Ба, знакомые все лица…
(генезис «болотной элиты»)
Вместо предисловия:
Время, в которое писалась эта книга, было во многом судьбоносном для России. На фоне смены власти в стране оппозиция развернула беспрецедентный нажим, пытаясь с помощью технологии «цветных переворотов» добиться свержения легитимных властей. В этом им активно помогали зарубежные фонды и иностранные посольства. Среди застрельщиков протестов – тот самый слой, что называется интеллектуальной элитой общества. Страна зависла над пропастью. Речь шла не только о смене курса страны, но о самом существовании государства Российского, ибо вошедшие в раж компрадоры и их зарубежные покровители не скрывали своих планов расчленения России. На фоне болотных протестов власть пассивно молчала, словно загипнотизированный удавом кролик. Я не смог молчать, считая необходимым рассказать о той роли «креативного класса», который он сыграл в истории России. Дальнейшее известно: масштабный митинг на Поклонной горе разом перекрыл малейшие расчеты оппозиции. Но источник она не смирилась с поражением и прошедшие годы только доказали, что главной их целью является не власть, а именно страна. Поэтому готовя работу к публикации, я не счел возможным исправлять ее в соответствии с реалиями 2015-го года.
«Я сжег все, чему поклонялся,
Поклонился всему, что сжигал».
И.С. Тургенев, «Дым».
Как это случилось?
Когда все это произошло?
Как получилось, что абсолютно малая часть граждан страны, напыщенно именующая себя «элитой», «совестью нации», «интеллигенцией», «креативным классом» присвоила себе право говорить от имени всего народа, поучать остальных, вершить судьбой целой страны? И что это за социальный слой, который позволяет себе раз в 20 – 40 – 60 лет так переколотить Родину, что затем всем миром, потом, трудом и кровью соотечественников приходилось собирать расколотую и измученную страну.
Для начала придется возвратиться к истокам. Отмотаем время назад. Перевернем мутные болотные митинги, оставим позади безумные съезды творческих союзов эпохи перестройки и поэтические вечера «шестидесятников» в Политехническом. Сквозь револьверный лай гражданской войны и взрывы бомбистов «Народной воли» проскользнем из двадцатого в девятнадцатый. Галопом пронесемся мимо «лишних людей» и не остановимся посмотреть шпалеры войск на Сенатской площади. В восемнадцатом не заинтересуют нас сибаритствующие екатерининские вельможи. Нам туда, к Петруше, поднявшего на дыбы (или «на дыбу»?) Россию.
Глава 1. Зачем Тришке европейский кафтан?
В своем стремлении «европеизировать» страну, приобщить ее к «мировой цивилизации» и «европейским ценностям», первый император «оптимизировал» население страны на четверть. И, кроме того, произвел раздел России на две субкультуры, два субэтноса, чуть ли не два разных народа. Гениально у Пушкина: «Народ, упорным своим постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен бал своей победой и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни своих бояр». Хотя все несколько сложнее…
Преобразователю необходим был инструмент. И он был найден в лице служилого сословия. А «европеизация» лишь одно из средств для поддержания «годности» этого инструмента в виде кастовой обособленности и солидарности. Оттуда, с петровских времен пошло разделение общества на «мыслящую, просвещенную элиту» и, извиняюсь за выражение, быдло, «свиноту необразованную» по-голохвастовски, к которой элита относит абсолютное большинство народа, а заодно и всех тех, кто смеет думать по-иному. «И тем самым указы Петра вбили клин между двумя группами населения: служилыми и тяглыми, жителями нескольких самых больших городов и деревенским людом. После Петра служилые верхи и податные низы понимают друг друга все хуже. У них складываются разные системы ценностей и представления о жизни, и они все чаще осознают друг друга как представителей едва ли не разных народов».(современный российский историк Андрей Буровский)
Знал бы император, какую долгоиграющую мину он заложил под здание государства Российского! Служилые, и примкнувшая к ним разночинная городская публика, вместе с европейскими шмотками получила и европейское Просвещение с его базовыми ценностями. Такими, как права личности, разделение общественной и частной жизни, частная собственность, верховенство закона, гарантии неприкосновенности. Не успело остыть на смертном одре тело «Отца Отечества», как дворянство повело яростную борьбу с государством за свои права. В этом главный смысл череды дворцовых переворотов и дворянских революций восемнадцатого столетия.
