В издетельстве "Пятый Рим" вышла книга Сергея Петрова "Антоновщина. Последний удар контрреволюции". Перед вами — не просто книга об одном из самых трагических сюжетов Гражданской войны и жизненном пути тамбовского мятежника Александра Антонова. Вы держите в руках приговор мифу, в разоблачении которого участвовали: большевик Владимир Антонов-Овсеенко, эсеры Виктор Чернов и Мария Спиридонова, загадочный агент ВЧК Евдоким Муравьев и другие. Столетию подавления Антоновщины посвящается.
Подбельский был не прав, утверждая, что Антоновщина — «движение без лозунгов». В 1920 году на знаменах антоновцев корявыми ли, ровными буквами значилось — «Да здравствует Учредительное Собрание», «В борьбе обретешь ты право свое», «Советы без большевиков».
Антонов ваял свою политическую историю, основываясь на проверенной партийной платформе. И это не говорит о верности идеалам юности. Он просто отдавал себе отчет, что любое народное движение должно опираться на идеологию. Иной же, помимо социал-революционной, он не знал. Тут же все было уже готово: СТК созданы, их программы эсерами написаны. Он просто их украл, чтобы оттолкнуться от них, а со временем, по возможности, дополнить все это чем-то своим, новым, более близким народу.
В плане организации Антонов сотоварищи опять же не придумали ничего нового. Их модель до боли напоминала Комуч, где власть, принадлежала собственно Комучу и Народной армии. Антонов, позаимствовал и эту модель, перенеся на тамбовские реалии. Комуч по-тамбовски — это СТК, но более организационно усовершенствованный. Создание новых органов власти и пропаганда — стали его основными задачами. И все же лозунги, с которыми шли в народ представители СТК, были не новы. Свобода политическая и экономическая, равенство всех граждан, кроме Дома Романовых, заклинания относительно скорейшего прихода Учредительного собрания — все это могло быть услышано Антоновым и Токмаковым еще в 1918 году в Поволжье.
Теперь Повстанческая армия. Она представляла собой несколько кавалерийских полков и именовалась то собственно Повстанческой, то Народной. Как в документах ЧК, так и в листовках антоновцев.
…По сведениям губчека, в 1920 году некоторое время губернским СТК руководил Григорий Плужников, известный также под кличкой Батько. Пройдет немного времени, и СТК будут управлять коалиционно: Ишин, Шамов, Плужников. Ишин станет отвечать за пропагандистскую работу в Кирсановском уезде, Шамов — в Борисоглебском, Плужников — в Тамбовском. Помимо этого, Батько координирует деятельность СТК с действиями Народной армии и является заведующим политическим бюро штаба 1-й армии.
В чекистском описании главари СТК опасны и несимпатичны. Но говорить об умышленном их «очернении» вряд ли уместно, царские жандармы в восторге от их персон тоже не пребывали.
Так, по сведениям тамбовского исправника (фамилия не установлена) от 1909 года, Плужников характеризовался как человек, «растративший товарищеские деньги и придумавший способ якобы ограбления таковых неизвестными лицами… задержан по постановлению исправника как вредный и опасный для населения Каменской и других волостей и действиями своими наводит страх и панику на жителей и боязнь за урожай хлебов сего 1909 г.».
Характеристики губчека (январь-февраль 1921 года): хитёр, подл, принадлежит к партии с.-р. Заявлял, что он левый эсер, на самом же деле является правым. Причастен к организации Каменского мятежа и мятежа в деревне Хитрово в августе 1921 года.
13 мая 1907 года Ишина пытаются обвинить в том, что он стрелял из револьвера в урядника и крестьянина. Не подтвердилось. Однако заточить его в кирсановскую тюрьму это не помешало. Основаниями послужили следующие факты: «Ишин уличается в возмущении крестьян к неповиновению властям, к противодействию закону и в участии в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя».
Из биографических справок, составленных на лидеров восстания органами ЧК 26.01.1921:
«…В 1905 г. состоял казначеем партии социалистов-революционеров, оставил у себя 40 000 партийных денег, был приговорен в Архангельск, вскоре возвратился, начал еще более раздувать свое хозяйство путем обмана темной массы, снимая в аренду большие экономические сады и землю от 10 и до 30 десятин и проч., на чем наживал огромные барыши и эксплуатировал бедное крестьянство… По свержении монархического строя он был арестован правыми эсерами за обман в 1905 г., но вскоре был освобожден, попасть же к власти ему не удалось, против него была вся местная интеллигенция, однако же путем критики других и т. п. ему удалось попасть председателем волостного земства Курдюковской волости, в то время Антонов был начальником уездной милиции, с которым он, Ишин, работал в тесном контакте и всегда был рекомендуемый Антоновым… Вообще он, Ишин, не причисляет себя ни к какой партии».
