Евгений Маликов. Миф и танец. Опыт занимательной герменевтики: Научная монография. — М. : «Канон+» РООИ Реабилитация, 2012, 304 с.
Сто лет назад Максимилиан Волошин в статье «О смысле танца» писал: «Музыка и танец — это старое и испытанное религиозно-культурное средство для выявления душевного хаоса в новый строй. Но дело здесь не в танце, а в ритме: душевный хаос, наступающий от нарушенного равновесия сил и их проявлений в человеке, может быть оформлен и осознан, когда человек вновь овладеет всеми ритмами и числовыми соотношениями, которыми образовано это тело. Для этого всё свое сознание надо безвольно отдать духу музыки. Но осознание органических ритмов внутри себя и есть танец. Поэтому я и называю танец громадным фактором социальной культуры».
Высококультурный обозреватель «Литературной газеты» Евгений Маликов спустя век написал книгу, в которой задался сакраментальным вопросом взаимоотношения танца и реальности. Итак, отчего же люди танцуют, что есть танец? Что есть танец — коммуникация или самовыражение, спорт или искусство, ритуал или забава?
Ведь танец известен с правремен, у всех или почти всех человеческих обществ. Танец вполне может быть назван самым древним искусством.
При этом вопросы границ, определений также сопровождают танец испокон веков. Тем более танец склонен меняться, обретать новые формы, жанры, смыслы, получая подпитку (далеко не всегда созидательную) от переменчивой реальности. И способен весомо ответить миру — вспомним про «танец Шивы». Лишь в том, что танец есть движение, все согласны.
В «занимательной герменевтике» (чертовски завлекательное название, надо сказать!) Маликова — на «основании анализа принципов формирования социума под влиянием мифопоэтического восприятия жизни описывается взаимодействие танца и окружающего мира в терминах гуманитарных наук от лингвистики до философии с привлечением естественно-математических знаний от теории языков до теории симметрии».
То есть, танец — это совсем-совсем не просто. Кстати, Волошин разделял танец и балет. Маликов здесь спорит с неистовым Максимилианом, для него действие на театральных подмостках неизбежно связано с сакральным.
«Танцем мы будем называть любую систему движений и жестов, которая существует либо в специальном (игровом) пространстве, либо в специальном (праздничном) времени, то есть осуществляет себя в специфическом хронотопе (включая сюда не зависящее порой от окружения внутреннее состояние танцующего — например, дервиша) ».
«Любой танец содержит своим ядром два обязательных формообразующих начала: игровое и священное, и их взаимодействие и приводит к реализации танца… При этом заметим, однако, что и само сакрально-игровое ядро танца подвержено неизбежному историческому дрейфу, оно постоянно эволюционирует, не в последнюю очередь под влиянием общественного мнения и моды. Да, мы не оговорились: категорически неприемлемое для танца сегодня вполне может оказаться годным завтра — если того захочет мода».
Наряду с законными Григоровичем, Баланчиным, Ноймайером, Барышниковым или же Вансловым в книге постоянно возникают имена Роже Кайуа, Мишеля Фуко, Рене Жирара, Евгения Головина.
Ревнители чистоты знамён будут вздыхать. Кому-то из балетного мира не понравится выход на интеллектуальные кроссворды, иные философы пробурчат про спекулятивность использования философских фигур. Пусть. Миф, танец, культура живут вне границ сред, сообществ и тусовок.
И, невзирая на объяснимую специальную фактуру, интеллектуальную нагрузку, «Миф и танец» — очень вдохновенный и радостный текст. Видно, что автор искренне любит балет, готов постигать мир через танец. И этот текст не из тех, что прочитал, освоил основное содержание и побежал дальше. «Миф и танец» потребует культурной работы, переосмысления, открыта книга и для «справочного» обращения, вроде: «А что же у Маликова по этому поводу сказано? »
Танец и балет — принципиальный участок культурного фронта. Поэтому так неравнодушно и Маликов, и мы, в «Завтра», реагируем на всевозможные распадные веяния века сего вроде «модернизации в Большом театре» (читайте в первом номере 2012 года).
Завершу цитатой из одного маликовского публицистического выступления, где акценты расставлены предельно чётко: «Танец должен сохранить священный смысл. Только в повторяемости и неизменности — его будущее. В самой его аристократичности — послание потомкам. Классический балет — последний бастион Консервативной Революции. Он — антагонист буржуазного мира, беспощадная его „критика справа“. Танец с таким завтра — наш союзник. Или — что еще желательнее — наш рулевой. Мы забыли балетное чудо. А оно, тем не менее, в нас, даже когда мы об этом не помним. Взгляните на детей, пришедших на „Щелкунчика“ или „Жизель“. Господь говорит с ними через классический танец. Понятный неиспорченным. Забытый ожиревшими. Сам он, подобно устремленной вверх танцовщице на пуантах, ориентирован строго вертикально. Он — воплощенный принцип иерархичности. Он — сложность и простота. Он — изысканная естественность. Он — сама жизнь в ее истинных формах. И борьба за неприкосновенность русского балета равна борьбе за единственно достойное бытие».
