А. С. ПУШКИН И ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА
«Завидуя тому, кто умирать шёл мимо нас…»
Один из зачинателей «темы Бородина», Пушкин вновь и вновь возвращался к этой теме. Вот его стихотворение «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году» («Утихла брань племен; в пределах отдаленных Не слышен битвы шум и голос труб военных; С небесной высоты, при звуке стройных лир, На землю мрачную нисходит светлый мир. Свершилось!..». Вот пушкинская «Бородинская годовщина» (1831): «Шли же племена, Бедой России угрожая; Не вся ль Европа тут была? А чья звезда ей вела!..»; «И что ж? свой бедственный побег, Кичась, они забыли ныне; Забыли русский штык и снег, Погребший славу их в пустыне. Знакомый пир их манит вновь – Хмельна для них Славянов кровь; Но тяжко будет их похмелье; Не долог будет сон гостей На тесном, хладном новоселье, Под злаком северных полей!» В стихотворении 1836 года А.С. Пушкин вновь обращается к детским впечатлениям от грозных событий («Мы видели – текла за ратью рать… И с старшими мы братьями прощались – И в сень наук с досадой возвращались, Завидуя тому, кто умирать Шёл мимо нас – и племена сразились… …кичливого врага… И заревом московским озарились Его полкам готовые снега»).
«Слава Кутузова неразрывно соединена со славою русских, с памятью о величайшем событии новейшей истории. Его титло: спаситель России, его памятник: скала Святой Елены! Имя его не только священно для нас, но не должны ли мы еще радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком? И мог ли Барклай де Толли совершить им начатое поприще? Мог ли остановиться и предложить сражение у курганов Бородина! Мог ли он после ужасной битвы, где равен был неравный спор, отдать Москву Наполеону и стать в бездействии на равнинах Тарутинских? Нет! (Не говорю уже о превосходстве военного гения). Один Кутузов мог предложить Бородинское сражение, один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог остаться в этом мудром, деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы, и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один был облечен в народную доверенность, которую он так чудно оправдал. Неужели должны мы быть неблагодарны к заслугам Барклая-де-Толли, потому что Кутузов велик?» а. С. Пушкин.
«Трудно воскресить происходившее так давно, особенно если хочешь не голых фактов, а их интимной стороны, внутреннего содержания, и вот нам на помощь являются записки, мемуары современников и участников событий. Никто не может так подробно и так интимно знать происходившее, как сам участник или очевидец. Правда, он может быть субъективен, может скрыть одну часть и, напротив, преувеличить другую; но мы в данном случае имеем дело с такими событиями, где легко можно сопоставить свидетельства нескольких, даже многих лиц, и в этом сопоставлении истина проявляется сама собой» (Г. Балицкий, 1910).
Ландшафтные памятники судьбоносных событий
Памятники – это не только монументы, не только храмовые сооружения, не только надгробия, не только архитектурные комплексы; места знаменательных, важных, основополагающих событий – это также памятники, вобравшие в себя духовно-исторический, нравственно-этический потенциал тысячелетий, «летучих» веков. Разговор идёт о памятниках-ландшафтах, определённых местностях, географических пространствах, которые были не только свидетелями, но и фактическими «участниками» грандиозных событий, гулкое эхо которых отзывается для новых и новых поколений.
«Прекрасный ландшафт есть дело государственной важности, - говорил Константин Паустовский. - Он должен охраняться законом. Потому что он плодотворен, облагораживает человека, вызывает у него подъём душевных сил, успокаивает и создает жизнерадостное состояние, без которого не мыслим человек нашего времени».
«Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик – В ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык…» - тютчевское философско-психологическое размышление.
Ландшафтные памятники Отечественной войны 1812 года… Карты 1812 и 2012годов…
…9 сентября армия заняла оборонительные позиции в районе Красной Пахры. Шесть пехотных корпусов и две кирасирские дивизии – между селами Красное, Софьино, Колотилово, Страдань. Возвышенность между Софьиным и Колотиловым – батарея под прицелом возможное наступление французов по дороге из Москвы или Подольска. Арьергардные подразделения: М.А. Милорадович у деревни Десна, Н.Н. Раевский у села Поливанова. Четвертый пехотный корпус генерал-лейтенанта графа А.И. Остермана-Толстого – позиции Песье - Александрово (ныне Щапово). Штаб корпуса – в доме Грушецких. У деревни Десна – первые бои с наседавшими французами. Красное, Ватутинки, Поливаново, Сатино-Татарское. Боевые действия корпуса генерала Ивана Фёдоровича Паскевича. Пять суток в Красной Пахре – перегруппировка перед решительными сражениями. Бабенки, деревня Моча (вотчина Кутузовых), Чириково, Голохвастово, Спас-Купля…
…Лесной пояс Подмосковья… Тревожно, но приветно и ободряюще шумели дубовые рощи, сосновые и еловые боры, краснолесье и чернолесье, встречая и принимая русское воинство, совершающее маневр от Москвы-реки, к Подольску, Красной Пахре, Воронову и затем – Тарутину…
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ИЮНЯ: «С ВЕРШИН
ИСТОРИИ СМОТРЯТ НА ТЕБЯ»
«Ты не один в этой огневой буре, русский человек. С вершин истории смотрят на тебя песенный наш Ермак, и мудрый Минин, и русский лев Александр Суворов, и славный, Пушкиным воспетый, мастеровой Пётр Первый, и Пересвет с Ослябей, что первыми пали в Куликовском бою. В трудную минуту спроси у них, этих строгих русских людей, что по крохам собирали нашу державу, и они подскажут тебе, как поступать, даже оставшись в одиночку среди вражьего множества. С каким мужеством они служили ей!.. И куда бы ни отправлялись за далёкие рубежи, кланялись в пояс родимой, и был им слаще мёду горький, полынный прах её дорог. И пригоршню родной землицы, зашитую в ладанку, уносили на чужбину, как благословенье матери, на груди. И где бы ни оказался веленьем истории русский человек, сердце его, как стрелка компаса, неуклонно бывало устремлено в одном заветном направлении, в сторону России. И чистые рубахи надевали перед смертным подвигом, идя на воинскую страду, как на светлый праздник. Тем и была крепка, тем и стояла столетья русская земля…» ЛЕОНИД Л Е О Н О В.
