Последнюю по времени встречу "Большой восьмёрки" можно считать знаковой и даже поворотной.
Впервые она прошла в личной резиденции главы принимающего государства, а не на специально подобранной "публичной" территории, как было принято все годы существования этого "клуба мировых лидеров" начиная с самого первого саммита (Франция, Рамбуйе, 1975).
Изменение, на первый взгляд, вроде бы небольшое, но весьма существенное. Обама, ведущий достаточно сложную предвыборную кампанию, не стал предпринимать обычные для G8 меры безопасности, "зачищая" территорию вокруг избранного места встречи от террористов, антиглобалистов и прочих нежелательных элементов. Такие масштабные мероприятия по обеспечению безопасности чреваты ощутимым снижением рейтинга поддержки. Поэтому он предпочёл лишний раз не представать перед американскими избирателями в невыгодном свете, а провести встречу мировых лидеров без лишнего шума и пыли, по-келейному. И это ему удалось. Более того, весь антураж встречи был разработан и проведен в стиле римского императора, принимающего своих вассалов в своем самом родном гнезде-дворце, где все собрались "без галстуков", как бы подчеркивая "родственность душ" с самим императором и его страной. Всё это также осуществлялось в рамках ведущейся кампании.
Но в результате "восьмёрка" утратила важнейшую для неё функцию публичной демонстрации единства своих участников (которого в условиях глобального кризиса нет и быть не может), а значит — сделала решающий шаг на пути превращения в нечто принципиально иное. До Кэмп-Дэвида и G8, и её предшественники всегда позиционировались как эффективный инструмент решения самых актуальных и острых международных проблем, поскольку в рамках G8 "сильные мира сего" получили возможность напрямую, без всяких посредников и участия "суверенного планктона", обменяться мнениями и выработать некую совместную линию действий. Теперь она выглядит как "допуск" избранных партнёров США к дополнительным переговорам с президентом Соединенных Штатов.
Прообразом G8, конечно, следует считать "Большую тройку" времен Второй мировой, когда Рузвельт, Сталин и Черчилль на своих встречах в Тегеране и Ялте определили основные контуры послевоенного мира. Затем началась многолетняя "холодная война", главным инструментом которой стал военно-политический блок НАТО с неоспоримой главенствующей ролью США. Однако после потрясений 1967-1973 годов США оказались перед необходимостью в гораздо большей степени учитывать интересы своих важнейших геостратегических союзников (и экономических конкурентов), прежде всего Франции, Германии и Японии, что и послужило причиной создания "Большой шестёрки" (с участием также Великобритании и Италии), уже через год ставшей "семёркой" (Канада).
После уничтожения Советского Союза "новая Россия" настойчиво, буквально любой ценой, стремилась быть принятой в этот "клуб избранных", что и произошло после заключения Дейтонских соглашений в декабре 1995 года, ознаменовавших собой окончательную "сдачу" Югославии. В 1996 году очередная встреча "Большой семёрки" прошла в Москве, а с 1997 года она официально стала "восьмёркой". Однако роль России в G8 долгое время вполне справедливо определялась как "шестёрка при семёрке", поскольку на ключевые заседания по вопросам международных финансов и политики представители России, как правило, не приглашались, и решения принимались без их участия. В "предбаннике" этих заседаний пришлось посидеть и Кудрину, и Лаврову. Чтобы данное обстоятельство не так бросалось в глаза, с 1998 года был принят новый формат работы G8, согласно которому собственно "восьмёркой" стали считаться только встречи политических лидеров, а "рабочие заседания" министров финансов и министров иностранных дел формально выводились за её рамки.
Пренебрежительное отношение других членов G8 (и прежде всего — США) к России в полной мере проявилось в конфликте вокруг "третьего срока" Путина, когда вице-президент США Джозеф Байден публично заявил о "нежелательности" выдвижения кандидатуры Путина на пост президента Российской Федерации. Подобного вмешательства во внутренние дела государства-члена "Большой восьмёрки" американская дипломатия не позволяла себе никогда. А назначение новым послом в России известного специалиста по "продвижению демократии" в страны "третьего мира" через механизма "цветных революций" Майкла Макфола на фоне внезапно развернувшихся массовых акций "за честные выборы", мгновенно приобретших направленный антипутинский характер, подтвердило, что это не только слова. Тем более, еще до вручения верительных грамот в Кремле Макфол пригласил в Спасо-хаус представителей политических сил, принявших участие в "болотной оппозиции".
