«Этот мир был очень странным. Внешне он изменился мало – разве что на улицах стало больше нищих, а все вокруг – дома, деревья, скамейки на улицах – вдруг как-то сразу постарело и опустилось».
Виктор Пелевин «Поколение П».
…Прошло двадцать лет. Дети, родившиеся в тот день и в тот год, уже выросли. А мы стали зрелыми, некоторые даже старыми. Мы, те, кто видели полыхающий Белый Дом и вооружённых парней возле метро Баррикадная, лупящих по старухам и студентам. Потому что им приказали. Октябрь 1993 года – это точка невозврата. Хотя, многие люди к тому времени уже были заражены цинизмом – цинизмом выживания, ибо, когда прилавки магазинов – пусты, но по улицам, тем не менее, разъезжают жирные новорусские боровы на крутых тачках, надо хоть как-то вертеться. Я слишком хорошо запомнила этот страшный мир-контраст октября 1993-го. В районе Баррикадной идёт настоящая гражданская война, бьют и – даже убивают людей, по радио вещают о «массовых беспорядках», а на деле – добивают целую эпоху. Но возле станции метро «Улица 1905 года» - тишь, благодать и свободные рыночные отношения - стоят корпулентные тётки с Dior-ом польского разлива и с яркими блескучими платьицами. Это совсем рядом, в полутора километрах от событий. Вот это настоящий сюр был! А недавно я услышала от своей знакомой примечательную фразу, точнее вопрос: «А что было-то? Что-то Руцкой побузил с этим, как его там… Фамилия восточная…». Впрочем, для этой славной женщины девяностые годы вообще оказались «самым свободным и счастливым временем». Она тогда много любила, много торговала и часто зажигала по полной. Комментарии, как говорится, излишни. Кому война, а кому - мать родна.
Для меня же 1990-е были не временем, а именно – безвременьем. Но даже в эпоху, которую хочется забыть, как страшный сон, даже в такие времена живут люди. Поэтому сегодня мне захотелось вспомнить всё. Для этого раскроем журналы тех лет – благо, у моих друзей обнаружился на даче целый склад «Огоньков», «Новых миров» и прочих толстых и нетолстых журналов девячностых. Я это читала, помню каждую картинку и каждый оборот речи. Тогда люди жадно впитывали всё, что появлялось в печати. Многие свято верили. Сначала в «людоедство» Сталина, потом - в ненужность Ленина, потом – в эталонность американского образа жизни. Новорусская жвачка в сочетании с унизительными сеансами саморазоблачения в исполнении политиков и театральных мэтров. Как сказал всё тот же Виктор Пелевин: «По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, тверже и радикальнее».
В 1990-х наблюдалась какая-то массовая истерия любви к USA. Помните все эти песенки про «Американ бой - американ джой»? Если joy, то беспременно - American. Подобного добра тогда было чуть более чем достаточно. Смысл песенок и статеек сводился к тому, что USA - это некое подобие... сказочной страны, где исполняются все заветные желания. «Это Сан-Франциско, город в стиле диско, это Сан-Франциско, тысячи огней...» Мало, кого волновала политическая, и даже глубинная, то есть экономическая сторона вопроса. Главными тогда оказались джинсы и фильмы с Сильвестром Сталлоне. В общем, Сталин – бяка, Сталлоне – супер. Скоро заживём – держи карман шире. Вполне взрослые люди, как подростки, кинулись на обёртку, на внешнее. Все взахлёб смотрели «Рэмбо», «Аэроплан», «Хищник». По всей стране открывались курсы American English, и я очень хорошо помню, что многие туда шли, ибо им внушили: Америка - это цивилизация с большой буквы «Цэ»! Все по-детски восторженно спешили приобщиться к внешней атрибутике, забывая о внутреннем содержании. Зато была многочасовая очередь в Макдональдс, по поводу которой шутили, что она сменила очередь в Мавзолей.