Правда все эти «перестройки» носили верхушечный характер и не затрагивали основ народной жизни и государства. Главным образом потому, что мессианство тогдашней «элите» пока было чуждо, они позаботились о самих себе, любимых. До просвещения народного их мозги еще не додумались. В результате деятельности «верховников» и попытки ограничения самодержавия при помощи «кондиций», через конституционный проект Дмитрия Голицына и елизаветинскую отмену смертной казни, через Указ «О вольности дворянской» и дворянские собрания, к исходу XVIII века, дворянство добилось своего. Появился странный исторический феномен: сословие свободное от обязанностей перед державой и от податей в ее пользу. То есть, перефразируя Ключевского, ни тягла, ни плуга
Историк В.О.Ключевский замечательно охарактеризовал сей процесс: «Но мутная волна дворцовых переворотов, фаворов и опал своим прибоем постепенно наносила вокруг престола нечто похожее на правящий класс с пестрым социальным составом, но с однофасонным складом понятий и нравов. Это была только новая формация военно-служилого класса… В XVII в. верхний слой его, столичное дворянство, поглощая в себя остатки боярства, становился на его место в управлении, а при Петре Великом, преобразованный в гвардию и приправленный дозой иностранцев, сверх того предназначался стать проводником западной культуры и военной техники. Государство не скупилось на вознаграждение дворянства за его административные и военные заслуги, увеличивало податное бремя народа на содержание дворян, роздало им огромное количество государственных земель и даже закрепостило за ними до двух третей сельского населения. Наконец, после Петра дворянство во всем своем составе через гвардию делает случайные правительства, освобождается от обязательной службы и с новыми правами становится господствующим сословием, держащим в своих руках и управление и народное хозяйство. К моменту воцарения Екатерины II оно составило народ в политическом смысле слова, и при его содействии дворцовое государство преемников Петра Первого получило вид государства сословно-дворянского».
Глава 2. Прогулка в Париж или кто примерит шинель Бонапарта.
В своем несколько поверхностном взгляде на историю зарождения и развития российской элиты нам никак не избежать грандиозной панорамы Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Слишком символична эта дата и значимо произошедшее событие – восстание декабристов. Это был первый раскол правящего класса. Конечно, и до этих событий в знати существовали различные ориентация, взгляды, придворные партии, но в случае угрозы их кастовым интересам, элита сплачивалась вокруг престола и выступала единым фронтом. Так было во времена Пугачевской смуты, так произошло в годину иноземного нашествия. В этом же случае, часть высшего класса впервые выступила не как охранительная, а как революционная сила. Отказала в доверии и поддержке Престолу, государственной власти. Напротив, часть элиты проявила себя антигосударственной силой, вопреки тому для чего она была задумана и создана Петром. Пока это была меньшая часть, но временем подобной публики станет появляться все больше и будет она все крикливее.
Что же произошло с детьми и внуками изнеженных сибаритов елизаветинских и екатерининских времен? Универсальную палочку-выручалочку исследователям декабристского движения дал «меланхолический Якушкин», якобы сказавший на допросе у Государя: «Мы – дети двенадцатого года». Мол, прогнав супостата с родной земли, во время заграничного похода, мы увидели такое!!! Чистые улочки и вежливое культурное население (не то, что наши мужики), аккуратненькие домики и ровненькие дороги, и над всем этим свобода, свобода, свобода… Да как это так: победители живут хуже побежденных! И воспылали праведным гневом молодые горячие сердца, и проявилась благородная цель – избавить народ российский от ненавистной тирании.
