные дети», их история - «мартиролог», т. е. перечень мучеников. Помяловского за время его учения в семинарии секли около четырехсот раз. Левитов был выпорот в присутствии всего класса; он рассказывал Каронину, что у него «выпороли душу из тела» и что он живет «как будто чужой сморщенной душой». М. Горький указывал на необходимость изучения того, «каковы были условия в прошлом и как они ломали, уничтожали ценных людей» ( заметим, что методологические и творческо-просветительские принципы М. Горького родственны плехановским историко-критическим установкам).

Архивы и книгохранилища несут в себе много примечательного,

взыскующего к осмыслению, творческому анализу и синтезу…

«Самое скверное на свете дело - это быть русским литератором. Живёт он - точно в пекле вертится из стороны в сторону», - с горечью писал Михаил Воронов; его «Заметку», имевшую иронический подзаголовок «Два серьёзных слова панегиристам, биографам, составителям некрологов», сочувственно

встретили свободолюбцы-гуманисты. Рано, трагически безвременно уходили из жизни даровитые россияне. Всего 27 лет от роду умер даровитый литератор И.И. Дмитриев, в какой-то «сырой, холодной, с зимующими комарами избе».

«Решетников, четырнадцати лет попав под суд, два года сидел в тюрьме, потом был сослан на три месяца в Соликамский монастырь; он умер дддвадцати девяти лет…», - напоминал М. Горький, заметив, что аналогичным образом складывались жизненные судьбы других «этого ряда». Рано ушёл из жизни саратовец Воронов; «скитальческая жизнь» роковым образом преследовала его до гроба; от покойного остался «небольшой портфель с разрозненными листками мелко исписанных бумаг, где наскоро записаны разные отрывочные сцены, мысли и планы задуманных очерков и повестей». Совсем на немного переживёт своего друга Левитов. Незадолго до кончины Левитов горько желал: «… если Бог не пошлёт чуда, то скоро придётся мне несть мою отуманенную голову на рельсы, под паровоз» (письмо А.А. Суворину от 13 марта 1876 года).

Саратовец Н.А. Соловьёв-Несмелов писал 22 июля 1874 г. Ивану Сурикову: «…дочитал биографический очерк Ф.М. Решетникова, - горько, премерзко на душе сделалось за эту избитую, израненную жизнь человека». Последние годы жизни Василия Слепцова (уроженца Воронежа) протекли на глазах у Несмелова, который в письмах Сурикову (также, в основном, не опубликованных) часто касается драматического положения умирающего в нищете знаменитого автора «Трудного времени»: «На днях познакомился с В.А. Слепцовым, который работал в «Современнике» (он лежит больной недалеко от меня…). «Трудное время» и другие его рассказы очень талантливые, ты, я полагаю, читал… На днях его перевезли из деревни в Саратов»,- сообщает он Сурикову. В письме излагаются подробности более чем бедственного положения крупного мастера отечественной словесности. В другом письме читаем: «В.А. Слепцов потрясён смертью Левитова (как мне ныне передавала его жена), после моего сообщения из твоего письма - совсем потерял сон, - он когда-то был дружен с Левитовым… Больной Слепцов тоже лежит, и когда я с ним говорил о Левитове (он лежит на диване и не может с него встать), то он сказал: нужно бы о нём написать - одно скверно, последнее дело - вот и диктовать не могу… совсем не гожусь…»

В одном из разделов мы уже обращались к замыслу Г.В. Плеханова

написать монографию о Левитове. Интерес к Левитову М. Горького тоже весьма симптоматичен. И в этом русле озабоченность В.А. Слепцова необходимостью «н а п и с а т ь о Л е в и т о в е» была близка И Георгию Плеханову, и Максиму Горькому, предлагавшему «обшарить провинцию», «посмотреть, нет ли чего-нибудь о Воронове и его друге Левитове».

* * *

Что же привлекало Плеханова и М. Горького в творческих индивидуальностях разночинцев-народников и демократов?

Ниже мы уже касались ряда аспектов монографического цикла

«Беллетристы-народники» Г.В. Плеханова.

И Плеханов, и М. Горький многократно предупреждали от опасности упрощенчества в сложной и противоречивой проблеме. В частности,

М. Горький настаивал на необходимости чёткого разграничения беллетристов-шестидесятников, семидесятников-восьмидесятников и народничества. Алексей Максимович считал, что «уложить в рамки народничества» таких писателей, как Слепцов, Помяловский, Левитов, Печерский, Гл. Успенский, Осипович, Гаршин, Короленко, Мамин-Сибиряк, Станюкович, значит исказить характер их творчества. «Ложем Прокруста» будет народничество Лаврова, Юзова, Михайловского даже для так называемых «чистых народников»-писателей. «Не входят в эти рамки» Златовратский, Каронин, Бажин,

О. Забытый, Нефёдов.