Между тем, именно в 1990-е очень часто и не к месту произносилось слово «духовность». Большое число статей, подписанных известными именами, содержали бездумно клонированную фразу, взятую из популярного на тот момент фильма «Покаяние»: «К чему дорога, если она не приводит к храму?» Все эти бывшие соцреалисты (как оказалось - мнимые) и диссиденты (ставшие вдруг умилительно-сервильными) кричали хором про дорогу к храму. Им не нужна была эта дорога, а тем более – сам храм, им просто хотелось кричать, а ещё больше – кушать. Да. Искать духовность предлагалось, где угодно, за исключением совсем уж отвратных мест, вроде нацистского Рейха. В последнем, правда, потом отыщутся и эсэсовский гламур, и актуальный гомоэротизм, и прочие тугие прелести бытия, ставшие вполне закономерным постскриптумом к свободам-1993. А пока на дворе - поиск души и её обиталища, то есть Человека с большой буквы. Горьковский Сатин сброшен с пьедестала - его заменил арцыбашевский Санин. Соцреализм сначала решили пересмотреть и дополнить, а потом и вовсе отменить. Вернее - заменить. А заменять стало нечем - деятели культуры быстро скатились до положения ряженых дурачков и клоунесс, по очереди ругающих Брежнева в эстрадных телешоу.
Итак, духовность 1990-х. Оксюморон эпохи тухлого безвременья и обшарпанных фасадов. Где искать? Например, в той же загранке - оттуда массово хлынули миссионеры и сектанты всех мастей и жанров, вплоть до самых немыслимых (это уже через пару лет их гневно назовут «тоталитарными сектами» и «деструктивными культами», но тогда...). Тогда они ходили по московским улицам и предлагали свои брошюры, отпечатанные на ароматной глянцевой бумаге – словно каталоги мод. А потом - кликушествовали в бывших домах культуры и в приватизированных дворцах пионеров. Японский гуру Сёко Асахара и вовсе получил доступ на радио. Об этом активно и пафосно писали журналисты, ещё вчера воспевавшие научно-эмпирический подход в постижении мира. Ещё выяснилось, что духовность у нас всё-таки была, да только очень давно - до того, как Ленин в кепке залез на броневичок. Правда, сначала были попытки отделить козлов от козлищ (sic!), то бишь Ленина сотоварищи - от Сталина. Но Ильич, вдумчиво мечтающий под «Апассионату» как-то быстро надоел радикальным перестройщикам, а обеление Бухарина с Зиновьевым (и даже Троцкого!) не смогло стать очередной генеральной линией. Ломать так ломать, чего уж там! Что самое страшное - советскому обществу отказывали в духовности напрочь! И,…процитирую снова Пелевина: «СССР, который начали обновлять и улучшать примерно тогда же, когда Татарский решил сменить профессию, улучшился настолько, что перестал существовать…».
Бесперебойно писалось и кричалось, что талантливых людей в «совке» зарывали (иной раз - в прямом смысле этого слова), а бездари с партбилетом имели доступ. Репрессированным писателям приписывался однозначный талант, а в Шолохове стало модно сомневаться. Раздавались крики о бессмысленности изучения Максима Горького в школах. Зато вытаскивали на свет Божий всё, что отвергли или недооценили «чинуши с красными книжицами». Это уже потом оказалось, что многие фильмы-с-полок были не анти-режимными, а... попросту бездарными или депрессивно-бессмысленными. Пересмотрим историю! Белая гвардия быстро превращалась в Армию Света, а красная - в полчище орков. В киосках стали продаваться открытки с ликами царских дочерей. Их клепали те же артельки, что и календарики с эротичными изгибами потных тел. Потому что новорусская духовность, она прёт из каждой щели, не выбирая путей. Ну и пропёрло. На протяжении 1990-х мне было постоянно стыдно. Просто стыдно. За людей, за общество, за себя, что я ничего не могу с этим поделать.
Всё было громко, ярко и натужно. Блёстки на фоне грязи. Танцы на костях. Безвременная эпоха ряженых. Таким образом, прошлое – и советское, и дореволюционное - оказалось тоже ряженым, полубезумным, клоунским. Как песни про есаулов, офицерскую честь и «старую тетрадь расстрелянного генерала». Зоя Космодемьянская была представлена безумицей, батька Махно - борцом за реальную свободу, Королёв - жертвой сталинизма и узником режима, БАМ - дорогой в пустоту. Итак, прошлого нет, а есть набор перевёртышей. Теперь каждый второй мог объявить себя Рюриковичем, предки которого спешно спалили документы в очень красивом и - очень фамильном камине. Минувшего нет - можно самому его смоделировать. Безвременье. Нет ни «вчера», ни «завтра».