………………………………………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………………………….
«… Как бурны вы стремились воды,
Чтоб поглотить край Росса весь;
Но буйные! Где сами днесь?
Почто вы спяща льва будили,
Чтобы свои узнал он силы?..
…И словом: быв градов всех русских мать,
Москва по-прежнему восстанет
Из пепла, зданьем велелепным станет,
Как феникс, снова процветай,
Венцом средь звезд блистай…»
Г.Р. Державин .«Гимн лиро-эпический на прогнание французов из отечества. Посвящен во славу всемогущего Бога, великого государя, верного народа, мудрого вождя и храброго воинства российского».
Человечество чтит Гавриила Романовича Державина как одного из гениев мировой культуры. Державинское «присутствие» в нравственно-духовном мире читателя, философско-психологические уроки и заветы, преемственный
д и а л о г с классиком… «Осьмой-на-десятое век»… Девятнадцатое, двадцатое, двадцать первое столетия… Сбылось философско-предсказательное провидение державинского «Памятника»: «И слава возрастет моя, не увядая, Доколь славянов род вселена будет чтить».
«Река времен в своем стремленьи».
Бережно и чутко Мастер-реставратор снимает слой за слоем, чтобы «высвободить» первозданное чудо – древнейшую икону, драгоценнейшую фреску, казалось бы, навсегда потерянный шедевр материально-духовных творений минувших тысячелетий. Архивные и источнико-библиографические поиски культурологов «сродни» уникальнейшему реставраторскому дерзанию: они позволяют как бы погрузиться в неимоверную толщу столетий, приблизиться к познанию быта, бытия, очагов и алтарей, заветных упований, судеб пращуров, дедичей и отчичей.
6 июля 1816 года Гавриил Романович Державин завещает современникам и грядущим поколениям философское размышление: «Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы».
«Река времён»… Всепоглощающее, всеиспепеляющее «вечности жерло»… К тайне жизни и смерти, к судьбе человека и человечества, бесконечности мироздания и конечности индивидуальной судьбы Державин возвращался на разных этапах своего творчества и государственной деятельности. В «Памятнике» 1895 года классицист пафосно и оптимистично говорил о символическом монументе бессмертия («…воздвиг чудесный, вечный, Металлов тверже он и выше пирамид; Ни вихрь его, ни гром не сломит быстролетный, Ни времени полет его не сокрушит»). На склоне лет Державин обращался к Жуковскому: «Тебе в наследие, Жуковский! Я ветху лиру отдаю. А я над бездной гроба скользкой Уж преклоняя чело стою»). Юный Пушкин получил напутствие великого барда («Старик Державин нас заметил И в гроб сходя благословил…»).
Своей элегии «На кончину Державина» Милонов предпослал эпиграф из шекспировского «Гамлета»: He was a man, take him for all in all, We shall not look upon his like again («Он человек был, человек во всём, Ему подобных мне уже не встретить»).
«Как дни исчезают и смертных так племя, Гробницей великих их след познаю…».
Милонов своеобразно, в философско-психологическом «ключе», трактует исповедальные признания из державинского «Памятника». Гаврила Романович размышлял о своей творческой биографии («Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных, Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал; Всяк будет помнить то в народах неисчетных, Как из безвестности я тем известен стал, Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о Боге И истину царям с улыбкой говорить»). Милонов акцентирует автобиографическое державинское «возглашение» о Фелице и «истине царям» («В сиянье небесном, где днесь, песнопевец, Ты вновь пред Фелицей – царей образцом, И севера витязь, ее громовержец, Склоняет при встрече пернатый шелом»).
Милонову близок и дорог духовно-нравственный идеал державинского лирического героя, державинского автобиографического повествователя («О Муза! Возгордись заслугой справедливой, И презрит кто тебя, сама тех презирай; Непринужденною рукой, неторопливой, Чело твое зарей бессмертия венчай»). Элегия «На кончину Державина» как бы исторически «переадресовывает» уважительное слово о высокочтимых деяниях пращуров в адрес ушедшего из жизни гения («Твой путь… особая участь»…Ты пел, окруженный бессмертья сынам, - По отзывам лиры ценят времена»… бард наш единый… гений… О бард! И на лиру, пленявшу полсвета, на лиру ль бессмертья…»).