Анализируя горьковские оценки неповторимой манеры демократов, необходимо заметить, что уже у раннего Горького растёт и крепнет интерес к их достижениям ( и здесь справедливо отмечается рядом исследователей влияние

Г.В. Плеханова, одного из первых и наиболее объективных исследователей

наследия беллетристов-«народников»). Примечательно, что некоторые образы и мотивы произведений демократов ранний Горький своеобразно трансформировал в своих художественных опытах. О беллетристах-демократах он неоднократно писал в статьях начала ХХ столетия, в «Истории русской литературы», в письмах.

Высоко ценил Горький самобытный талант Н.Г. Помяловского. «Замечательно талантливый, умный, недостаточно ценимый», Помяловский был в числе тех авторов, которые оказали влияние на формирование мировоззрения будущего писателя. На это обстоятельство Горький указывапл в статье «О том, как я учился писать». В «Беседах о ремесле» он ещё раз останавливался на «влияниях» в ответ на замечания о «влияниях» вполть до Ницше он говорит: «Разрешу себе указать, что Помяловский-Череванин уже скончался, когда Ницше ещё не начинал философствовать. Я думаю, - продолжал Горький, - что на моё отношение к жизни влияли - каждый по-своему - три писателя: Помяловский, Глею Успенский и Лесков». «Возможно,- развивает свою мысль Горький, - что Помяловский «влиял» на меня сильнее Лескова и Успенского. Он первый решительно встал против старой, дворянской литературной церкви, первый решительно указал литераторам на необходимость изучать всех участников жизни - нищих, пожарных, лавочников, бродяг и прочих».

Юный Горький перечитывал Помяловского, входил в художественный мир писателя-разночинца; он «почувствовал», что мрачные «нигилисты» чем-то лучше благополучного Молотова». Позднее, уже зрелым писателем, он скажет о «Мещанском счастье», что «это одна из замечательных повестей в нашей литературе, одна из самых искренних повестей». Обратить внимание на самобытного литератора советовал Горький историку литературы Д.И. Овсянико-Куликовскому. К Помяловскому обращался он и в «Истории русской литературы». Особенно радовало Горького «положительное отношение рабочей массы к литературе старых писателей» ( в их числе - Помяловский).

Что особенно важно - Горький в статье «О том, как я учился писать» подчеркнул актуальность произведений Помяловского, в частности, его повестей «Молотов» и «Мещанское счастье»: «Кстати, - замечает Горький, - обе его повести весьма современны и очень полезны для наших дней, когда оживающий мещанин довольно успешно начинает строить для себя дешевенькое благополучие в стране, где рабочий класс заплатил потоками крови за свое право строить социалистическую культуру». Заметим, что заслуги Помяловского как непримиримого борца против мещанства, как одного из зачинателей важной темы, отмечал Горький ещё в начале ХХ века на страницах «Новой жизни» в «Заметках о мещанстве» (1905). «Только яркий и огромный Помяловский глубоко чувствовал враждебную жизни силу мещанства, - писал тогда Горький, - умел беспощадно правдиво изобразить её и мог бы дать живой тип героя, да Слепцов, устами Рязанова, зло и метко посмеялся над мещанством». Обратим внимание на то, что мещанство в этот период находилось и под прицелом Плеханова-публициста, Плеханова-журналиста.

Рядом с Помяловским Горький часто упоминает Слепцова, и это не случайно: Горький видит родство их крупных талантов, общность многих

тем, идейно-художественную, нравственно-духовную перекличку образов. «Из старых русских писателей очень советую прочитать внимательно - Лескова, Слепцова и Помяловского…» - пишет он П.Х. Максимову ( 18 - 31 января

1911 г., Капри). У Д.Н. Овсянико-Куликовского он спрашивает: «Не следует ли также внести в неё ( в готовившуюся в то время книгу - В.Ш.) характеристики Слепцова, Помяловского и Осиповича?»; «у Помяловского «любопытен Череванин, а у Слепцова - Рязанов, - писал Горький и добавлял: - Однажды А.П. Чехов сказал мне, что Слепцов лучше многих научил его понимать русского интеллигента, да и самого себя».

