Дни рождения для Жени (так его звали почти все, независимо от возраста и чина) всегда были большим праздником. Он радовался поздравлениям, любил угостить друзей, коллег, родных, знакомых. На его дни рождения нередко собиралось столько народа, что впору было раздвигать стены квартиры, редакции… В ресторане отмечались юбилеи. Семидесятилетие было бы многолюдным, шумным, поэтичным, вкусным, запоминающимся. К сожалению, этого праздника не произойдёт. Его можно только вообразить, обратившись к воспоминаниям.
А они не блекнут и будоражат так, как будто всё было вчера. Достаточно войти в Женины стихи, статьи, в его сатиру, публицистику, политические эссе, пламенные обращения к людям и язвительные, беспощадно-обличительные строки "Евгения о неких", хлёсткие лозунги против разрушителей Родины — и понимаешь, чем жил автор, что его волновало, чему посвящал своё творчество.
Фуражка
Когда разбивается лётчик,
Страшней его гибели страшной
Вот эта прощальная почесть
Его опустевшей фуражке.
По самой последней дороге
Товарищи скорбно и немо
Несут голубую корону
Владыки весеннего неба.
Летал он над морем и пашней,
А дома — в Чите иль Рязани —
Всегда оставалась фуражка,
Ждала, что вернётся хозяин.
Но небо жестоким бывало:
Неслись самолёты, как стрелы,
И не возвращался Чкалов,
И не возвращался Гастелло.
В Атлантике или в Сахаре
Мы Экзюпери потеряли.
Великое слово "Гагарин"
Покоится в мемориале.
… Глаза застилает пороша,
Процессия движется еле…
Фуражка — тяжёлая ноша,
Как чувство вины
И потери.
Нефёдова никогда не покидали мысли о Родине большой — ею был Советский Союз — и малой — город Красный Лиман, Донбасс, Донецк, живописные берега Северского Донца, меловые горы, древний монастырь, озёра, заливные луга, сосновые леса и дубовые рощи, памятники героям Великой Отечественной войны…
Какое счастье — помнить те года,
Где паровозы тащат поезда
И поднимает по утрам гудок
Наш тихий тополиный городок.
Там жить пока несыто, нелегко,
Там тень беды ушла недалеко,
Там не по фильмам судят о войне,
Там патефон играет в тишине…
Женя писал эти грустью пронизанные строки задолго до сегодняшней войны на Донбассе. Но уже тогда ощущал "тень беды". Невозможно даже представить, каким бы горем стал для него обагрённый кровью родной край. Если бы сегодня прошёл он по улицам Киевского района Донецка, где несколько лет жил с семьёй… Это один из часто обстреливаемых районов. Там немало домов, повреждённых укрофашистскими снарядами, там ни в чём не повинные жители умирали от ран. А сколько ещё будет жертв? Разрушен Дом печати, построенный в конце семидесятых. Стены его частично уцелели, а вместо окон — огромные чёрные дыры, вокруг разбросаны груды искорёженного железобетона, сквозь который пробивается бурьян. Безжизненное пространство… А именно в этом современном высотном здании выпускались многочисленные издания Донбасса — газеты, журналы, альманахи, шахтёрские и заводские многотиражки. Работал в Доме печати и Нефёдов, был главным редактором газеты "Комсомолец Донбасса". Оттуда его позвали в Москву, в "Комсомольскую правду". Покидая тогда ещё новенький просторный Дом печати, он и представить не мог, что через несколько лет здесь "тень беды" станет явью, что война накроет мирные кварталы, где при советской власти строились жилые дома, магазины, кинотеатры, школы, детсады… Мог ли он представить, во что превратится Родина — большая и малая, преданная продажными политиками?
Очень тяжело Нефёдов переживал вселенскую трагедию, постигшую нашу страну, советский народ, каждого из нас. Крушение — подобное потопу. Только спасительных ковчегов не было. У Жени появляются строки:
Любимая, где мы?
В каком заколдованном круге,
В каком Зазеркалье,
В какой пустоте и глуши?
Куда привели нас
вчерашние вроде бы други,
а ныне и присно —
отступники и торгаши?
Мы их никогда
не просили о нашем спасенье.
Они же, глумясь,
распинают весёлой толпой
и наши святыни,
и нашу прекрасную землю,
и память о ней,
что храним мы упрямо с тобой.
Ты помнишь, любимая,
плеск тополей Украины,
леса Беларуси,
зовущий нас в гости Кавказ,
балтийские дюны,
волшебные запахи Крыма,
восточные песни
в московской квартире у нас?..
Расколото силой
великое наше пространство,
на коем веками
не враг окружал нас, а брат,
и где промышляют
сегодня легко и бесстрастно
варяги, чьи взоры
огнём ненасытным горят.
Донбасс стал "заграницей", что было за пределами понимания. Моментально выстроились таможни, линии раздела, возникли гривны, чтоб крепчала "незалежность". Женя не хотел верить в этот бред. Но видел, как ради власти и наживы враги внешние и внутренние рвали на части единое государство, единый народ, по живому резали сплетенье уз. Родословная о чём говорит?
Один — тверской,
Другой — нижегородский,
Короче, оба деда из волжан.
Судьба им не дала большого роста,
Но силой рук Господь не обижал.
Отца и маму песней соловьиной
Свела судьба уже в других краях —
Мне колыбелью стала Украина,
Заботливая родина моя.