«ГИМН ЛИРО-ЭПИЧЕСКИЙ НА ПРОГНАТИЕ
ФРАНЦУЗОВ ИЗ ОТЕЧЕСТВА.
Посвящен во славу всемогущего Бога,
великого государя, верного народа,
мудрого вождя и храброго воинства российского».
Автобиографический герой-повествователь в экспозиции запечатлевает трагически-прискорбную панораму: «Что ж в сердце чувствую тоску И грусть в душе моей смертельну? Разрушенну и обагренну Под пеплом в дыме зрю Москву, О страх! о скорбь!..». Обострённое до предела поэтическое воображение рисует гротескно-фантастические картины беснующегося Зла: «Открылась тайн священных дверь! Исшел из бездн огромный зверь, Дракон иль демон змиевидный; Вокруг его ехидны Со крыльев смерть и смрад трясут, Рогами солнце прут; Отенетяя вкруг всю ошибами сферу, Горящу в воздух прыщут серу, Холмят дыханьем понт, Льют ночь на горизонт И движут ось всея вселенны. Бегут все смертные смятенны От князя тьмы и крокодильных стад. Они ревут, свистят и всех страшат…».
Есть ли спасение от кишащего беснования нечисти?.. Да, есть… - «А только агнец белорунный, Смиренный, кроткий, но челоперунный, Восстал на Севере один, — Исчез змей-исполин!». Риторически-пафосное вопрошание: «Что се? Стихиев ли борьба? Брань с светом тьмы? добра со злобой? Иль так рожденные утробой Коварств крамола, лесть, татьба В ад сверглись громом с князем бездны, Которым трепетал свод звездный, Лишались солнца их лучей? От пламенных его очей Багрели горы, рдело море, И след его был плач, стон, горе!.. Иль Галл, творец то злых чудес, Похитивший у ветра крылы, У доблести, у веры силы, Скиптр у царей, гром у небес, У правосудия законы? Убив народов миллионы, Изгнав к отечеству любовь,
Растлил всех дух, оподлил кровь, Став хищна раб Наполеона, — Возмнил быть царь вселенной трона?». Подобные вопросы, аналогичные ответы прозвучат через полвека в философско-эпическом повествовании Льва Николаевича Толстого (в жанре публицистических, историко-философских отступлений).
Гавриил Державин (а затем и Лев Толстой) поэтически анализирует и синтезирует сложную и противоречивую информацию о феномене «корсиканского дьявола»: «Так — он, то Галл с своим вождем: Навергнув на царей ярем И всю почти пленя Европу, Дал страшному Атропу Не раз ея же кровью пир; Прервал звук нежных лир, Пресек спокойствие, торги, труд сельский, мирный И, в блеск разбойника порфирный Одев, возвел на трон, —То был Наполеон. Он ветви ссек лилей несчастных И, в замыслах своих ужасных Превозносясь, как некий дивий Гог, В гордыне мнил, что все творить возмог. Но, на спокойну зря Россию,
Что перед ним одна не клонит выю, Вспылал, простер завистну длань —И дхнул из зева брань»..
Гавриил Романович Державин творчески предвосхищает темы, коллизии, проблемы, которые (каждый п о – с в о е м у) осмыслят, воссоздадут, расширят, углубят Глинка и Денис Давыдов, Раич и Тютчев, Пушкин и Лермонтов… С гениальной художественной силой «могучее клубление сил» запечатлеет Лев Толстой в своём романе и «Война и мир»…
«…Уже, как смрадных тучи пруг, Его летящи легионы Затмили свет, иль быстры волны Как рек пяти шумящих вдруг Чрез Неман прорвались преградный. Сам он, как тигр на трупы гладный, Предспеющий своей молве, Шагнул к Днепру, шагнул к Москве. Кровавы вслед моря струились И заревы по небу рдились Но ужас дух еще объял! Царь Сирии, властитель мира, Явя в себе торжеств кумира, Безумным вдруг животным стал, И на стене пред всех очами Писала длань огня чертами, Что скоро власть царя пройдет, Который правды не блюдет. Всевышний управляет царства, Дает, отъемлет за коварства»…
Конечно же, постижение философско-психологической глубины державинских мыслей-обобщений затруднено жанрово-стилевыми особенностями поэтики «осьмнадцатого столетия». Своеобразный «сплав» изобразительно-выразительных тенденций классицизма и романтизма: «И Бог сорвал с него свой луч: Тогда средь бурных, мрачных туч Неистовойсвоей гордыни, И домы благостыни Смердя своими надписьми, А алтари коньми Он поругал. — Тут все в нем чувства закричали, Огнями надписи вспылали, Исслали храмы стон — И обезумел он. Сим предузнав свое он горе, Что царство пройдет его вскоре, Не мог уже в Москве своих снесть зол, Решился убежать, зажег, ушел; — Вторым став Навходоносором, Кровавы угли вкруг бросая взором,
Лил пену с челюстей, как вепрь, И ринулся в мрак дебрь»…
«КАК ЗАПАД С СЕВЕРОМ СРАЖАЛСЯ, И ГРОМ
О ГРОМЫ УДАРЯЛСЯ…»
Художественно-философский контекст и подтекст державинского «ГИМНА»…
..
