25 июля исполняется 85 лет Валентину Васильевичу Сорокину, поэту классической мощи и звучания, давнему другу нашей газеты. Желаем ему радости, здоровья и вдохновения! Многая лета, дорогой Валентин Васильевич!
Возвращение к себе
Вся жизнь, как череда порабощений,
И ты идёшь к начертанной судьбе.
Из всех, плохих и добрых, возвращений
Есть возвращенье главное – к себе.
И ничему уже не удивится
Душа твоя...
А молодости нет...
И только рожь звенит и серебрится,
И сквозь берёзы льётся лунный свет.
А за туманом гнутся те же дали.
Кого окликнуть?..
Ворогу на страх,
Друзья, прижавшись к гривам, ускакали
И канули в погибельных ветрах.
И тот же холм, и те же избы рядом,
И вечная висит над ними пыль,
Но под твоим высокодумным взглядом
Не расцветёт красавицею быль.
Она вела, фантазиями грея,
И возле сердца шаря день и ночь,
Других юнцов пленит ещё быстрее, –
Жаль, не могу обманутым помочь.
Круг завершён, но опыт – не мерило,
И новый день не легче понимать,
Не зря меня терпеньем одарила
И в грозный путь
благословила мать!
Пылание зари
Этот вечер, красный, красный,
Потому что солнца шар,
Раскалённый и опасный,
Полыхает, как пожар.
Этот вечер нежный, нежный,
Потому что там, в душе,
Гром, высокий и мятежный,
Силы выплеснул уже.
Эти звёзды, умирая,
В ночь слетят, и, чуть слышна,
Мир от края и до края
Околдует тишина.
Даже луг не заискрится,
Лось не выпрет на тропу,
И не крикнет филин-птица,
Озираясь на дубу.
И опять меня из дома
Ни сестра моя, ни мать, –
Будет горько и знакомо
Чей-то голос поднимать.
Не боясь и не страдая,
Я готов сойти туда,
Где звенят, не увядая,
Наши страсти и года.
***
Синева тепла и глубока.
Озеро.
Гранит мерцает ало.
Может быть, подошва Ермака
На него когда-нибудь ступала.
Всё даётся кровью и огнём,
Яростью ушедших поколений.
Солнечным обласканные днём,
Дремлют стаи редкие селений.
Каждый холм – для славы пьедестал.
Здравствуй,
синеокая свобода!
В миг, когда рождается металл,
Силы прибывает у народа.
Страсти пролетарские, порог
В светлое, где соловьи и зори.
Только труд, а не обман и торг.
Вздох души, как облако в просторе.
Лишь ковыль волнуется, шурша.
И всплывает песня из тумана
Про высокий берег Иртыша
Над седой могилой атамана.
На Эльбе
Памяти Г.К. Жукова
Теплы дождевые капели.
Горячая, чёрная мгла.
Военная Эльба в апреле
Две армии мира свела.
Примолкли гудящие дали.
Связной козырнул на бегу.
Стальные орудья блистали
На этом и том берегу.
Заморской державы солдаты
И нашей курили с утра,
Вдруг кто-то воскликнул:
– Ребята! –
И гулом катнулось «ур-ра!».
Знамёнами праздник расцвечен,
День радости не за горой.
И выехал маршал навстречу,
Любимец народа, герой.
– Вперёд! На знамёнах свободы
Весеннее солнце!
Вперёд! –
...Защитников чести народа
Действительно смерть не берёт!
В парадную форму одетый,
Живой, не из сводок и книг.
И воины грозной планеты
Ему присягнули в тот миг.
Немало имён посотрётся,
Впечатанных крепко в гранит,
Но праведный след полководца
Земля навсегда сохранит.
Рождённый летящей Россией
И в срок умудрённый бедой,
Стоял он, прямой и красивый,
Торжественный и молодой.
Бог ведёт нас
Памяти Варлама Шаламова
Бог ведёт нас тяжкими путями,
Каждый миг страданьем утверждён.
Ханами, царями и вождями
Ни один поэт не побеждён.
Даже палачи, прищурив око,
На Лубянке иль на Колыме,
В душу нашу целились глубоко,
Скованные страхами в уме.
Не умрут слова певца и строфы,
И увидит в полночи урод –
Как поэт
с распятья
и с Голгофы
За Христом спускается в народ.
Совесть наша звёздная не дремлет,
Сердце наше в бедах не молчит,
Родину великую объемлет,
Громко над погибшими кричит.
Я не раз обманут и унижен,
И не раз доносами убит,
Но воскрес,
но вытерпел,
но выжил
И опять поднялся до орбит.
До кругов поднялся журавлиных
И в краю отеческом с трудом
Отыскал то место, где в долинах
Уничтожен хутор мой и дом.
