Когда 20 февраля жители Донбасса начали эвакуироваться, у них уже пробивались из-под земли тюльпаны, а в Воронежской области, куда они прибыли, зима не сдавала свои позиции.
"Кировец"
Детские лагеря, удивлённые и обрадованные нежданным наплывом гостей среди зимы, запорошены снегом. Здесь очень спокойно: гремит посудой столовая с гордой цифрой "1971", дворник подметает дорожки. Дети играют в футбол, бегают в догонялки, только снег валит и свидетельствует о том, что это не летний отдых, и еще тут часто проходят люди в форме и люди с надписями "волонтёр" и "пресса".
Всего здесь три жилых корпуса, в каждом из них по два этажа. На этаже десяток комнат на два или четыре человека. Поскольку лагерь детский, то никаких телевизоров и интернета изначально тут не предполагалось — их пришлось покупать в срочном порядке.
Валентина Николаевна, эвакуировавшаяся всей семьей в пять человек, рассказывает:
— Поначалу была растерянность, но потихоньку наладилось, связь появилась, телевизор. Дети в школу пойдут...
Телевизор — регулярная точка сбора: приносят стулья из комнат, рассаживаются полукругом и слушают. Когда новости заканчиваются, и начинается кино или развлекательная передача — расходятся по комнатам.
Подсаживаюсь к двум женщинам, мать и дочь. Мать делится с нами:
— Мы переживаем уже третью войну. Сначала нас вытурили из Баку — переехали в Донецк, потом 2014-й, теперь – вот… Сейчас стреляли сильнее, чем в 2014-м. Они же успели подготовиться, готовы были к нападению, просто Путин их опередил.
Дочь её дополняет:
— Бич Украины — это их националисты. У нас родственница в Центральной Украине, так она говорит: «Да ты не думай, у нас их только один процент». Но этот процент к власти пришёл, да и больше таких стало. Вот с ними-то и надо бороться.
В разговор вступают еще две жительницы Донецка. Одна из них, боевого вида:
— Девочки, вы бы только видели, что у нас в Донецке на окраинах творится! Всё разбито. Улица есть такая – Стратосферы, она разрушена так, будто после Великой Отечественной. Украинские мародеры у меня даже постельное белье забрали…
Её подруга с тихим голосом тоже не может удержаться:
— Я помню, как у нас маршрутку взорвали. Я прям следом за ней по тому же маршруту ехала. Смотрю издалека: что за тряпки валяются на газоне, ещё лето было, думаю: унесло что ли у кого-то одежду... Подъезжаем: у меня волосы дыбом стали — это трупы! Девушка в луже крови без ног и мужчина, прям из головы кровь бьет…
Почти у каждого здесь есть какое-то одно, самое страшное воспоминание, которым обозначилось слово "война".
Анастасия, молодая женщина, приехала в «Кировец» с дочкой и сыном, муж остался на Донбассе. Дети совсем маленькие: два и четыре годика. Настя вспоминает:
— Ночью было. Мы с мужем уже легли. Муж меня будит: "Настя, стреляют". Я спросонья ничего не поняла, начала одеваться, одела курточку, шапку, обулась и, сама не знаю зачем, схватила банку с молоком. Стояла на входе, держала банку, тут снаряд прилетел. Видите — у меня шрам руке? Ездили в больницу, вынимали осколок: он был в пять с половиной сантиметров.
***
Мы сидим с Валентиной Николаевной и её старшим сыном Николаем в их небольшой комнатке. На окошке стопочка книг, всё очень скромно — на сборы в эвакуацию давалось не больше трёх-четырех часов.
Валентине Николаевне довелось лично общаться с погибшим в 2018 году главой ДНР Александром Захарченко:
— А как же, я его вживую видела! У меня ведь трое усыновленных детей: старшему надо было инвалидность оформить. При украинской власти нас обязывали каждые два года ездить — подтверждать эту инвалидность, а мальчик ведь растёт, ему это уже тяжело становится морально. А Александр Владимирович объяснил, что достаточно один раз в Донецке нужные бумаги оформить. Помог он очень семье нашей, я ему так и сказала : «Я — Ваш друг»... Он вот и погиб, а по городу всё равно легенды ходят у нас: да нет, его не убили, просто было покушение, он и сейчас здесь, тайно командует... Если б могло быть так...
В эвакуацию ехали, я говорила всем, что завезут куда-нибудь к белкам в лес. Все смеялись, а ведь правда, почти в лесу живём (смеется). А вообще, большая благодарность организаторам: сразу скажу, дома мы у себя не жили в таких условиях, как здесь.
***
Бабушка Алевтина с мужем говорит, что когда объявили о признании народных республик, испытали облегчение:
— Слава Богу, что Путин взялся за это... А то сколько мирных погибает, военных из ополчения: ушёл — не вернулся, ушёл — не вернулся...
— А как изменились взаимоотношения между людьми во время войны?
— Когда начиналась война, мы на нашей улице стали как одна семья. Если хлеб привезли, друг другу сообщали, чтобы бежать за хлебом, друг другу передавали, у кого чего нет — делились. Электричества, газа не было. У кого-то генераторы были, костёр вместе разводили – готовили что-то на нём ...