«Но, Муза! тайнственный глагол Оставь, — и возгреми трубою,
Как твердой грудью и душою Росс, ополчась, на Галла шел;
Как Запад с Севером сражался, И гром о громы ударялся,
И молньи с молньями секлись, И небо и земля тряслись
На Бородинском поле страшном, На Малоярославском, Красном.
Там штык с штыком, рой с роем пуль, Ядро с ядром и бомба с бомбой,
Жужжа, свища, сшибались с злобой, И меч, о меч звуча, слал гул;
Там всадники, как вихри бурны, Темнили пылью свод лазурный;
Там бледна Смерть с косой в руках, Скрежещуща, в единый мах
Полки, как класы, посекала И трупы по полям бросала»…
…Вслед за державинскими строфами явились жанры Жуковского, Батюшкова, Баратынского, Пушкина, Загоскина, Востокова, Тютчева…
Весьма заметно «ученичество» Михаила Лермонтова… Перечитайте его «Бородино»… Сравните с державинским «Гимном»: « И скрип дерев и падший лист, В сердечных отзываясь недрах, Как страшный гром во мрачных дебрях. Бежит, — и сам себя внутрь рвет, Что сильно Росс его женет;
Но кажет, будто бы бесстрашно Он шествует обратно.
Так волк в леса бежит назад, Быв прогнанный от стад,
Оставя добычу, и рыщет хоть скачками, Но, взад озрясь, стуча зубами,
Огнь сыплет из очей; Иль аспид, лютый змей,
Бежит так с поль, коль Север дует И Афра за собою чует:
То вверх главу, то вниз клоня, ползет, Шипит, крутит хребет, хвост в кольца вьет;
И сколько змей сей ни ужасен, Но поползок его тем паче страшен,
Что дым струится в нем и смрад, А воздух дышит яд!..».
Лубочные жанры, полотна живописцев – как своеобразная и л л ю с т р а ц и я к державинским строфам: «Бежит, — и видит наконец, Что за его все злодеянья
Готовит небо наказанья, И падает с него венец;
Что, став пред собственным уж взором Кладбищным рать его позором,
От глада, ран и мраза мрет. О ужас! Галл здесь Галла жрет!
Но с сердцем Бонапарт железным И сим смеется бедствам слезным!
Какая честь из рода в род
России, слава незабвенна,
Что ей избавлена вселенна
От новых Тамерлана орд!
Цари Европы и народы!
Как бурны вы стремились воды,
Чтоб поглотить край Росса весь;
Но буйные! где сами днесь?
Почто вы спяща льва будили,
Чтобы узнал свои он силы?».
Поэтический синтаксис, метафоры, сравнения, уподобления, анафоры, эпифоры ; разнообразие изобразительно-выразительных средств: «Почто вмещались в сонм вы злых И, с нами разорвав союзы, Грабителям поверглись в узы И сами укрепили их?
Где царственны, народны правы? Где, где германски честны нравы?
Друзья мы были вам всегда, За вас сражались иногда;
Но вы, забыв и клятвы святы, Ползли грызть тайно наши пяты.
О новый Вавилон, Париж! О град мятежничьих жилищ,
Где Бога нет, окроме злата, Соблазнов и разврата;
Где самолюбью на алтарь Все, все приносят в дар!
Быв чуждых царств несыт, ты шел с Наполеоном,
Неизмеримым небосклоном России повратить,
Полсвета огорстить. Хоть прелестей твоих уставы
Давно уж чли венцом мы славы; Но, не довольствуясь слепить умом,
Ты мнил попрать нас и мечом, Забыв, что северные силы
Всегда на Запад ужас наносили; Где ж мамелюк твой, где элит?
О вечный Сене стыд! Так, дерзка Франция! и вы, С ней шедшие на нас державы!
Не страшен нам ваш ков коварный, Коль члены мы одной главы.
От хижин, церкви до престола И дети все до нежна пола
Суть царски витязи у нас. Вы сами видели не раз,
Как вел отец детей ко брани, Как сами шли бесстрашно к казни.
А ваша где надменность слов И похвальбы Наполеона,
Что к обладанью росска трона Не меч он нес, а пук оков?
Где на монете, им тисненной, Тот царь Москвы, тот царь вселенной,
Кто произнес толь дерзку речь, Что он, поколь наверх свой меч
Петрова не положит гроба…».
Т е м а П е т р а В е л и к о г о… («Но дух Петров, сквозь звездну мглу С улыбкой вняв сию хулу, Геройской кротости в незлобьи Вспарил орла в подобьи, —
И грянул бородинский гром. С тех пор Наполеон Упал в душе своей, как дух Сатанаила, Что древле молньей Михаила Пал в озеро огня И там, стеня, Мертв в помыслах лежит ужасных
Под ревом волн, искр смрадных, страшных. А если он когда еще и жив, То только тем, что, взоры искосив На Север с зависти и злости, Грызет свои, беснуясь, ссохши кости, На славу Александра зря, Всем милого царя».
«ГЛАДЬ, ЗМЕЙ, ЯЗЫК СВОЙ О ПИЛУ…»
…В державинских строфах – особого рода с и м ф о н и з м, подспудно-глубинная музыкальность: «Лежит! — о радость! о восторг! Кавказ и Тавр встают мне выше,
Евксин и Бельт шумят мне тише: Мы победили, — с нами Бог!