Деятели всех рангов и направлений бросались доказывать всему миру, что они всю жизнь были тайными антисоветчиками и не менее тайными аристократами. Помню одного маститого актёра, который водил телевизионщиков к «своему» дому, отнятому большевиками у великих предков, а пожилая прибалтийская кинодива вдруг заявила, что всю жизнь ненавидела советскую власть. Но люди-то им верили - они сначала верили в их партбилет, потом в их анти-большевизм, чтобы… чтобы сейчас уже не верить никому. Страну распродавали за бесценок, кривлялись клоуны, стреляли крутолобые мальчики, а полубезумные бабульки шамкали в телевизоре про ГУЛАГ и родовые бриллианты, зашитые в креслах Малого Совнаркома. И финальным всплеском, точнее - выплеском «духовности» стали события октября 1993 года, когда актёры, телеведущие и журналисты хором проорали о своей поддержке расстрела Белого Дома. Кричали не военные и не особисты, не милиция с прокуратурой, а вот эти хрупкие и тонко-организованные создания, вечно болтающие о душе. А потом болтология закончилась - вкусы стали диктовать гыгыкающие братки со своими ляльками. Они чётко заявили, что лучшая рыба - это колбаса, а лучшая книга - это про секс и с цветными картинками. Бабло победило зло, а разговоры о духовности - это пустое колыхание атмосферы, которую совсем уже трудно было называть словом «воздух». Когда театральная актриса, яро поддерживавшая Ельцина, сейчас жалуется, что «зритель нынче пошёл не тот», мне хочется ей сказать: «Тётенька, твоего зрителя расстреляли в Белом Доме!».
1990-е. Прошлого нет. Будущее тоже сделалось туманным. В коммунизм люди уже не верили с конца 1970-х, но была вера в устойчивость системы. Если обывателям 1983 года показать кадры 1993-го, многие из них попросту сошли бы с ума, другие - просто не поверили бы. Долго бы ещё смеялись надсадным, нервным смехом. Потому что так не бывает. В 2000-м году мы оказались не в обещанном коммунизме и даже не в «ещё более развитом социализме» (с человеческим лицом или без оного), а в самом что ни на есть дремучем капитализме. Ожидаемое Будущее сделало ручкой и свинтило в параллельную реальность. Теперь, в девяностые, оно могло стать любым - впереди маячило много дорог и все они оказывались опасными. Жизнь отдельного человека тоже перестала быть сменой вех и стадий - можно было совсем не учиться и в 15 лет уйти в мойщики «Мерседесов», потом в 19 - самому стать негоциантом и мерседесовладельцем, а в 20 - быть расстрелянным бывшим подельником и сотрапезником. Такая краткость бытия делала бессмысленными не только планы на будущее, но и само будущее. Живи сейчас, лови момент. Выживай и пробуй, а если не выжил - невелика беда. Люди спокойно отказывались от будущего в обмен на блескучее, пряное настоящее. Привыкшие жить в ожидании ещё более светлой жизни, бывшие советские люди ошалели от возможности промотать не только деньги, но и жизнь за одну ночь в казино.
Позволю себе ещё немного Пелевина: «Сказать, что мир стал иным по своей сущности, тоже было нельзя, потому что никакой сущности у него теперь не было. Во всем царила страшноватая неопределенность. Несмотря на это, по улицам неслись потоки «мерседесов» и «тойот», в которых сидели абсолютно уверенные в себе и происходящем крепыши, и даже была, если верить газетам, какая-то внешняя политика». Разруха и грязь на улицах в сочетании с криминальной роскошью и тотальной разно-торговлей - ощущение, как после ядерного взрыва, когда все живут одним часом и готовы завтра умереть от лучевой болезни. Низкая цена человеческого бытия сделалась нормой. Но и обычные люди, не вписавшиеся в заманчивый мир обоюдной распродажи, жили только мгновением - стеснялись своих же пионерских галстуков и кучковались по интересам. Хоть в коридорах платных ВУЗов, хоть в штабах радикальных движений, хоть по монастырям - а некоторые сразу везде, лишь бы на людях. Гениальный Георгий Данелия в самом начале 1990-х снял жуткую по своей обыденности историю под названием «Настя». Это - антиутопия, но если классические антиутопии отсылают нас в будущее, то «Настя» - это антиутопия о настоящем, потому что будущего в девяностые нет, причём никакого. В советском Философском Словаре 1984 года имеется расшифровка: «В антиутопии, как правило, выражается кризис исторической надежды, объявляется бессмысленной революционная борьба, подчёркивается неустранимость социального зла...». Иначе говоря, мы все в 1990-е оказались внутри антиутопии, которую никто и никогда не предсказывал. Потому что яблони не могут цвести на Mars-e и тем более - на Snickers-e.