Не обходят любезностями чекисты и Токмакова:
«Бандит Токмаков. Крестьянин села Иноковки Кирсановского уезда, имеет отца и мать преклонных лет, жену и трех детей. Служил в старой армии, вернулся при демобилизации домой, был назначен в половине 1918 г. Антоновым… милиционером… Местные крестьяне села Иноковки отзываются о нем, как о хорошем разбойнике».
У читателя может возникнуть обоснованный вопрос: если Антонова можно считать организатором слияния крестьянской стихии и движения террористов и дезертиров на первом этапе, то можно ли рассматривать его как руководителя дальнейшей войны? Если главный орган повстанческого движения — СТК, да и в самой «армии» наблюдался конгломерат командиров, почему же место лидера отводится Антонову?
14 ноября 1920 года ему удается собрать что-то вроде съезда «лесных командиров». На съезде разгорается борьба за власть. В документах ЧК, помимо самого Антонова, всплывают такие персоны, как «командарм Западной армии» Васька Карась, «командарм Северной армии» — Селянский и другие. Антонову путем тайного голосования удается занять пост начальника Главного штаба. Благодаря этой «реформе» армий становится две — Первая и Вторая. Первой назначают руководить Токмакова, Второй фактически командует Антонов, хотя «юридически» в ряде источников значится некто Митрофанович. Антонов, с учетом должности начальника Главоперштаба, пытается верховодить обеими армиями. При этом споры о том, кто главный, происходят регулярно. Что за самоваром в избе, что на «официальных» совещаниях.
Участник событий, старый тамбовский большевик Я.А. Матершев в 1960-х вспоминал, что один из антоновцев рассказывал ему, как неоднократно становился невольным свидетелем отчаянных словесных «схваток» между Антоновым, Токмаковым и Ишиным. Двоих последних очевидец называл «Центром», видимо, имелась в виду принадлежность Ишина к СТК и внезапно возникшая близость к нему Токмакова. Они упрекали Антонова в «культе личности» и требовали дележа власти. Во время таких словесных «схваток» спорщики выхватывали оружие.
На съезде Антонову удается убедить присутствующих в том, что вместе они — сила. Порознь — никто. Все лесные командиры готовы подчиниться. Исключение, пожалуй, составлял только Колесников, мнивший себя воронежским атаманом или диктатором. С ним был заключен своего рода союз, остальные же безоговорочно подчинились.
Уже в феврале 1921 года, по данным губчека, общая численность армии доходила до 40 тысяч человек. При этом говорить о едином командовании с сентября 1920-го по февраль 1921 года вряд ли возможно.
Антонов как начальник Главоперштаба имел больше реальной власти, чем Плужников, Токмаков или Ишин, но власти своей он рисковал лишиться в любой момент. Уж слишком был велик для его товарищей соблазн влезть на партизанский «трон», да и сама вертикаль власти была не вертикалью, а диаграммой. Но Антонов согласился с этой диаграммой осознанно.
Во-первых, развив эсеровскую идею, он не смог бы претворять ее в жизнь сам. Речь шла об управлении территорией со всеми вытекающими последствиями. Для этого нужны были исполнители, и Антонов в исполнители не годился. Идеолог-недоучка, он провалил бы все начинания. Поэтому ему было гораздо выгоднее представлять себя «общим руководством», этакой иконой крестьянского протеста, благо дело, авторитетом и известностью он обладал куда большими, чем все остальные. Именно к нему приезжали в августе-сентябре 1920 года эмиссары ЦК ПСР, пытаясь уговорить «временно свернуть» борьбу, а не к председателю СТК Плужникову. Именно его знали крестьяне как освободителя и умелого воина.
Во-вторых, ему нужна была мощная армия, и просто так устранить ее командиров он не мог. Для этого и понадобились съезды и тайные выборы.
В-третьих, несмотря на разногласия в ближнем окружении, члены этого окружения были людьми Антонова, они были с ним с 1919 года. И именно они заняли ключевые посты, а не какие-то там «караси».
Таким образом, Антонов продолжал управлять всеми рычагами восстания. Окончательно и официально все сомнения в его «нелидерстве» будут развеяны уже в марте 1921-го, когда он начнет забрасывать своими листовками, приказами и воззваниями села Тамбовской губернии, с подписью «Антонов» или «Главный Оперативный Штаб».