Вселенна знай и все языки, Коль благ Бог в бранях нам великий!
Внемли, враг скрытый, нам хвалу; Гладь, змей, язык свой о пилу;
Кричи, что рейнски страшны силы; — Их с Немана по Обь могилы!
О Росс! о добльственный народ,
Единственный, великодушный,
Великий, сильный, славой звучный,
Изящностью своих доброт!
По мышцам ты неутомимый,
По духу ты непобедимый,
По сердцу прост, по чувству добр,
Ты в счастьи тих, в несчастьи бодр,
Царю радушен, благороден,
В терпеньи лишь себе подобен».
…На «сгибе эпох» ( «осьмнадцатое» столетие, начало и первые десятилетия века девятнадцатого) образовался мощный «плавильный котёл» формирования русского литературного языка ( традиция Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова, Хераскова; Фонвизин, Крылов, Радищев). И, конечно же, Карамзин… И, конечно же, - Гавриил Романович Державин… - «Красуйся ж и ликуй, герой, Что в нынешнем ты страшном бедстве В себе и всем твоем наследстве Дал свету дух твой знать прямой! Лобзайте, родши, чад, их, — чада, Что в вас отечеству ограда Была взаимна от врагов; Целуйте, девы, женихов, Мужей супруги, сестры братья, Что был всяк тверд среди несчастья Где в голубых полях эфира Витает вождей росских сонм. Меж ими там в беседе райской Рымникский, Таврский, Задунайский
Между собою говорят: «О, как венец светлей стократ,
Что дан не царств за расширенье, А за отечества спасенье!».
… Своеобразная державинская «История государства Российского»… -«Мамай, Желковский, Карл путь свят К бессмертью подали прямому Петру, Пожарскому, Донскому; Кутузову днесь — Бонапарт. Доколь Москва, Непрядва и Полтава Течь будут, их не умрет слава.
Как воин, что в бою не пал, Еще хвал вечных не стяжал; Так громок стран пусть покоритель, Но лишь велик их свят спаситель По правде, вечности лучей Достойны войны наших дней.
Смоленский князь, вождь дальновидный, Не зря на толк обидный, Великий ум в себе являл…».
* * *
…В круге чтения Льва Николаевича Толстого, собиравшего,
аккумулировавшего, исследовавшего материалы об эпохе
наполеоновских войн, державинские тексты занимали особое место.
Сочувственный общественный резонанс вызвала в своё время державинская
«Ода на смерть фельдмаршала князя Смоленского
апреля 16 день 1813 года»: «…Вот гения блестящий век!
Где ум? Где дух? Где блеск и сила? И кто такое человек, Когда вся
цель его – могила. А сущность – горсть одна земли! И свет и прах
он здесь мгновенно, Но скрытый сей небесный гром Единым
мигом в жизни тленной Быть может вечности лучом. О призрак
света непостижный!»... (1813). Признательность, народная любовь –
в строфах державинского стихотворения «Князь Кутузов
Смоленский»: «Когда в виду всея вселенны Наполеона
посрамил, Языки одолел сгущенны, Защитником полсвета
был, Когда тебе судьбы предвечны Ум дали – троны царств
беречь, Трофеи заслужить сердечны, Осилить Александров меч,
Злодеев истребить враждебных, Обресть бессмертный лавр побед
В вратах Европы растворенных Смыть кровью злобы дерзкий след,
Москву освободить попранну, Отечество спасти от зол,
Лезть дале путь пресечь тирану, Един основывать престол, -
Не умолчит потомств глагол! Се мать твоя, Россия, - зрит –
Ко гробу руки простирает, Ожившая тобой, рыдает, И плачут о тебе цари!» (1813).
Москвоведение: Неизвестная война 1 8 1 2 года
Раздался звук трубы военной.
Гремит сквозь бури бранный гром:
Народ, развратом воспоенный,
Грозит нам рабством и ярмом!
Теперь ли нам дремать в покое,
России верные сыны?!
Пойдём, сомкнёмся в ратном строе,
Пойдём – и в ужасах войны
Друзьям, Отечеству, народу
Отыщем славу и свободу
Иль все падем в родных полях!..
Фёдор Г л и н к а. Военная песнь, написанная
во время приближения неприятеля…
Вызывал полемику фильм «Неизвестная война» о событиях 1941 – 1945 годов.
Почему неизвестная? Однако авторы фильма показали, что многое из той исторической эпохи или предано забвению, или вообще доселе неизвестьно, или же представлено в сочинениях разных жанров (включая документалистику) скудно и предвзято.
Относительно Отечественной войны 1812 года также правомерно говорить как о войне неизвестной. В самом деле, лишь немногие из школьников и студентов назовут имена
Барклая-де-Толли, Ростопчина, Багратиона, Давыдова, Милорадовича, Фигнера, Платова. Отроки и отроковицы с недоумением слышат имена воспетых Жуковским в «Певце во стане русских воинов» Ермолова, Раевского, Витгенштейна, Коновницына, Бенигсона, Воронцова, Кульнева, Кайсарова. В том же «Певце во стане русских воинов» Жуковский благоговейно и уважительно повествует о подвигах Кутайсова, Чернышова, Кудашева, Строганова, Палена, Щербатова, Тормасова.
