Фильм о группе «Аукцыон». Этой подписи на афише было достаточно, чтобы собрать на документальное кино полные залы зрителей. Наконец-то ЦДК хоть немного отбил, вложенные в него деньги, наконец-то сравнительно молодой и сравнительно массовый зритель увидел документальное кино.
Говорю наконец-то, а держу в уме, что триумф российской документалистики за счет имен Гаркуши и Фёдорова кажется весьма сомнительным. То есть, несложно заманить зрителя в кино, если он в таком количестве ходит на концерты. Прокатчик может почти с точностью рассчитать свою прибыль, вне зависимости о того, что он будет показывать на экране.
И, идя в кино, подспудно ожидаешь, что, попавшись на имя, увидишь один из вариантов «фильма о музыкантах»:
1) Исторический экскурс: от основания группы к сегодняшнему дню, с последующими основными вехами ее становления.
Куски концертов разных лет, архивные фото с закадровым комментарием к ним, перемежаются длинными синхронами музыкантов, которые пытаются вербально ответить на вопрос, «о чем ваша музыка» и рассказать о том, «как было раньше».
В погоне за внятной фабулой, авторы забудут о музыке. Эффект от такого фильма такой же как от чтения в меру интересной энциклопедической статьи в интернете со ссылками на концертные записи. Для зрителя, который вне контекста и хочет туда войти.
2) Фильм-концерт.
Съемка крупного, этапного концерта группы в несколько камер. Режиссеры стремятся к передаче того, что происходит в зале-на сцене посредством монтажа, в частности, ритмически. Плюс отдельные бонусы в форме общения артиста и зала. И если сильно хорошо стараться, то взаимодействие музыкантов друг с другом и своим инструментом на сцене, в процессе игры.
3) Фильм-клип.
Ассоциативная визуализация музыки и текста плюс ритмический монтаж. Только длиною в несколько песен, вместо, одной. Может быть с фабулой, а, может быть, и без.
4) Фильм-запись альбома.
В такой форме есть замечательное преимущество. Мы видим группу такой, какой не могли бы ее увидеть на сцене и в интервью. Видим взаимодействие нескольких людей, в результате которого появляется некое произведение, плюс, непосредственно, в процессе записи, мы видим эдакий закулисный концерт.
На ум приходит много таких фильмов в чистом виде от «The Last Waltz» до «No more shall we part» (ни в коем случае не провожу параллелей между группой «Аукцыон» и героями упомянутых кинолент, скорее, хотелось бы проследить разные подходы к съемке фильма).
Наиболее удачными, обычно, выглядят гибриды. Смесь концерта, клипа, записи альбома и интервью, сдобренная жанровыми сценами «из жизни». И тогда, может быть, удастся что-то передать. Упор здесь делается на процесс монтажа. Желательно, такой же длительный, как и процесс написания музыки или записи альбома.
Иными словами, снять удачный фильм о любом музыканте - задача сложная. Тем более, снять удачный фильм о группе «Аукцыон».
«Ещё» - удачный фильм. И тем приятнее это осознавать, чем сложнее представляется задача, поставленная перед режиссером.
Документальное кино, во многом, представляет собой ответ автора на вопрос, - «почему вы снимаете этих людей»? В случае с группой «Аукцыон» ответ настолько же очевиден, насколько непросто его получить. Сложность в том, чтобы верно сформулировать его.
Причем, не суть важно говорим мы о синтаксических образованиях или о монтажной фразе.
В фильме, ближе к концу, есть эпизод, где режиссер опрашивает зрителей перед концертом в Б1 в 2009 году. Вопрос тоже был о причинах симпатии к коллективу. Сразу видно, что ответить ребятам, в целом, тяжело, все ответы были весьма примерны, и называли одну какую-то из характерных особенностей коллектива, а наиболее лаконичный, высказанный в спокойном тоне, звучал так: «Ну, по-моему, это лучшая российская группа».
А почему лучшая? А точнее, почему, поклонники «Аукцыона» имеют моральное право так отвечать на поставленный вопрос, на это попытался развернуто ответить Дмитрий Лавриненко.
В одном из эпизодов удалось, таки, подобраться к вербальной формулировке. Собственно, эта установка и есть визитная карточка группы «Аукцыон» и, наверное, интуитивная установка любого хорошего музыканта. Высказана она устами Дмитрия Озерского (а мной приведена в весьма искаженном виде):
- Если тебе удается что-то зарифмовать, это хорошо.
- Если тебе удается выразить в этом какую-то мысль, ещё лучше.
- Если ты смог вызвать некую эмоцию, то смысл сразу же уходит на второй план.
- Ну и если тебе повезло иметь дело с таким понятием, как энергия, то вообще по барабану что это, о чем и как.
Самое интересное, что сам фильм буквально следует этой формуле.