Да только что-то здесь не вяжется. Они что, раньше об этом не знали? С екатерининских времен мало-мальски состоятельный дворянчик мог прокатиться по заграницам, вкусить привлекательной европейской жизни, некоторые годами не появлялись в отчем доме. А домоседов со взглядами французских просветителей познакомила сама Императрица. Она и «Наказ» свой написала, ограбив, по ее же словам, Монтескье. Чистый копирайт. И позже, «в дней Александровых прекрасное начало» конституции писали все кому не лень. Так, что лукавит И.Д. Якушкин, военный путч желает освятить блеском воинской славы, как бы ныне сказали легатимизировать его, не с юридической, но моральной точки зрения. А как же тогда еще не серая, а разноцветная солдатская масса? Солатики отчего-то не возбудились при виде заморских чудес, не распустили слюньки на иноземные диковины. Народ окажется абсолютно индифферентным. И будут стоять заговорщики на ветру у Невы одни-одинешеньки, без народа, ради которого они, по их словам, все это и затевали. Жалко только тех солдатиков, которых им удалось подлым обманом вывести на первый в истории «майдан», пострадали за зря. И тут найдена причина: что взять с тёмного мужичья, неграмотные, несознательные оне. Как все похоже на современных «рэволюционеров», так же носы задирают, обзывая себя элитой, и не скупятся на оскорбительные эпитеты большинству страны: и зомби они, и быдло, и деревня.
Следующее поколение «борцов с режимом» учтет ошибки первопроходцев, помните, хрестоматийное: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию». Но у них это тоже неважно получиться: слишком крепка была та Россия и чисты помыслы русских людей.
На самом деле декабристы – прямой результат столетней бездумной «европеизации» России. Временной лаг сказался как раз спустя 100 лет. Ведь надеть европейский кафтан и сбрить бороду ещё не означало выскрести из себя русского. Отцы, деды и прадеды декабристов по своему мироощущению во-многом оставались старорусскими людьми. Известно, что, например, ближайший сотрудник Петра Первого, А.Д. Меншиков, в быту оставался совершенно домостроевским человеком, они даже трапезничали с супругой отдельно, несмотря на нежные и теплые чувства друг к другу. Западное влияние было сильно в войске, в аппарате государственного управления, но совершенно не проникло в деревню, в помещичью усадьбу. Все изменилось в 1812 году, когда иностранец поник в дом, в семью тогдашней элиты.
При отступлении сотни и тысячи наполеоновских солдат разбрелись по русским деревням и помещичьим усадьбам. Только это могло спасти их от голодной смерти и замерзания. «И в окрестных деревнях крестьянские кузнецы еще долго перековывали блестящие кирасы кавалерии маршала Мюрата на большие медные сковороды и тазы, в которых русским крестьянкам было так удобно жарить яичницу и варить варенье из спелых ягод» (историк Владлен Сироткин). А обе столицы и уездные города России наводнили разного рода французские актирисульки, модистки, гризетки и прочая не шибко моральная публика. Улицы обеих столиц украсились модными вывесками с иностранными именами и названиями. Русская армия сокрушала Наполеона в Европе, во Франции и, пока шла война, никто не спешил возвращаться обратно, многие вообще остались в России навсегда.
Бродячие солдаты и офицеры «великой армии» полезли в дворянские усадьбы наниматься гувернантами. Французский язык по значению тогда был полный аналог современному английскому, поэтому его знание – обязательный элемент успешной карьеры. Кстати, знание русского языка было совершенно необязательным. Известно, что некоторые декабристы свои показания давали по-хранцузски, ввиду слабого владения родной речью.
Для детей из богатых аристократических семей гувернантов и гувернанток выписывали из Франции. Для детей дворян средней руки, не имевших достаточных средств (квалифицированный педагог был дорог), власти открыли сеть пансионов. А мелкопоместной мелкоте с одной-двумя деревеньками крепостных и это было не по карману. И тут к ним во «двор» десятками полезли даровые «гувернеры», буквально за кров и хлеб готовые учить их чадо языку и манерам. «Редкий был тогда дом, в котором не встречалось бы пленного француза, - вспоминал Ю.К. Арнольд, из дворян Могилевской губернии: иметь у себя «своего» француза – это установилось тогда само собой для каждого порядочного дома». Для Арнольда «своим французом» оказался бывший барабанщик Грожан.