И как тут разобраться, кто ты сам? Щирый украинец или волжский русак? Да и к чему разбираться, если в одной семье так счастливо жилось? И встала задача — собрать разбитую страну снова воедино, вернуть ей силу великого братства множества наций и народов. С чего начать? Нефёдов и ряд энтузиастов-донбассовцев, живущих в Москве, стали собирать Землячество — активных выходцев из уникальной древней земли угольщиков, хлеборобов, воинов, космонавтов, героев. Вскоре Землячество донбассовцев стало мощной многочисленной общественной организацией, нацеленной на укрепление связей с малой родиной, чтобы дружба, единство людей преодолевали нелепые границы и насаждаемую вражду. "Да ничего враги о нас не знают, и не понимают", — утверждал поэт.
Лишь тот поймёт, что уголь чёрен,
Лишь тот поймёт, что уголь крепок,
Лишь тот поймёт, что уголь труден,
Кто это всё познает сам.
Нефёдов постоянно повторял, что ему очень повезло на самом крутом жизненном изломе, когда он разошёлся с большинством коллег по журналистскому и писательскому цеху, моментально отказавшихся от прежних идеалов, ставших примитивными лизоблюдами новой власти и славословами капиталистических "свобод", "царя Бориса", похмельно рычавшего на всё советское. Куда деваться в этом бедламе? И в это время Женя встречает Александра Проханова, Владимира Бондаренко, Николая Анисина, Геннадия Животова, других единоверцев. Вместе с ними — талантливыми, умными, твёрдыми духом, верными народу и своим вождям Сталину и Ленину, Нефёдов создавал газету "День"—"Завтра". Вместе с ними, коллегами и творцами, Евгений шёл за правду на баррикады, отбивался от лужковских и ельцинских опричников, защищал Дом Советов, законный Верховный совет и советскую власть. А потом с товарищами по борьбе скрывался от вооружённых чубайсовско-гайдаровских ищеек в русских лесах…
Вернувшись после репрессий в строй, газета и её боевой коллектив во главе с одним из крупнейших писателей и публицистов современности А.Прохановым открыли журналистский огонь по власти разрушителей. В каждый номер Проханов писал свои метафоричные, бьющие сарказмом в самое темечко крушителей земли русской статьи, художник Животов создавал издевательские карикатуры на правящую камарилью, а Нефёдов оттачивал своё сатирическое перо, сочиняя подписи. И — удивительное дело — они актуальны и сегодня:
"С народной боли и тоски
Жиреют эти колобки!"
(об олигархах)
"Хоть ловко ходят по канату —
Но всё же лопнет он когда-то!"
(правители РФ)
"Девятый вал, спасенья нет.
Долой бездарный кабинет!"
(не о Медведеве ли с министрами?)
"Кто разбазаривал державу?
Спросите Кудрина, пожалуй…"
"Народный гнев в конце концов
Раздавит этих подлецов!"
(о буржуазии)
"Россия, от реформ добра не жди:
Не те реформы и не те вожди…"
"На Балтике — фашизма истерия:
Три беглых моськи лают на Россию".
"Украину — в НАТО?!
Воно тоби надо?"
"Кто Россию пилит — у того
Отпилить бы тоже кой-чего!"
Это малая часть стихов-изречений, придуманных Женей. А все изобразительно-публицистические шедевры уникального творческого триумвирата, прославившего "Завтра", изданы в двух сборниках — "Слово, пронесённое сквозь ад" (ИТРК, 1999) и "Нас остановит только пуля" (ИТРК, 2002). Это уникальные книги.
В своих стихах Нефёдов отразил, с каким вдохновением ему работалось среди духовно близких людей:
Меж тем, ещё один родной причал,
ещё один родной источник света
меня в те дни радушно повстречал,
и звался он — редакцией газеты.
Не знаю, сколько раз сюда вернусь,
но где бы ни был, на любые сроки
в моей душе всё те же, те же строки:
"Друзья мои, прекрасен наш союз!…"
… Редактор свежий номер мне вручил,
на нём ещё и краска не остыла.
"Так как писать?" —
прощаясь, он спросил,
и я ответил: "Так, чтоб правдой было".
Журналист обязан быть честным перед собой, правдивым — перед читателем. А поэт? Нефёдов даёт свой ответ:
Поэт не тот, кто пишет, сочиняет,
поэт — кто ощущает боль других,
любое дело первым начинает
и не стареет в трудностях любых.
* * *
Всё труднее приходят стихи,
Всё ответственней каждое слово,
Но зато всё прочнее основа
Каждой мысли и каждой строки.
Женя очень хотел жить, надеясь, что впереди — годы и годы: "Ещё конца и края не видать всему, что выпадает нам на долю". У него было много творческих замыслов, и он собирался их воплотить в новых книгах. За годы его жизни вышло в свет двадцать сборников. В них — не только стихи и поэмы, но и пародии, проза, переводы. В советское время они выходили после пристальных рецензий и редактирований, но каждая книжка была большим праздником. При капитализме выпускать книги можно хоть каждый день, но — за деньги, которых у тех, кто честно их зарабатывает, ни на что не хватает. Нефёдову помогали издаваться донецкое Землячество, редакция газеты "Завтра", друзья, которых у него было немало.
Один из сборников назван "Цель". Главную цель своего творчества Нефёдов видел в том, чтобы убедить людей, что нельзя мириться со злом, агрессией, ложью, лицемерием, несправедливостью, нельзя поддаваться власти золотого тельца, что надо верить и идти к большой человеческой цели. Своё кредо он изложил в стихах:
В конечном счёте
всё решает цель.
Идёшь по жизни —
пусть тебя печалит
не то, каким
покажешься в начале,
а то, каким
покажешься в конце.
Единым будь
в душе и на лице,
себя в других
умей увидеть честно
и не кивай
на время или место:
в конечном счёте
всё решает цель!