Или – произведения об Отечественной войне самих участников тех судьбоносных событий… Разве подлежат забвению буквально «огнедышащие» сочинения-исповеди
Фёдора Глинки, Василия Капниста, Михаила Милонова, Александра Востокова, Семёна Раича, Константина Батюшкова, Евгения Баратынского?..
Участниками сражений, «схваток боевых» были деды и отцы замечательных деятелей государственности, науки, культуры, просвещения.
Отец великого географа Тян-Шанского Пётр Николаевич Семёнов (1791 – 1832) геройски сражался под Бородиным. Сюртук и кивер его были прострелены неоднократно.
Одна из неприятельских пуль попала ему в грудь, но от верной смерти его спас толстый серебряный складень из трёх образов – благословение его матери Марии Петровны (Складень этот, как семейная реликвия, впоследствии хранился у его старшего брата).
Золотая шпага «За храбрость» была ещё одной реликвией Семёновых…
… Проследим по карте движение русских сил. По Рязанской дороге – до Москвы-реки; на Боровском перевозе при впадении Пахры – переправа, далее – на запад в направлении Подольска. В переписке Кутузова с государем-императором, в документах тех лет, мемуарах, художественно-документальных источниках называются населенные пункты, через которые продвигалось русское воинство: Жуково, Константиново, Плетениха, Новлянское, Колычево, Похрино, Старый Ям, Заболотье, Борисоглебское, и наконец - Подольск… В частности, 5 сентября Кутузов информирует Александра 1 о скрытом ночном форсированном марше армии и арьергарда – «фланговою дорогою к Подольску… …оставя часть казаков для фальшивого их движения на Коломну». 6 и 7 сентября главная квартира Кутузова размещается в Подольске. Следующий этап – продвижение к Красной Пахре. В 5 часов 8 сентября началось движение… Двумя колоннами. Две кавалерийские дивизии, три пехотных корпуса. Командовал 56-летний генерал от инфантерии Дмитрий Сергеевич Дохтуров. Прошли через Дубровицы, Луковню, Власьево, Пыхчево…
ДЕРЖАВИН И ТОЛСТОЙ: ДЕРЗАНИЕ ВЕЛИКОРОССОВ,
ДУХОВНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ 1812 ГОДА
Какая честь из рода в род
России, слава незабвенна,
Что ей избавлена вселенна
От новых Тамерлана орд!
Цари Европы и народы!
Как бурны вы стремились воды,
Чтоб поглотить край Росса весь;
Но буйные! где сами днесь?
Почто вы спяща льва будили,
Чтобы узнал свои он силы?..
На территориях, ныне присоединенных к Москве, происходили события воистину судьбоносные. И, конечно же, есть необходимость внести определённые содержательно-методические коррективы в регионоведение, а именно москвоведение.
В системе занятий, уроков, просветительско-воспитательных мероприятий особое место занимает тема войны 1812 - 1814 годов. Двести лет назад россияне сокрушили вражеское нашествие, защитив от лиходеев родные очаги и алтари…
Москва начала девятнадцатого… Большая Москва начала двадцать первого столетия… Через два столетия – волшебное эхо минувшего, отзвучавшего, отстрадавшего, отмечтавшего… Суровые тревожно-барабанные ритмы ратных прощаний, упований…
Трагически-ураганный разгул военного лихолетья… «Потревоженные тени» минувшего, далёкого-близкого… Вешними водами отшумевшие, летними звездопадами промелькнувшие, осенними листопадами просквозившие, трескучими морозами содрогнувшие…
Московское ополчение. Смоленское ополчение. Рязанское ополчение. Тульское ополчение. Тверское ополчение. Ополчения – Калужское, Владимирское, Воронежское, Тамбовское, Нижегородское, Брянское… С юга, востока, запада, севера устремлялось к Москве подкрепление-защита… - «Бессмертное величие Кремля Невыразимо смертными словами! В твоей судьбе – о, русская земля! – В твоей глуши с лесами и холмами, Где смутной грустью веет старина, Где было всё: смиренье и гордыня – Навек слышна, навек озарена, Утверждена московская твердыня!.. И смутно мне далекий слышен звон: То скорбный он, то гневный и державный! Бежал отсюда сам Наполеон, Накрылся снегом путь его бесславный… И я молюсь – о, русская земля! – Не на твои забытые иконы, Молюсь на лик священного Кремля И на его таинственные звоны…» (Н. Р у б ц о в).
Бородино – Москва – Москва-река – Боровской перевоз … И далее – к Подольску, Красной Пахре…
…Две кирасирские дивизии, два пехотных корпуса и вся резервная артиллерия (командовал генерал-лейтенант князь Голицын) миновали Фетищево, Ознобишино, Песье, Софьино. Арьергард (возглавлял 40-летний генерал от инфантерии князь Михаил Андреевич Милорадович) с левого фланга от Серпуховской дороги – через Остафьево –
к деревне Десна, где занял позиции.
