Авиационные парады в Тушино
Часть четвертая
Новый парк ПМП, новейший самолет, новенький катер на подводных крыльях... Не хватало только нового, свежего человека. И он не замедлил появиться в Тушино - мало кем в то время принятый всерьез да и просто замеченный.
Незадолго до генеральной репетиции парада в расположение муромской понтонной части пожаловала в сопровождении генерала Заболоцкого блистательная Екатерина Фурцева. Министр тогдашней культуры вовсе не была новым для понтонеров и всех остальных граждан Советского Союза человеком. Политическим «свежачком» оказался представленный Фурцевой густобровый малоземелец Леонид Брежнев с популярным отчеством Ильич. Отец Геныча впервые увидел будущего председателя Президиума Верховного Совета и Генерального Секретаря ЦК КПСС, получившего шанс распоряжаться одной шестой частью мировой суши (ничего себе малоземелец!), в очень близком «прямом эфире» и даже поручкался с ним – типичный «контакт третьего рода». Всем тогда запомнилась находившаяся на вершине популярности симпатичная культуртрегерша Кэт (не радистка, а бывшая ткачиха), а с Леонидом ибн Ильичом понтонеры «поздоровкались», как с графом из бородатого анекдота - и тут же о нем забыли. А зря - Брежнев продержался у кормила власти столько долгих лет, что к концу правления превратился в Генсека второй, буде не ляпнуть, третьей свежести.
Под началом Василия Ерофеева служил капитан Горшков - коренной москвич. Стоять лагерем в Тушино и не побывать дома – это было бы странно и смешно. Генкин отец относился к интеллигентному капитану с пониманием, и Горшков не просто единожды побывал в родных пенатах: он там бывал довольно часто.
Рука руку моет - за пьянящий глоток свободы москвич Горшков поработал у Геныча экскурсоводом. Москвичу это было не в тягость. Благодаря капитану Горшкову мальчик значительно расширил свое знакомство с необъятной Москвой, которую он сразу полюбил всем сердцем еще при первом своем следовании транзитом через столицу в нежном двухмесячном возрасте.
Геныч посмотрел генеральную репетицию парада: если кто не знает, она всегда отличалась от настоящего только отсутствием на трибунах большого количества зрителей. Но зрители все же были - тех, кому по долгу службы приходилось находиться при проведении «генералки» вблизи аэродрома, набиралось так много, что у мальчика возникло ощущение присутствия на самом параде. Полностью удовлетворенный и счастливый Геныч освободил спальное место в штабном автобусе для должного прибыть ему на смену шестилетнего брата.
Отец отвез Генку на конечную остановку междугородного автобуса - кажется, это была Щелковская. Василий накупил сыну всякой всячины, которую они сложили в коричневый баул, обычно сопровождавший их в славящуюся отменным паром баню при фанерном комбинате. Огромная снизка-связка вкуснейших московских сушек-баранок (не одесской ли бубличной артели?) в забитый до отказа баульчик не поместилась, и отец ничтоже сумняшеся повесил «ожерелье для своего любимого» на цыплячью шею Геныча. Затем он ввел его в салон уже заполненного пассажирами автобуса и обратился к молоденькой кондукторше:
- Присмотрите за мальчиком, он едет до Егорьевска.
Стеснительный Геныч с ванильно-маково-кардамонными веригами на тощей шее недовольно мотнул стриженой глупой головой:
- Не надо, я сам доеду!
Надо ли говорить, что отреагировавшие хохотом на это заявление пассажиры отправились в путь-дорогу в прекрасном настроении?
Другие мелкие (и не очень) «новостенки-настёнки», расцветившие славное времечко летнего «понтонностояния» в любимом Генычем Тушино, стали ему известны позднее - со слов брата и отца.
Одна новостёнка была действительно мелкой - как егорьевские пруды. Брата доставили в Москву не на поезде, как Геныча, а на буксируемом пароме. Собранный из понтонных звеньев паром тащился из Мурома в Москву по рекам, каналам и шлюзам несколько дней. Стояла страшная жара, и малолетний Женек, подражая солдатам, время от времени выбрасывал за борт оцинкованное ведро на пеньковой веревке, а потом обливался тем, что удалось зачерпнуть. Однажды он вовремя не выпустил веревку из рук и оказался за бортом вместе с ведром - тестикулы у паренька еще не отросли и не могли служить достойным противовесом полному ведру воды.