После визита в Москву Генри Киссинджера разгоравшийся конфликт вроде бы удалось потушить. Но на деле он просто перешёл в новую фазу. Протестные выступления "антипутинской" оппозиции продолжились, приобретая всё более выраженный и однородный либеральный, прозападный и проамериканский характер.
Учитывая данное обстоятельство, длящуюся диффамацию в глобальных масс-медиа, а также сверхжёсткую позицию США по расширению своей системы ПРО в Европу, беспрецедентное решение Путина не принимать участие в работе очередного саммита "большой восьмёрки", а послать вместо себя в Кэмп-Дэвид Дмитрия Медведева выглядело вполне обоснованным и логичным.
Но оно тоже подчёркивало, что "восьмёрка" перестала восприниматься как некое сакральное пространство, в котором "сильные мира сего" решают его судьбу. Без Китая, Индии, а теперь, по сути, и без России, G8 оказалась неспособной что-либо всерьёз решать, а тем более — делать, утратила своё глобальное измерение.
Ни по евровалюте, ни по Сирии, вообще ни по одному из обсуждавшихся в Кэмп-Дэвиде глобально значимых вопросов никакой реальной программы действий принято не было. И слова Дмитрия Медведева о том, что нынешняя встреча "восьмёрки" была самой значимой и плодотворной из всех, на которых ему пришлось побывать, — не более чем дань дипломатии со стороны российского премьер-министра, которого теперь за взятую им на себя роль доставщика личных писем от Обамы к Путину и обратно злые языки уже прозвали "курьер-министром", что, разумеется, не имеет никакого отношения к действительности.
Кризис "восьмёрки" объективно усиливает международное значение НАТО. Саммит Североатлантического альянса в Чикаго оказался куда более продуктивным, чем кэмп-дэвидские посиделки. Выяснилось, что уходить из Афганистана США вовсе не торопятся (да и зачем: ведь "героиновая" модель экономики этой страны показала свою непреходящую эффективность, а после подключения доходов от наркотрафика к финансированию предвыборной кампании Обамы резать курицу, несущую золотые яйца, и вовсе нет никакой необходимости). И пресловутый "транзитный пункт" в Ульяновске, согласитесь, тут был бы весьма кстати. Не говоря уже о том, что Вашингтон давит и на Астану, требуя для своих военных открытия каспийских портов.
Но сыгранная "кремлевским тандемом" внешнеполитическая партия показала, что "шестёркой при семёрке" (и при США) Россия больше ни быть, ни считаться не намерена, что глобальные изменения геостратегического баланса в современном мире не проходят без внимания и без участия нашей страны, что у неё, наконец-то, появилась не просто более-менее адекватная и субъектная внешняя политика, отличная от бездумного следования в фарватере Вашингтона, как это было в годы правления Ельцина, но политика проектная, связанная с определением и достижением собственных целей в будущем.
Главной и приоритетной целью российской внешней политики сегодня является максимально возможная реинтеграция "постсоветского пространства", перспективы которой напрямую связаны с дезинтеграцией пространства "европейского". Кризис "зоны евро", вызванный, как официально утверждается, безответственной финансовой политикой целого ряда европейских государств, а на деле — "экспортом долларового хаоса" из США в Европу, не ограничивается только денежным измерением. Это — кризис "европейской идентичности", выступавшей как главная альтернатива советскому проекту для "стран народной демократии" и подавляющего большинства бывших союзных республик. Весьма показательно, что в ЕС образца начала 90-х стремились не только поляки, венгры, чехи, румыны, болгары и другие "братушки"; не только прибалты, молдаване, украинцы и жители кавказских республик — стать полноправными членами этой организации изъявляли желание и казахи (ведь часть Казахстана геграфически расположена в Европе!), и узбеки, и туркмены, и таджики, не говоря уже о таких европейских народах, как татары, башкиры и чеченцы…
Сегодня эти евроиллюзии развеиваются как дым, а их реальная цена становится понятной даже ежу, не говоря уже об испанцах, венграх и греках, бастующих против политики "затягивания поясов", или о немцах, вовсе не желающих тратить свои кровные деньги на "южных и восточных бездельников". Долговой кризис Греции уже приобрел политическое измерение, по итогам выборов легитимное правительство не сформировано, программы финансовой помощи заморожены, на 17 июня назначены перевыборы, и далеко не факт, что их итог будет принципиально отличен от уже имеющегося в наличии.
В таких условиях Россия снова становится центром геостратегического притяжения на "постсоветском пространстве", в которое входят не только бывшие союзные республики, но и бывшие страны СЭВ. И эти возможности необходимо использовать по максимуму, чтобы двигаться дальше.