Конечно, и язык (скорее всего это был «арго» - чудовищная жаргонная офранцузенная смесь всех европейских языков), и манеры, и знания были еще те. Например, упомянутый Грожан вместо занятий поведал мальчику множество военных историй, учил выбивать на барабане различные команды, а больше всего с восхищением рассказывал необычайные истории о «маленьком капрале», который со своими маршалами и солдатами заставил дрожать всю Европу. Главным было другое, все эти бесчисленные гувернантки, модистки, французские театры и пансионы создавали среду обитания, где ничему русскому не было места. Недоросли росли и воспитывались в иностранной среде, не имея представления о подлинно народной жизни. Даже девочки, с их институтами благородных девиц, тоже подвергались тотальному иностранному идеологическому прессингу. Так на историческую сцену выходил «другой народ», никак не связанный с русской культурой, воспитанный на западных ценностях. Похоже, не правда ли? Нынешняя столичная публика, люди офисов, ночных клубов, спа-салонов, фитнесс-центров и турагентств тоже слабо представляет страну, в которой живут. Для нас они как инопланетяне. Они иные, другой народ. И тоже готовы пожертвовать державой, как предметом, не имеющим ценности в системе в их системе координат. Впрочем, некоторые прозревали, так поэт-декабрист Ф. Н. Глинка писал: «Французы-учители не менее опасны и вредны французов-завоевателей: последние разрушают царства, первые добрые нравы, которые, неоспоримо, суть первейшие основания всех обществ и царств»
Вот типичный результат такого воспитания:
«Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Monsieurl'Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил».
Так российская элита воспитывалась в духе преклонения перед всем иностранным, прежде всего французским и пренебрежения к своему, родному, русскому. Все западное казалось разумным и рациональным. Добавьте суда восхищение Наполеоном и увидите полный переворот в головах. Завоеватели потерпели поражение на поле брани, но взяли реванш на идейном фронте, в умах. Высший класс государства становился коллективным иностранцем у себя в стране. К слову сказать, это уже было в нашей истории. Лет триста до этих событий знать Юго-Восточной Руси, надев польские кунтуши и выучившись в иезуитских колледжах, тоже противопоставила себя русскому народу, за что и поплатилась тогда отлучением от Родины в ходе восстания Хмельницкого.
Но будущими декабристами овладела и другая напасть – вождизм. Удивительная судьба Наполеона Бонапарта пьянила, честолюбивые мечты поселились в мозгах молодых людей. Причем каждый метил в диктаторы, каждый примерял шинель Наполеона на себя. «Можно смело утверждать, что честолюбие главных декабристских лидеров было одним из важнейших факторов, помешавших им победить. Все 10 лет существования тайных обществ лидеры заговора не могли найти общий язык, договориться о том, кто будет главным в новом российском правительстве».(Оксана Киянская, ЗС 12/2010)
Сергей Иванович Муравьев-Апостол гордился поразительным внешним сходством с Наполеоном, а Павел Иванович Пестель, старательно подражая Наполеону даже образом своих мыслей, постоянно восхищался Наполеоном вслух: «Вот истинно великий человек! По моему мнению, если иметь под собою деспота, то иметь Наполеона. Как он возвысил Францию! Сколько создал новых фортун! Он отличал не знатность, а дарования!». Если учесть, что и ещё один из повешенных, М. П. Бестужев-Рюмин, тоже воображал себя Наполеоном, то закрадывается подозрение о клинике. Это, кстати, тот Бесстужев-Рюмин, которого остальные заговорщики за дурачка держали: «Этот Бестужев, впоследствии повешенный, играл в обществах роль шута, но не менее того был много употребляем заговорщиками, которые посылали его повсюду в виде миссионера или вербовщика; для сего он разъезжал по всей Малороссии и, декламируя против правительства, старался умножить число сообщников... Он знал разные иностранные языки и одарен был счастливою памятью, но вел себя так ветренно, что над ним смеялись, особенно над непомерным его политическим вольнодумством, которое он везде и при всяком случае проповедывал». (Крутов В.В., Швецова-Крутова Л.В. Белые пятна красного цвета. Декабристы.)