Солдаты быстро выловили из воды шестилетнего «водолея», родившегося по гороскопу «козерогом», но более всего возвращенный на опрометчиво покинутый им паром Женек походил на мокрого котенка - такого зверя в зодиакальном гороскопе днем с огнем не сыщешь. Жека изрядно нахлебался не слишком чистой водицы - наверное, именно после этого случая его и без того несильная любовь к забортной воде значительно ослабела. Хорошо плавать Евгений так и не научился, но умудрился стать моряком дальнего плавания, настоящим морским волком, повидавшим десятки забугорных стран.
Вторая новостёнка была тоже небольшой, локальной, однако муромские военные инженеры все как один придавали, придают и будут придавать ей глобальное значение.
Обычно после проведения парада его участники приглашались в Кремль на роскошный фуршетный прием, где им оказывались всяческие воинские почести - не считая почестей алкогольно-гастрономических. Летчики и штурманы, планеристы и десантники, чемпионы-парашютисты - эта «небеснотихоходная» элита ежегодно гостила в Кремле. Понтонеры же считались «черной костью» - путь в Кремль задубевшим на семи речных ветрах военным инженерам был наглухо закрыт и даже задраен.
Но генерал Заболоцкий проявил в том памятном многим году чудеса воинского и гражданского героизма. Он прыгнул выше головы и едва ли не повторил подвиг Александра Матросова, бросившись на скептически ухмыляющуюся бюрократическую амбразуру. Генерал сумел доказать высокому начальству, что муромские понтонеры достойны вкусить от щедрот кремлевского фуршета. Вполне вероятно, не последнюю роль в решении официально пригласить муромцев на праздничный обед сыграла товарищ Фурцева, сама вышедшая из такого же провинциального, как и муромцы, народа.
Ну что ж, понтонеры наконец-то захватили Кремль - первый и, пожалуй, последний случай в истории противоборства щита и меча, удара и защиты. Официальное приглашение в кремлевские палаты – и необходимость жалко и мелко бахвалиться перед киевлянами катером на подводных крыльях отпала.
Десятое июля 1961-го года муромские военные инженеры запомнили навсегда.
Не пыли, пехота: понтонеры чай пьют!!!
Не чай, не чай они там пили, за кремлевскими, оставшимися неприступными для киевлян и одесситов стенами. Поначалу, конечно, немного оробели, но армейская закваска сделала свое дело, и легенду о крутости муромских богатырей бравые понтонеры полностью оправдали.
На всякий случай следует напомнить, что фуршетом называется прием с угощением, обычно состоящим из закуски и напитков, которые едят и пьют стоя. Именно стоя. Страшно представить, во что превратился бы прием, будь он сидячим…
Первооткрывателем уже откупоренных официантами бутылок с дорогими коньяками и винами стал муромский армянин Леонид Аршакович Туманян, знавший толк в хорошей выпивке. Уинстон Черчилль изо всех дешевых коньяков отдавал предпочтение трехзвездочным армянским - куда лучше герцога Мальборо разбирающийся в солнечных напитках Леонид Аршакович налегал в основном на беззвездочные, марочные.
Василий Ерофеев терзался муками буриданова барана, раздваиваясь между блюдами с красной и черной икрой - отнюдь не кабачковой и не баклажанной. После третьего фужера доброго коньяка он попросил пробегавшего мимо официанта принести «хоть парочку стульев» - вышколенный кремлевский халдей поглядел на загорелого как негр приветливо улыбающегося Василия и схватился за сердце, опрокинув на паркет содержимое подноса.
Зампотех Георгий Милиус в промежутке между очередным одесским анекдотом предложил в следующий раз прихватить в кремлевские покои раскладные табельные стулья с обтянутым брезентом дюралюминиевым каркасом.
Пить муромские понтонеры более чем умели, но к концу фуршетного приема едва держались на ногах, не желавших покидать гостеприимный московский Кремль. Набрать с собою впрок недоеденных, а зачастую и вовсе не тронутых обильных деликатесов не удалось, но какие-то безделушки «на долгую память» бравые военные инженеры, которых впервые допустили к главному столу страны, все-таки ухитрились спереть…
Шел 1961-й год. Годом ранее город Тушино уже получил статус нового района Москвы. Эпоха тушинских военно-воздушных парадов завершилась. Через много лет парады возобновятся, но проводить их будут уже в другом месте. Геныч этого еще не мог знать и, рассказывая егорьевским мальчишкам об увиденном, уверял их, что на следующий год вновь обязательно поедет в Тушино. Ему недавно исполнилось двенадцать лет – счастливая пора детства тоже подошла к концу.
Миновали золотые дни Аранжуэца…
Конец