Художественная индивидуальность Слепцова в разные периоды жизни привлекала Горького, замечавшего всё, что относится к личности талантливого уроженца Воронежа. В статье «О писателях-самоучках» (1911) Горький популяризировал художественные опыты «писателей из народа», запечатлевших «живые человеческие души»; в них, замечал он, «звучит непосредственный голос массы», «они дают возможность узнать, о чем думает потревоженный русский человек». М. Горького радовало, что авторами были люди самых разнообразных занятий: рабочие, крестьяне, сапожники, дворники, извозчики, солдаты, даже каторжники. Эти люди жадно потянулись к знаниям. Взволновала М. Горького просьба крестьянина-ложкаря: «Пришлите, Христа ради, хорошего, живого чего-нибудь, а это не идет на душу! Слышал - есть поэт Суриков и Слепцов, прозаист, вот бы их мне».

В.А. Слепцову посвятил Горький статью («О Василии Слепцове») в качестве предисловия к книге «Трудное время» ( изд. З. Гржебина). «Крупный, оригинальный талант Слепцова некоторыми чертами сроден чудесному таланту А.П. Чехова, - писал Горький и пояснял свою мысль: - Хотя Слепцов совершенно не владел вдумчивой, грустной лирикой, чутьем природы и мягким, однако точныя языком Антона Чехова, но острота наблюдений, независимость мысли и скептическое отношение к русской действительности очень сближает ж этих писателей, далёких друг от друга в общем».

М. Горький указывает на уязвимое место, «ахиллесову пяту», многих писателей той эпохи - за народ принимать только большинство населения - крестьянство ( и здесь уместно сравнение (сближение-отталкивание) позиции

горьковской и плехановской). «Стремясь пробудить гуманное отношение к мужику, действительное внимание к деревне» («что и было достигнуто литературой»), писатели эпохи, по мысли Горького, упускали из поля зрения город, жизнь мещан и рабочих. Слепцов же чутко и прозорливо понял важность новой темы, приступив к её разработке в «Письмах об Осташкове». Последующее развитие страны, вплоть до 1905 - 1906 годов (когда «уездные гнезда российской косности очень тяжко показали устойчивость своего быта»), подтвердило правильность и перспективность духовно-поэтического поиска

талантливого художника и публициста. Слепцов, по М. Горькуому, «вообще брал темы новые, не тронутые до него», он повествовал о фабричных рабочих, об уличной жизни столичного города; слепцовские очерки «полны намёков - вероятно, бессознательных - на судьбу отдалённого будущего страны, полны живого смысла, для тех, кто пойдёт за ним, кто проверит правильность его поэтических гипотез»; и «его темы тотчас были подхвачены». Глеб Успенский с «Нравами Растеряевой улицы», А.И. Левитов и М.А. Воронов с «Московскими норами и трущобами», другие авторы «Современника», «Отечественных записок», «Дела», «Слова» активно включились в разработку «г о р о д с к о й»

темы.

Самобытен был Слепцов и в трактовке темы деревни; его отношение к деревне «заметно разнилось» с общим подходом к ней. Автор «Мёртвого тела», «Свиней», «Питомки», «Ночлега» с «печальной усмешкой» сомневается в том, о чём тогда «было принято думать и говорить о деревне». Слепцов, по определению Горького, «изображает мужика неумным, равнодушным к ближнему и своей судьбе, притерпевшимся ко всем несчастьям, почти безропотно подчиненном чужой воле тогда, когда ему ясно, что её цели и глупы и вредны его интнересам». Горький критически осмысливает высказывания

С.А. Венгерова (полагавшего, что Слепцов представил мужика «настоящим головотяпом»), мнение Скабичевского (упрекавшего Слепцова в «поверхностно скептическом отношении к деревне»), суждения других критиков. Но все их заключения, при всех известных просчётах авторов, зафиксировали характерное для Слепцова «расхождение с установленным эпохой литературным каноном».

«Расхождение с установленным эпохой литературным каноном» фиксировали Плеханов и Горький не только у Слепцова, но и у других

народников, демократов ( публицистов, прозаиков, лириков, мастеров газетно-журнальных жанров). Вот, например, тот же Решетников, те же Левитов,

Воронов, Засодимский, Нефёдов. В «Беседах о ремесле» Горький вспоминает, как он участвовал в спорах вокруг произведений о деревне Решетникова,

Н.и Гл.Успенских. «Знали мы и то, - замечает он, - что рядом со святыми мужиками Златовратского, Каронина и других живут вовсе не святые «подлиповцы» Решетникова, мужики Николая Успенского…». Плеханов и Горький ценят трезвый, сугубо реалистический подход к теме деревни.

