Если есть умение отыскивать места домов, где прошло детство и молодые годы классика русской литературы (в моём случае, Ивана Алексеевича Бунина), и если есть неразгаданная семейная тайна, то рано или поздно приступаешь к её разгадке.
Мой дед по маме Данила Трофимович Ходеев, как и все мужчины призывного возраста, в 1941 году был мобилизован и ушёл на войну. Тётя Нина, покойница, уже в мирное время выяснила, после нескольких запросов в Министерство Обороны и в архивы, что его часть попала в окружение где-то на малороссийской земле в первую, страшную военную осень, и что он вышел к партизанам и долгое время воевал в их рядах. А бабушка Варя в те суровые дни, месяцы и годы оставалась в оккупированной Горловке. Она и её дети: две девочки подросткового возраста, мальчишка лет семи-восьми, младенцы-близняшки 1941 года рождения. Всего у неё на руках тогда было пятеро детишек. Маму ещё не произвели на белый свет. У моей семьи был свой дом. Позже мальчишку-сорванца застрелил из автомата фашист, за то, что ребёнок назвал его фашистом или фрицем. Младенцы умерли от голода. Девочек-подростков должны были угнать в трудовой лагерь в Германию, но бабушка Варя долго прятала их, то на чердаке, то в подвале.
Однажды ночью домой явился дед Данила. Утром он ушёл. Предание гласит, что был ещё один единственный раз, когда бабушка куда-то ездила к суженому по оккупированной Украине... Летом 1943 года родилась моя мама. То, что она не умерла от голода — это чудо не меньшее, чем то, что она была зачата. Сосала марлю с хлебным мякишем — выживала на Божью долю. Чудо и величайшая случайность её и моя жизнь и жизнь моих детей. Стрела не долетела, ядро упёрлось во встречный ветер.
В 1943 году дед пропал без вести, ни разу не увидев свою младшую дочь. Тогда же, при взятии Горловки Красной армией, во время фашистской бомбёжки, был поражён снарядом и сгорел дом, где жила бабушка Варя с тремя девочками. Больше у неё никогда не было своего дома — до 70-х снимала углы. Замуж она никогда больше не выходила, хотя её звали — говорила, что похоронки нет, значит Данила мой не погиб. Ждала.
Я знал, что место дома моего деда и бабушки известно. Я помнил, как в детстве мама мне каждый раз говорила:
— А вот здесь стоял наш дом, который сгорел во время войны, — когда мы шли с остановки к тёте Нине в гости.
Маме про наше гнездо рассказывала старшая сестра.
Нынче я от престарелой, почти слепой мамы долго не мог добиться, где именно этот наш дом находился, хотя уже несколько последних лет пытался это сделать. А сегодня произошло чудо, она назвала мне улицу (Таманская), на которой жила моя тётя, описала окружающий пейзаж, который мы наблюдали по дороге с остановки. Я быстренько всё за-яндекс-картил и легко нашёл место нашей семейной Стены плача. Я даже вспомнил этот парк и этот ставок - запруду на речке Корсунь. Меня маленького в нём пьяный муж двоюродной сестры чуть-чуть не утопил, уронив с плеч под воду. Вспомнил шум водопада на плотине. Те воспоминания смутны и размыты, но они всё же сохранились. И я, с маминой помощью, нашёл таки место, где стоял наш дом с погрешностью 50 или 75 метров. Место отмечено прямоугольником правее техникума на улице Ивана Франко.
Теперь моя личная гора Арарат, расположенная по дороге от автобусной остановки на посёлок Байрак в Горловке, там, где нынче лежит улица Ивана Франко, навсегда останется со мной. С роднёй — со своими детьми и племянниками, с сёстрами Надей, Олей, Таней, с братьями с Женей, Олегом, Пашей, с Ромкиным мальчишкой Ильёй, с Олеговыми детьми и внуками, с Жениными и Пашиными детьми ею тоже делюсь.
А про речку Корсунь я писал в стихотворении "Мой Донбасс" в 2014 году. В нём есть слова: "Узнать, где речка Корсунь начинается... ". Она начинается очень близко от моего дорогого родового места силы. Всё зарифмовано и закольцовано.
Поеду туда, как только появится такая возможность.
Горловке желаю мира и добра! И чтобы поскорее заканчивалась победой нынешняя война, которая — продолжение прежней, недовоёванной нашими дедами, отцами и нами.