…В 1920–1921 годах повстанцы контролируют значительную территорию: Тамбовский, Кирсановский, Борисоглебский, Усманский, Козловский и Моршавский уезды, захватывают куски Пензенской, Воронежской и Саратовской губерний. Контролируют, разумеется, с переменным успехом, периодически из того или иного уезда их выбивают, но они возвращаются снова.
На занятых территориях начинает развиваться что-то вроде республики в республике, советской власти здесь нет, отменена продразверстка. То, что нужно для армии «защитников», крестьяне с радостью отдают сами. И чекисты, и красноармейцы неоднократно отмечали, что бандиты часто уходили от погони, лошади их были резвые и откормленные.
Определить политический режим антоновской республики с разительной точностью затруднительно. Социал-революционная? Вряд ли. Помимо лозунгов об «учредиловке» и обретенного в борьбе права, знамена повстанцев ближе к 1921 году украсили призывы «Бей жидов-коммунистов». Подобный слоган ПСР никогда не поддерживался, в рядах партии и у ее руля евреев было достаточно. «Эсеро-кулацкая»? «Эсеро-бандитская»? Тоже — нет, неприменимы. Во-первых, помимо бандитов и кулаков, в армии были и бедняки-середняки. Во-вторых, кроме традиций Комуча, в модель управления стали внедряться и советские элементы, преимущественно военные: «вохра», «милиция», «политотделы», «суды».
Антоновскому политическому режиму более свойственно какое-то общее, неконкретное определение: «Тамбовская независимая», «Тамбовская народная» или «партизанско-крестьянская» до первой половины 1921 года и «бандитская» — после.
Нельзя этот строй назвать и анархическим. Власть хоть и раздвоенная, но была. Была даже своя столица — Каменка. По воспоминаниям того же Я.В. Матершева, многие крестьяне называли ее «второй Москвой».
Так что ни анархии, ни даже демократии (в полном смысле этого слова) не было. Единственный признак — выборность властей в селах, так и здесь крестьян не ждало ничего нового. Жить общиной, выбирать старосту, ко всему этому они привыкли еще в конце прошлого века. Демократия только декларировалась, когда интеллигентами-эсерами писались программы СТК. Но потом, в процессе возникновения «республики», повстанцами «разрабатывалась» своя «законодательная база» скорее тоталитарного, а не демократического характера. «Подзаконные акты» СТК и Народной армии (приказы и инструкции) ввели в оборот юриспруденции такой вид наказания как — плеть.
Самогоноварение — одно количество ударов, нарушение дисциплины — другое, дезертирство — третье. Сотрудничество с коммунистами — или плеть, или расстрел.
Помимо приказов, инструкций и воззваний, антоновцы пытались разрабатывать и законы. Так, ряд документов архива Антонова-Овсеенко в ГА РФ позволяет прийти к выводу, что ими был разработан так называемый «лесной закон».
Об этом свидетельствует приводимая сотрудниками ЧК копия грозного письма командира антоновского полка — Ефимова коменданту одного из сел (название села приведено неразборчиво). Датировано письмо 13.03.1921:
«…Объявите еще раз гражданам своего села, чтоб прекратили самовольную вывозку и рубку леса. В противном случае одинаково будут отвечать, как граждане, за нарушение моего постановления о нарушении лесного закона, так и коменданты сел за халатное отношение к своим обязанностям.
Наказывайте ударами плеткой до 25 штук».
За нарушение о нарушении… Понятно, что речь здесь идет не о любви к природе. Командир Ефимов заботился о сохранении флоры и фауны во имя тактических партизанских интересов: засады, землянки, схроны.
…Законотворчество у повстанцев вообще развивалось бурно. Во второй половине 1921 года дело дойдет до того, что антоновцы в ответ на репрессивные приказы ВЦИК в кратчайшие сроки будут выпускать свои репрессивные приказы. Достаточно схожие по смыслу и содержанию.
И во всем этом также видна ностальгия по старому доброму Комучу, печатавшему законы пусть не как взбесившийся принтер, но как рота обнюхавшихся кокаина машинисток. Порой даже кажется, что Антонов сплотил своих подельников, придумав онлайн-игру «Создай солидную республику! Напиши закон!», заставил тем самым поверить в живучесть своей авантюры.
Положительное отличие антоновского режима от эсеровской политики на территории Комуча имелось в одном. И Народная армия, и СТК были структурами взаимопроникаемыми, друг от друга зависящими и даже контролирующими друг друга, что позволило не появиться там своему Каппелю, который бы увел армию к врагу. Запутанная, наспех созданная модель позволила в итоге снять принципиальные противоречия внутри повстанческого движения и заявить о себе угрожающе громко. На всю страну. И за ее пределами.