В Подольске прикрытие осуществлялось командой 40-летнего героя Бородинского сражения, двоюродного брата Дениса Давыдова генерал-лейтенанта от кавалерии Николая Николаевича Раевского. Седьмой пехотный корпус и кавалерийская дивизия
(в её составе – прославленные Ахтырские гусары)…
……………………………………………………………………………………………….
«…Россия. При одном этом имени как-то вдруг просветляется взгляд у нашего поэта, раздвигается дальше его кругозор, всё становится у него шире, и он сам как бы облекается величием, становясь превыше обыкновенного человека…» - проникновенные
и мудрые слова Николая Васильевича Гоголя.
……………………………………………………………………………………………………………..
Накануне нашествия «двунадесятых языков»: «Струились
молнией штыки…»
Образ Наполеона будоражил воображение не одного поколения; лирики и эпики воссоздавали эту трагико-романтическую фигуру «южного демона» в разных жанрово-стилевых и философско-психологических ракурсах.
…13 июня 1843-го (прошёл 31 год с момента вторжения Наполеона в Россию) Фёдор Тютчев в письме к своей жене Эрнестине Фёдоровне говорил о побудительных моментах создания своего стихотворения «Неман». Дабы его уразуметь, советует он, нужно, в частности, вспомнить лубочные картинки, так часто попадавшиеся на постоялых дворах (сюжеты их: французское вторжение, пожар в Москве; кстати напомним, что пожар с 3 по 8 сентября 1812 года уничтожил 7632 из 9151 московских домов). Супруга Тютчева ещё не была в белокаменной, и автор письма говорит (не без лёгкого юмора и шаржирования) о желаемости и возможности пока ещё заочно познакомиться с достопамятностями («составить себе верное представление о городе, который тридцать один год назад был свидетелем похождений Наполеона и моих»).
В «Немане» Фёдор Тютчев и его лирический герой по-своему поэтически, изобразительно-выразительно «реконструируют» былые события и биографии, оказавшись на берегах могучей европейской реки, хранившей тревожную память о легендарных днях «годины роковой»: «Ты
Ль это, Неман величавый? Твоя ль струя передо мной? Ты, столько лет, с такою славой, России верный часовой?.. Один лишь раз, по воле Бога, Ты супостата к ней пустил – И целость русского порога Ты там навеки утвердил… Ты помнишь ли былое, Неман?.. Тот день годины роковой, Когда стоял он пред тобой, Он сам – могучий южный демон, И ты, как ныне, протекал, Шумя под вражьими мостами, И он струю твою ласкал Своими чудными очами?..».
Пластика и чеканность тютчевских строф чем-то родственно-полемично «напоминает» о более раннем лирико-эпическом обращении к Неману в «наполеоновском контексте». Напомним о «лирической живописи» Константина Батюшкова в его «Переходе русских войск через Неман 1 января 1813 года» («Снегами погребен, угрюмый Неман спал, Равнину льдистых вод и берег опустелый Туманный месяц озарял. Всё пусто… Кое-где на снеге труп чернеет, И брошенных костров огонь, дымяся тлеет. И хладный, как мертвец, Один среди дороги, Сидит задумчивый беглец Недвижим, смутный взор вперив на мертвы ноги»). Возмездие надвигается. Возмездие неизбежно («И всюду тишина… И се, в пустой дали Сгущенных копий лес возникнул из земли! Он движется. Гремят щиты, мечи и брони, И грозно в сумраке ночном Чернеют знамена, и ратники и кони: Несут полки славян погибель за врагом, Достигли Немана – и копья водрузили. Из снега возросли бесчисленны шатры, И на снегу зажженные костры Все небо заревом багровым обложили. И в стане царь младой Сидел между вождями, И старец-вождь пред ним, блестящий сединами И бранной в старости красой»).
Если Константин Батюшков живописует бесславное завершение авантюры французского кичливого «демона2, то Фёдор Тютчев, дабы постичь и отразить логику и диалектику судьбоносных событий, воссоздаёт совсем другой «переход»: Наполеон, с триумфом покоривший почти всю Европу, намеревается ополчиться на Россию («Победно шли его полки, Знамена весело шумели, На солнце искрились штыки, Мосты под пушками гремели – И с высоты, как некий бог, Казалось, он парил над ними, И двигал все и все стерег Очами чудными своими…»).
Ироничный, разяще саркастический подтекст и контекст («своими чудными очами», «очами чудными своими» взирает триумфатор, «некий полубог», «как «знамена весело шумели»). Предостерегающее умозаключение лирического героя-повествователя: «Лишь одного он не видал… Не видел он, воитель дивный, Что там, на стороне противной, Стоял Другой – стоял и ждал…»).
… «Воитель дивный», обладатель «очей чудных» в губительном безрассудстве тщеславия не знает - не ведает о грядущем, всесокрушающем возмездии… - «Стоял Другой – стоял и ждал… И мирно проходила рать – Все грозно-боевые лица, И неизбежная Десница Клала на них свою печать… И так победно шли полки, Знамена гордо развевались, Струились молнией штыки, И барабаны заливались… Несметно было их число – И в этом бесконечном строе Едва ль десятое число Клеймо минуло роковое…»).
