Русская имперская история озарена пасхальным светом. Но воскрешению всегда предшествует распятие и Голгофа. За хождение по воде всегда дробят голени, за превращение воды в вино подают губку с уксусом, а за Божественный венец испытуют венцом терновым. Путь в Райский сад лежит через сад Гефсиманский.
Так, русская история — это история не только великой славы и "стояния во свете", но и история преодоления черных дыр, пропастей, адских бездн. Между пятью русскими Империями: Киевско-Новгородской, Московской, Романовской, Сталинской и Путинской — разверзались пучины, возникали жуткие воронки, затягивающие в себя и великое наследие, и историческую память, и созидательную энергию…
Все эти пропасти носят не просто историко-политический или социологический характер. Прежде всего это метафизические трагедии, в возникновении и развитии которых прослеживаются общие закономерности. Каждая из пропастей связана с внедрением либеральных сил в централистское начало Империи. Эти либеральные силы служат раковой клеткой в теле Империи. Вместо Космоса воцаряется Хаос, вместо симфонии звучит какофония. Затем внутри элит наступает раскол. Князь, монарх, генсек или президент лишаются своей дружины, опричников, преображенских и семеновских полков. Этот раскол неминуемо происходил в каждой из Империй: "Бояре и царь Иван Грозный. Последний Император и Государственная дума. Большевики и Временное правительство. Горбачев и Ельцин".
В итоге противоречий на месте Империи возникает аномальная зона, где пространство рассыпается, а солнечные часы нашей истории во тьме перестают работать: "Мы попадаем в огромный исторический перерыв, в огромную чёрную дыру, где останавливается русское время". В цитадели русской власти — Кремле, как торговец в храме, оказывается самозванец:
Когда кругом врагов чужая речь,
Когда в Кремле витийствует Иуда,
Я вновь точу мой затупленный меч
И уповаю на святое Чудо.
Но главная причина возникновения черной дыры, поглощающей пасхальный свет русской истории, — в отступлении от Божественной правды, в подмене Божественной истины разного рода лжеучениями, самостийными философскими идеями. Так, в русском соборном сознании на протяжении нескольких веков накапливалось отрицание Бога, происходило его вытеснение из русского поющего сердца. Вектор нашего движения пытались направить "от Божественного солнца небес к Черному солнцу подземелий". Вольтерьянство, дарвинизм, хлыстовство, ницшеанство, марксизм — все это, принесенное на русскую почву, взращенное на ней, как сорняки, было призвано отвести русскую душу от Бога. Подменить свободу в Боге, с которой распятый разбойник уверовал во Христа, свободой от Бога, которая искушает поклониться сатане за "все царства мира и славу их".
Емким символом, воплощающим эту богоборческую подмену всех русских смыслов, может быть перевернутая Вавилонская башня: "Храм, опрокинутый своей вершиной в мертвую материю. Ярусы этого храма сужаются к центру Земли по спирали, на каждом ярусе происходит своя мистерия, как в кругах ада. На верхних ярусах — римские оргии, дионисийские таинства, содомские игрища. На нижних ярусах ритуальные жертвоприношения, какие практиковали ацтеки и инки, инквизиторские пытки, мучения в концлагерях и газовых камерах. Чем ближе к центру кратера, тем сильнее страдания, острее наслаждения плоти. На дне воронки в опрокинутом куполе храма плещет огненное озеро, из которого под вопли казнимых, хруст костей, стоны оргазмов поднимается Божество, прекрасное, всеведающее и всесильное".
Бур Вавилонской башни, дробящий русскую землю на куски, стремится превратить Империю в республику Русь, где русская цивилизация, лишенная своей пассионарной энергии, может сократиться до малочисленного племени, вытесненного на островок выжженной земли. Два подобных варианта трагического сценария пугающе зримо представлены в романе Проханова "Алюминиевое лицо".
В первом случае русские рыбаки давно побросали сети, но не стали апостолами, а уподобились сомалийским пиратам. Они обрели не свободу, а почувствовали первобытную волю и, не подчиняясь ни царю, ни президенту, способны выжить лишь до тех пор, пока у них есть патроны.
По второму трагическому сценарию, русская земля превращается в обездоленное селение, опаленное "звездой-полынью". Здесь жителям "ни добрый, ни злой человек не страшен", потому как уже "Богом обижены". Здесь после пьяного выстрела в гнездо не живут аисты и не приносят птенцов. Повсюду, как тягостное напоминание о счастливом прошлом "…валялись разорванные автомобильные камеры и покрышки. Сбоку, в рытвине, на ободах, стоял ржавый грузовик, из которого вырвали и унесли все, что поддавалось изъятию". В местный магазин уже несколько дней не завозили водку, будто селянам дали последний шанс спастись. Бывший председатель, собравшись с силами, обращается к людям с пламенной речью: "Прежде чем вас позвать, я не спал две недели, выпил шесть литров водки и вбил гвоздь в косяк двери, чтобы удавиться. Но я вогнал этот гвоздь по шляпку, постирал и надел белую рубаху, как моряк с "Варяга", и говорю вам: “Хорош! Кончай пить! Кончай матушку Россию пропивать! Кто мы с вами такие, русские люди или пьянь паршивая?”. Народ искренне воодушевляется, вспоминает былые успехи, клянется бросить пить, начать работать и создать сельхозартель. Кажется, что философия общего дела вновь обретена, но через несколько часов завозят водку и народ превращается в лютого зверя, спущенного с цепи: мужья гоняются с топорами за женами, сосед в кровь избивает соседа, и все молят о конце света. Это уже не некрасовская "пьяная ночь", а башлачевское "спим да пьем сутками и литрами".
Обойти подобные подрывные точки на своем историческом пути русская душа способна, когда "всем сердцем, всем сознанием" слышит не "музыку революции", а тихую Божью поступь, уводящую от гибели, помогающую не только преодолеть, но и миновать пропасти.
Так, нам удалось обойти на своем пути оранжевую воронку истории, куда уже попали страны Ближнего Востока, Средней Азии и наш самый родной и близкий славянский брат. Когда из болота, что возникло на русской земле, стал сочиться тревожный оранжевый дым с коричневым оттенком; когда взамен русскому триколору, красному победному знамени и георгиевской ленте стали предлагать белую ленту как знак отрицания всей великой истории, труда и созидания — новому имперостроителю хватило сил осушить зловонное болото, запереть Зверя за Адскими вратами, наложить "крепких семь печатей". Этот Зверь, пытавшийся соединить в себе несоединимые антигосударственные, антиимперские силы, явился к нам древним драконом: "Голова змеи, передние ноги льва, задние ноги птицы, покрыт рыбьей чешуей и звериной гривой". Загнанный в ловушку, в итоге он был отравлен собственными ядами, растерзан противоречиями.
Когда рассыпаются главные составляющие русского мира. Человек труда превращается в человека праздности и наслаждения. На месте заводов и университетов возникают макдональдсы, торговые комплексы, казино и ночные клубы. Но срабатывает механизм самосохранения Империи, включается ее иммунитет, она вытесняет из себя все это, как инородные тела. И если либералы всегда будут писать "историю черных дыр, русских несчастий", то имперостроители пишут историю русских побед, историю, озаренную пасхальным светом.
И сколько бы ни строил лукавый враг ловушек на нашем пути, сколько бы ни разверзал бездн, сколько бы ни пытался затянуть нас в черную дыру — Господь, "адову разрушив крепость", как Адама на иконе "Сошествие во Ад", переведет Россию через пропасть по вратам, легшим крестом, и пребудет с нами во Свете и Славе.