Хотя почему клиника? Посмотрите на современное обилие оппозиционных лидеров. Не считают же себя больными вожди Болотной площади. Хотя тоже всяк себя только мнит спасителем Отечества от деспотии, усиленно расталкивая соратников – соперников локтями.
Стоит привести мнения путчистов друг о друге. Князь Сергей Петрович Трубецкой, после бесед с Пестелем отметил, что «человек это вредный и что не должно допускать его усилиться, но стараться всевозможно его ослабить», - и старался ослабить влияние Пестеля не только в северной столице, но и в его вотчине - Южном обществе. Рылеев тоже считал, что «Пестель человек опасный для России и для всех видов общества».
Представляете, какая бы рубка началась между ними, смалодушничая молодой царь? Эти субчики, придя во власть, устроили бы стране кровавую баню. К счастью, даже спланировать они ничего толком не смогли. Ни у кого из заговорщиков не было точного представления о политических требованиях и будущем государственном устройстве России. Над всем выступлением незримо маячил образ Бонапарта, заявлявшего «главное ввязаться в бой, а там посмотрим…», да только никто из них не был Наполеоном.
Попутно развенчаем миф о декабристах, как о «борцах за счастье народное». В принципе никто не мешал добиваться освобождения крестьян. А в 1816 году, даруя Конституцию Польше, на открытии сейма Александр I обещал дать конституцию и остальной России. Недостатка в проектах не было. Не было никакой необходимости свои прятать, закапывать. «Если бы главной целью декабристов действительно было крестьянское освобождение, то для этого им было вовсе не обязательно, рискуя жизнью, организовывать политический заговор. Им стоило только воспользоваться указом Александра I от 20 февраля 1803 года — Указом о вольных хлебопашцах. И отпустить на волю собственных крепостных. Согласно этому Указу, помещикам разрешалось освобождать крестьян целыми общинами — с обязательным наделением их землей. Известно, что никто из участников тайных обществ этим Указом не воспользовался и официально крестьян не освободил. Более того, летом 1825 года, за несколько месяцев до восстания Черниговского полка, будущие участники этого восстания совершенно бестрепетно подавили крестьянские волнения в украинской деревне Германовка». (Оксана Киянская, ЗС 12/2010). Кстати, и в нынешние «радетели за народ» затесались бывшие расстрельщики этого народа в 1993 году.
Тем не менее, несмотря на смены режимов, распад государства, пересмотр оценок исторических деятелей, миф о декабристах по-прежнему живуч, хотя он является всего лишь отражением древнего мифа «о благородном разбойнике». Как Степану Разину со товарищи захотелось «тряхнуть Москвой», так и декабристы попытали счастья испытать державу на прочность, правда довольно бестолково. И нынешнее поколение вечно всем недовольных, профессиональных «Баба-яга против» пытаются затеять эту же увлекательную игру. Точно сказала о них блогер Галина Радковна: «…всем этим кухонным посидельцам нравилось, что некие высокообразованные, зажиточные и знатные люди бросают вызов Государству. Ну, примерно как они сами. Вот, мол, мы работаем в крутом НИИ, читаем Джойса, разговариваем цитатами из Булгакова, мягко говоря, не голодаем, но, тем не менее - страшно недовольны!»
А значит нам туда, к вечно брюзжащим кухонным посидельцам, которые лишь никудышная реинкарнация «лишних людей» XIX века. Путеводителем станет великая русская литература, ставшая ровесником и описателем данного феномена.
(продолжение следует)