Жанр исторической песни: «Ты, Россия, ты,
Россия, ты Рассейская земля…»
«Восстанавливая древние святыни, мы умножаем чувство нашего национального достоинства, национальной памяти, ведь воздействие культурной среды на души людей становится отчетливой силой, особенно могучей в переломные моменты истории. И когда происходят такие атаки как сегодня, когда дается разбег в будущее, то народ бросается вперед только всей мощью накоплений – духовных, исторических, вещественных»,- отмечал Леонид Максимович Леонов.
Преемственно принимаемый и передаваемый духовно-нравственный потенциал мощно и плодотворно аккумулирован в устно-поэтических ценностях.
Фольклорные, народно-поэтические жанры по-своемй отразили эпохально-легендарные события; в жанре исторических песен запечатлелось глубинно-народное восприятие быта и бытия соотечественников в лихую годину.
«Заплакала Россия от француза» – песня эта сокровенно психологична. Лиро-мифологический повествователь обращается к терпящей, переживающей катастрофическое вторжение Родине с горько-болевым утешением: «Ты не плачь, не плачь, Рассеюшка…». Надежда и упование, богатырская мощь гневного народного возмездия («сударь Платов да со полками»). Былинно-сказочен Кутузов; как некогда, могучие витязи, так и ныне мудрый и мужественный вождь озаботился спасением Отечества («Не восточная звезда в поле воссияла – У Кутузова в руках сабля заблистала»).
Историческая песня «Как и пишет письмо французский король» примечательна сатирико-публицистической трактовкой напряженных событий и коллизий.Убийственный сарказм, уничтожающая ирония, острое шаржирование по адресу зарвавшихся, воинствующих пройдох. Русская армия достойно и доблестно противостоит злу и разбою («Ой мы встретим его… среди поля Можайского. Мы поставим ему столы-пушки медные, скатерточки – востры шашечки…»).
Ещё одна песня «Разорена путь-дорожка» колоритно и психологично передаёт горестные раздумья барда-повествователя, с содроганием, негодованием напоминающего о лютованиях захватчиков и оккупантов: от Можая до Москвы вопиют о возмездии обесчещенные поля, Реки, селения. Кичливый ворог упивается своими кровавыми успехами. Но час расплаты близок и желанен.
«Как на горочке стояла Москва» - историческая песня эта привносит в тему Отечественной войны 1812 года новые детали, сюжетно-смысловые линии, психологические метафоры. Неизбывно народное горе. Неисчислимы разбои и надругательства, «разорение с краю до конца» Разорил Москву неприятель злой, выкатил француз пушки медные, направлял француз ружья, стрелял нечестивец в матушку Москву («оттого Москва загорелася, мать сыра земля потрясалася, все божьи церкви развалилися, златы маковки покатилися»). Но нелюдя-ворога, убежден певец-повествователь, ждут неизбежная расплата, справедливая кара.
Высокий трагизм, психологическая диалектика уязвленного, униженного и оскорбленного человеческого сердца - в поэтике исторической песни «Ой да отчего же, армия потревожилась?». «Нацеленный» поэтический синтаксис, психологически мотивированные риторические восклицания, вопросы и ответы передают сложное и противоречивое состояние автора-повествователя («Что-то не чернь-то будто во поле, Не чернь, она, во чисто поле…»).
В своей совокупности цикл исторических песен об Отечественной войне 1812 года –
Могучий полноценный эпос, который (наряду с лирическими жанрами, рассказами, повестями, романами) раскрывает «земли родной минувшую судьбу», воскрешает судьбоносные страницы отечественной истории. Вот, к примеру, «Кутузов и французский майор». Пластически осязаемые картины. Французы на Десне («Огни русские очень жарки – французы утекают за Черную речку». Или – «репортажно»-документальная зарисовка «Платов у французов» («Ты, Россия, ты, Россия, ты, Рассейская земля, много крови пролила, много силы забрала!»). «Кинематографически» колоритная живопись исторической песни «Платов-казак» («От своих чистых сердец Совьем Платову на головушку венец»).
«Бородино», «Война и мир» сражаются
«Война и мир» Л.Н. Толстого, воссозданные в ней герои Отечественной войны 1812 года вдохновляли воинов Великой Отечественной.
Под одним из стихотворений фронтовика Якова Хелемского – помета «Ясная Поляна. Май
Среди рассветного безлюдия
Идет он трактом деревенским.
Так тихо, что слышны орудия,
Орудующие под Мценском.
По вырубкам и гарям топая,
Внимает горю он и грому.
А ветерану Севастополя
Знакомо это всё, знакомо.
И дом его, огню не отданный,
Еще пожаром смутно пахнет.
Но в тесной комнате, под сводами,
Простор Истории распахнут.
Объемлет горизонты бедствия
Взор мудреца и канонира.
Печаль с надеждою соседствует
На рубеже войны и мира.
«На рубеже войны и мира»…
И это тоже теперь Москва! Река Нара –
легендарна как Непрядва…
«…Отныне… и река Нара будет для нас так же знаменита, как и Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая…» - из письма М.И. Кутузова.
Столица Москва вплотную «приблизилась» к Калужской области; и река Нара (естественная «граница» двух регионов) имеет теперь также и «московскую прописку».
Михаил Илларионович Кутузов чутко подметил «родство» Нары с Непрядвой…
В годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов и Непрядва, и Нара, и Дон, и Ока, и Москва-река вновь содрогнулись от боли и страданий людских…