М. Горький прослеживал эволюцию художественного раскрытия «деревенской» темы. «Лет пятьдесят мужика усиленно будили вот - он проснулся, - каков же его психический облик ?» - спрашивает Горький

(и здесь мы видим несомненную идейно-методологическую близость

горьковского анализа-синтеза и философско-нравственных установок автора труда «К психологии рабочего движения»).

М. Горький подчеркивает необходимость «отметить изменения лица давно знакомого героя»; его беспокоит эпигонство некоторых авторов, не сумевших новаторски отразить новые явления жизни крестьян. В журналах и альманахах начала ХХ века бытовали тексты, героем которых был «старый, знакомый мужик Решетникова, тёмная личность, нечто зверообразное». И - иронизирует Горький, - «если отмечено новое в душе его, так это новое пока только склонность к погромам, поджогам, грабежам» (Муйжель и др,). В «Истории деревни» Горький вновь вернулся к этой проблеме, подчёркивая, что большинство писателей изображало крестьянина по примеру Золя и Мопассана во Франции, а в России - Решетникова, Н. Успенского и «многих других до

Бунина, Подъячева, Вольнова» - человеком, «почти совершенно лишенным общественных чувствований, полуживотным, которое относится к подобным ему, как ко врагам его в борьбе за хлеб, за жизнь»; и если чувствовал себя мужик порой счастливым, то только по недомыслию, по «неведению трагизма жизни».

* * *

Георгий Плеханов и Алексей Пешков, всемирно известный как Максим Горький. Воронежец-донец и волгарь. Отпрыск небогатого дворянского рода из Русского Подстепья и нижегородец, сын столяра-краснодеревщика Максима Савватиевича и Варвары Васильевны, из мещанской семьи Кашириных.

Когда состоялась их «в с т р е ч а»? Когда почувствовали они идейно-духовное «сродство душ»?

Жизнь Алёши Пешкова «в людях»: «мальчиком» в магазине обуви, посудником на пароходе «Добрый», учеником-иконописцем, статистом в театре. Много читает. Мучительно переживает разлад между романтической мечтой и «свинцовыми мерзостями» действительности. В «Летописи» его жизни отмечен драматическими изломами 1887 год. В феврале скончалась его

бабушка. В мае ушёл из жизни дедушка. Повседневные неурядицы, нелепицы, неизбывная униженность и оскорблённость. Попытка покончить с собой выстрелом из револьвера. Предсмертная «записка»: «В смерти моей прошу обвинить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце». В прочитанной лирико-исповедальной повести А.И. Левитова свободолюбец-пассионарий мучительно размышлял о смысле земного бытия, тоже обращаясь к мудрому философу-психологу Генриху Гейне:

На проклятые вопросы

Дай ответы мне прямые:

Отчего под ношей крестной

Весь в крови влачится правый?

Отчего везде бесчестный

Встречен почестью и славой?

Спасло сближение с радикально настроенной студенческой молодёжью.

Импульсы к жизни, к обретению смысла существования появились от знакомства, бесед с Н.Е. Федосеевым, организатором первого марксистского кружка в Казани. Именно тогда в руки любознательного нижегородца попадают сочинения Георгия Валентиновича Плеханова, в частности, плехановские «Наши разногласия».

Позднее, уже лично познакомившись с Плехановым, Алексей Максимович расскажет о тогдашних своих «хождениях в народ», скитаниях

по Волге, Каспию, Моздокской степи, о службе на железнодорожных станциях -

Волжской, Борисоглебске, Крутой, Добринке (что совсем рядом с плехановскими Грязями, Липецком и Гудаловкой). Организация «кружков

самообразования», «земледельческих колоний».

Георгий Валентинович вспоминает о своих впечатлениях от горьковских

рассказов, от появившейся в апреле 1901 года в журнале «Жизнь» «Песни о

Буревестнике». Были у них эпизодические творческие ( нередко полемические) «контакты» ( в связи с сотрудничеством в издательстве «Знание», в ряде газет и журналов; десятилетие со дня кончины Н.Г. Чернышевского; восьмидесятилетие, а затем «уход» Л.Н. Толстого; 50-летие А.П. Чехова; столетие со дня рождения и 60-летие со дня смерти В.Г. Белинского; столетие Н. В. Гоголя и А. И. Герцена; похороны ( январь 1904 г.) Н.К. Михайловского, А.П. Чехова (июль 1904 г.). Было много общих знакомых, «сопутников»

( Короленко, Каронин-Петропавловский, Ульяновы, Луначарский, Крупская, Пешковы).

1.0x