Первое, что делает режиссер - отметает последовательную фабулу, следуя, наиболее подходящей к теме рассказа. Вообще, что касается таких слов, как интуиция, импровизация, эмоция, энергия и тд., автор хорошо понял, что для разговора про «Аукцыон» – это единственный применимый арсенал понятий.
Ещё одна вещь, которая бросилась в глаза уже после второго просмотра, тоже связана с «формулой Озерского». В фильме есть небольшие синхроны героев, отрывки интервью. То есть, это связно высказанные мысли, раскиданные по фильму. Так вот, во время второго просмотра, я очень сильно удивилась наличию 90 процентов синхронов, потому что не помнила, чтобы они в этом фильме вообще были. То есть, впечатление от фильма или эпизода мало связано с высказанной мыслью, она только дополняет эпизод, но не формирует его и не подытоживает (кроме, пожалуй, монолога Озерского).
Условно, композиция фильма выглядит так - эпизоды с участием отдельных членов коллектива, чередуются с эпизодами, где группа собирается вместе. Место, время и обстоятельства съемок – разные. Причем, каждый фрагмент он либо о ком-то одном (в случае с музыкантами), о характерных чертах человека, либо о чем-то одном (в случае эпизодов с участием всех музыкантов), то есть об отдельных качествах всего коллектива.
В итоге группа представляется как живой организм, целое из крайне самостоятельных частей, каждая из которых по-своему относится к другой части. И хотя у этого организма есть ярко выраженный центр, роль Фёдорова или Гаркуши, не то чтобы приуменьшается, они, просто, показаны как часть организма. Главная или не главная, важно то, что все части в организме, все равно, зависят друг и друга и подчинены некому делу. (Можно ли на этом основании делать вывод о заведомом превосходстве «Аукцыона» над сольными проектами Фёдорова, не знаю, но в контексте фильма, это, безусловно, было бы так.)
Фильм снимался несколько лет. И это гибрид в полном смысле этого слова. Есть сцены из семейной жизни музыкантов, закулисные съемки, концертные эпизоды, есть эпизоды-клипы и небольшой исторический экскурс.
И исторически ответ на вопрос об особенностях группы следует начинать искать в ее названии. Высказываются фразы, задающие ритм всему остальному - «неправильность как правило», и вторая «как слышится, так и пишется».
Экскурсоводом в историю, кстати, выступает Олег Гаркуша. И там два действительно важных эпизода. Идея съемок одного и другого, пожалуй, не самая оригинальная, но в итоге, получается очень хорошо, во многом, за счёт всегдашней неожиданности, которую вносит реальность.
Ну, во-первых, к чести режиссера надо сказать, что экскурс этот не дотошное перечисление дат и имен от сотворения группы. Эпизоды небольшие и все атрибуты истории - места, архивные видео и фото показаны фрагментарно, скорее, как милые приметы, без которых не обойтись. Так в одном из эпизодов Гаркуша провожает нас до питерского подвальчика в котором собиралась группа, а потом и до Рубинштейна, 13. По этому адресу мы проводим совсем немного времени. Там, знамо дело, есть памятная стена, на каждом из кирпичей которой написана одна группа. После проезда по стене с надписями «Кино», «Алиса», Гребенщиков, Кинчев, Свин, «Телевизор», «ДДТ» и так далее, камера останавливается. В кадре три кирпича с названиями, два вверху и один внизу – Бутусов – Арефьева и «Аукцыон». Подержав такой кадр примерно секунд десять, оператор благоразумно наезжает на нижний кирпич, оставляя всех остальных за кадром.
А второй исторический эпизод, дублирует эпизод из фильма «Рок» Алексея Учителя с участием Гаркуши. То бишь, он заряжает в проектор плёнку, на которой он заряжает в проектор плёнку. Такая вот рекурсия.
Это, безусловно, подчеркивает контраст между героем тогда и героем сейчас с разницей в 25 лет. Причем сакраментален эпизод тем, что касается не только Гаркуши, а всех героев, да ещё и перемен во времени, вдобавок.
Внешне это пятидесятилетние мужики со всеми атрибутами. Причем, режиссер так часто берет в окончательный монтаж крупные фактурные планы, что это даже бросается в глаза. А что касается внутренних перемен, то здесь (и в фильме это отчетливо видно) разговор смещается к более тонким материям.
То есть, перемены произошли, это очевидно. Но что-то осталось неизменным, это что-то, видимо, позволило «Аукцыону» пройти весь этот многолетний путь во внутренней целостности, с минимальными потерями, если угодно.