Отрадное, приют "Покров"
Наталья Алексеенкова, уже имевшая опыт по взаимодействию с беженцами в 2014 году, подчеркивает, что в этот раз подготовились основательнее, приём и размещение граждан были тщательно продуманы.
— Как люди восприняли новость о признании народных республик?
— Они этого очень долго ждали, — говорит Наталья, — все смотрели обращение Путина, у многих даже слезы наворачивались. Они уже мечтают о том, что будут жить спокойно, за детей можно будет не переживать.
— А как вообще дети адаптировались к новым условиям?
— Дети в первый день были немного настороженны, а на второй-третий день уже с местными перезнакомились, в теннис на первом этаже играют.
Рядом с "Покровом" находится храм, и многие беженцы посещают утренние и вечерние службы, советуются с батюшками.
***
Мы сидим за столом с Лианной и её мамой Натальей из Стаханова. У Натальи ещё семилетний Саша. Их отец остался в Стаханове.
— В чем чувствовалось отличие от мирной жизни, помимо обстрелов?
— Мы раньше любили по грибы ходить, а теперь разве сходишь — там везде заминировано может быть.
— Лианна, а как ты поняла, что это война в 2014-м? Тебе же тогда было только девять лет…
— Я помню, как шла в школу и увидела, как наискосок стреляют. Пошла дальше. Нас тогда собрали в столовой, директор объявил, чтобы расходились по домам. А потом выяснилось, что был обстрел, и рядом у детского садика погибла мама с дочкой, но поначалу мы это не понимали, была радость, что вот школы нет.
Тут вступает её мама:
— Я с новорожденным, муж на работе, а мне звонят из школы: срочно забирайте дочку… Я даже не могу описать: такой дикий страх, всё грохочет, всё дрожит. Даже звук можно не слышать, но чувствуешь вибрацию… Открываешь глаза ночью: вспышки – так жутко. У нас пакетик стоял с документами. И сколько раз говорили: «Лиан, помнишь где документы?» Если вдруг что, не надо нас искать, хватаешь документы и... У нас ещё дом так стоит, что сразу за его торцом — поля, когда там взрывается снаряд, земля прям вверх взлетает...
Лианна продолжает:
— Мы каждую ночь просыпались от того, что стреляют, в 2014-м вообще без остановки стреляли, а потом все как-то к этому привыкли. Вот недели две назад, в середине февраля, сидим на паре по математике, слышим, бахает (у нас окно открыто). Мы учительнице: «Может, пораньше отпустите нас, там вон бахают «. А математичка у нас строгая: ”Нет, пишем дальше!» Вот так: война войной, а математика по расписанию. Мы же в детстве смеялись, нам говорили, что когда эти звуки — это крыши чинят: «Не пугайтесь, крыши чинят».
Младшему брату (он в этом году только в первый класс пошел) такую легенду придумала учительница, когда первый раз грохнуло во время урока: «Это мальчик со стула упал, мол, не раскачивайтесь». А он потом с мамой домой шел, а там еще сильнее бахает, он к маме: «Это что? Мальчик со стула упал?» Смеялись потом...
— А как ребенок относится, он понимает?
Наталья:
— Мы не скрываем от него, начинался обстрел — он на кровать ложился и одеялом закрывался.
— А за все время войны, в какой момент наиболее остро ощущалась несправедливость сложившейся обстановки?
Наталья:
— Сейчас, когда выяснилось, что о нас никто не знал всё это время и знать не хочет. Они сейчас жалеют людей на Украине, а нас нисколечки не жалели. На нас им все равно было. Обидно. Очень обидно.
Лианна:
— Мне почему-то тоже так везёт, что я в тик-токе вижу те видео, где все ну против войны и все такое. Я позавчерашний день вообще не отрываясь от телефона провела: все спорила там со всеми, доказывала, а мне кто-то пишет, что сравнивать нельзя — разное народонаселение. А я не понимаю, чем мы от них-то отличаемся?
***
Татьяна приехала из города Ровеньки с двумя дочками 14 и 9 лет. Говорит:
— Очень страшно было в самом начале, когда самолёт пролетал, и я видела, как он недалеко от центра выпустил что-то, а я знала, что в той стороне мои дети… Было ощущение, что мы будто во времена Великой Отечественной попали... Ну а потом, как говорится, нас бомбили, а мы делали заготовки.
— Что делали?
— Закрывали в банки помидоры, огурцы, грибы... А вообще война для нас — это небо, в котором нет белых полос от самолетов. Небо над нами закрыто, только иногда издалека, где-то с вашей территории, появится какая-то бледная полоса. У нас уже и дети не знают, что самолёты не бомбят, а просто летают… В Таганрог приехали когда с дочками, а там самолёт летит, и звук слышен, дочка на меня вопросительно смотрит: как так, самолет летит, а мы не прячемся…
А мама моя сейчас эвакуироваться не захотела, говорит: «Здесь у меня муж похоронен». Папа мой в том году умер от нервов этих, 66 лет всего было...