И дело не в какой-то юношеской дурашливости и инфантильности, которая обычно у людей за тридцать выглядит пошловато, а в сохранении чего-то ребячески чистого внутри себя. Есть там одна линия, она тоже связана с Гаркушей, он стоит на набережной Невы, курит, и на эти кадры наложен его монолог о том, что внутри него живет четырнадцатилетний ребёнок. Потом после юбилейного концерта, где Олегу Алексеевичу исполнялось 50 лет, он заходит в гримёрку, в изнеможении (после пары часов скоморошьей пляски) снимает с себя пиджак и рубашку, и мы видим усталого пожилого человека. Режиссер из-за кадра его спрашивает: «А где четырнадцатилетний мальчик?». На что Гаркуша разворачивается лицом в камеру и, устало усмехаясь, просит оставить его в покое. Но после разворота в камеру кадр настолько крупный, что ответа на вопрос нам уже не требуется. Из-за мокрого, загримированного, морщинистого лица почему-то выглядывает мальчик, оставляя все фактурные детали на втором плане.
Может быть, из-за этой внутренней целостности, коллективу «Аукцыона», как раз, и прощается их внешний инфантилизм, он никогда не кажется пошлым или неуместным. Наоборот.
На дурашливых моментах сделано несколько эпизодов в фильме, над которыми зал, кстати, в голос смеялся. Режиссер играет на том, что в студии музыканты не слышат друг друга из-за стекла и объясняются жестами. Или они играют, а зритель только видит, как музыкант терроризирует инструмент, но мы ничего при этом не слышим. Вроде бы, просто, забавный аттракцион, но помноженный на харизму его участников выглядит неотразимо.
Эпизоды-клипы. Ну, что тут скажешь. Это не клипы «Аукцыона» 80х-90х, а это уже о многом говорит. Но, по сути, это удачная визуализация образов «Аукыона», точнее, образов альбома «Юла». И хороший клиповый монтаж. «Полдень» в виде глубоких теней от надгробий. «Падал» в виде питерских «колодцев» с падающей фигурой и группы плывущей по питерским каналам и мелькающими арками мостов над их головами.
Каждый из участников показан именно во взаимодействии с тем инструментом, с которым он участвует в записи альбома. И через это раскрывается как человек. Главным образом, конечно, в процессе самой записи. Импровизация и контакт друг с другом занимают в этом процессе настолько важное место, что зритель это физически ощущает.
Хороший импровизатор априори внушает какой-то трепет. А их там таких: перкуссионист-скоморох (или шоумен, как ласково определяет его официальный сайт группы), клавишник-текстовик (извергающий словесные перлы), саксофонист-мультиинструменталист (в фильме есть сцена, где Рубанов вырезает самодельную маримбу), барабанщик-повар (в фильме Борис Шавейников готовит для всей группы обед, подпалив пачку макарон), басист-рыбак, тромбонист-атлет, сессионные - контрабасист-академист, (играющий на рояле без крышки, чтобы записать звучание струн) и пожилой преподавательского вида трубач (как раз озвучивший мысль об импровизации). И звукорежиссер…. (надеюсь, нигде не ошиблась).
Так вот, что касается звукорежиссера, он в центре одного из характерных для группы событий, - концерта в США. «Аукцыон», в принципе, одни из немногих, кто регулярно успешно участвует в таких мероприятиях. Так вот в этом эпизоде резонирует звукорежиссер. Он рассказывает о том недоверии, которое американцы испытывают в отношении того, что русский может пользоваться пультом. И о том удивлении на лицах, которое у них бывает при осознании этого факта.
Вообще контакт с американской аудиторией, конечно, о многом говорит, например, о том, что энергия важнее высказанной мысли.
Все съёмки в США взяты из личного архива группы. Когда за окном проносятся небоскрёбы Нью-Йорка, Фёдоров за кадром говорит хорошую вещь о том, что нельзя долго смотреть на свободу, а то ее, «такой-разэтакой», захочется. Хочется верить, что он понял это давным-давно, гораздо раньше, чем начал выступать в Нью-Йорке. Судя по тому, что он собрал вокруг себя команду адекватных людей, на концерты которых, в большинстве своем, ходят адекватные люди, так оно и есть.
И, вообще, давайте поговорим о Фёдорове. Есть там отрывки его интервью, снятые, видимо, в самом начале работы над фильмом. По всем параметрам кадр неудачный. Герой сидит напротив мелькающего экрана компьютера без дополнительных источников света. То есть, лицо Леонида Валентиновича темнее, чем фон, на котором он снят. Казалось бы, полный провал. Но, когда он улыбается, он, все равно, кажется светлее фона.
Таким же светлым он выглядит в эпизоде, где наигрывает Озерскому мотив обозначившейся гипнотизирующей «Хомбы» или когда слушает получившуюся запись «Юлы»-песни, а потом выпивает за завершившуюся запись «Юлы»-альбома.
Это самое главное, что хотелось бы сказать. Потому что все остальное вытекает из этого.
А что касается меня, то я бесконечно могу смотреть на три вещи, на огонь, на воду, и на улыбку Леонида Фёдорова.
«Ещё» раз и «ещё» раз, и «ещё» много-много…