Это вы стукачеством дышали,
Русских,
нас,
истерзывал конвой,
Чтобы мы не пели, не рожали,
Чтобы пропадали трын-травой.
Медленно вращается планета,
Но и через тихие года
Под проклятьем русского поэта
Вам не распрямиться никогда!
Тёплые цветы
А тебе я верю, очень верю,
Да и ты со мной не пропадёшь, –
Осторожно к опытному зверю
Ты по снегу белому идёшь.
В редколесье тропы не петляют,
Держатся наезженных дорог,
Браконьеры даже не стреляют,
Столько пуль всадили – превозмог.
Без позору чуду не являться,
В праздном дыме не седеет прядь,
Доброте привык я удивляться,
Ненависть страданьем усмирять.
На Руси шумят и выпивают,
Разрушают праховый уют,
На Руси поэтов убивают,
Раненым пощады не дают.
Пусть не раз я побывал за гробом,
Слава Богу –
не видала ты,
Как тянулись по родным сугробам
Тёплые кровавые цветы.
Угасание империи
Вколачиванье догм – безверие,
Двор,
без оглядки и ворот.
Ещё держалась вся империя,
Но главный умирал народ.
Захваченные территории
Не просто, а назло врагам
Тянулись к собственной истории,
К поверженным своим богам.
А в Риме речи, в Риме по́сулы,
Величия нетрезвый дух.
И валят друг на друга консулы
Тоску очередных разрух.
Права господ и слуг уменьшены.
Мужчины сведены на нет,
И так рога им ставят женщины,
Что помутился белый свет!
Добро бы – хоть средь благолепия,
Под звуки арф прикрылась дверь…
Всё полудикое отребие
За первый сорт идёт теперь.
Войною хуже, чем проказою,
Отравлен мудрый лад в домах.
И римляне широкоглазые
Лежат бестрепетно в холмах.
Цари ж, места освоив злачные,
В знак благодарности судьбе
Возводят памятники мрачные
Самим себе,
самим себе!
Как я жил...
Как я жил, собой не дорожил,
Бил по цели с ходу, с разворота.
Сотни песен, что одну, сложил,
Имя ей – жестокая работа!
Был я резок, только не фальшив,
Шёл вперёд я, хоть река, хоть море,
Потому в глазах моих больших
Навсегда остановилось горе...
Я кланяюсь СССР
Посвящаю Юрию Бондареву
Покоя нет, да и защиты нет,
И утешеньем скоро не согреться.
Ты простучало столько тяжких лет
И всё стучишь, не отдыхая, сердце.
Мы пережили не одну войну
И не одну беду искоренили,
А не спасли великую страну –
Её во мгле Кремля похоронили...
Мать умерла, седей самой пурги,
Мать умерла – и жутко на планете:
Её травили умные враги,
Мать умерла, и мы в раздоре, дети.
Я слышу этот вековечный яд,
Я вижу, вижу, в храмах со свечами
Одутловато палачи стоят
И водят цэрэушными плечами
Мать умерла!..
Тоскую
И скорблю,
Сыновней виноватостью томимый,
Её черты иконные ловлю
В простых движеньях женщины любимой.
Мы, бывшие герои стратосфер,
Свой путь не можем объявить напрасным.
Я кланяюсь тебе, СССР,
Я присягал твоим знамёнам красным!
Наш суд над погребением не снят,
Изменники не знают укорота,
И если не они себя казнят –
Христос казнит предателей народа.
Когда мерцают грустно и горят
Немые звёзды в колоколе ночи,
Мне кажется, со мною говорят
Моей страны доверчивые очи.
Пусть укрепит сердца нам вещий риск
И ратное незыблемое поле,
Где каждый крест
и каждый обелиск
Звенит во имя Родины и воли!
Сожаление
Быть сильным – такое несчастье,
Такая дурная беда.
Тебе выражают участье,
Но чтобы помочь – никогда.
Болтают друзья меж собою,
За чаркою, праздничным днём:
– Его не свалить и гурьбою! —
Мол, разум и сила при нём.
И ты, испытавшая горе,
Огонь, пепелящий меня,
Киваешь согласием в хоре,
Мой разум и силу ценя.
Я проклял и разум, и силу,
Я знаю: в недобром году
Внезапно и молча в могилу,
Никем не утешен, сойду.
И кто-то вздохнёт осторожно
И выскажет нежности пыл:
– Ему позавидовать можно,
Он впрямь
несгибаемым был!
И полдень взлетит, голубея,
К зениту на крыльях тугих.
...Нет, я не сильней, не слабее,
Я – только стыдливей других.
Встречая неправду привычно,
Я время и жизнь не корю.
И там, где молчать неприлично,
Я слово своё говорю.
Лунное крыло
Спустилась ночь своей тропою быстрой,
А на холмах в березняке светло,
Пока плывёт долиной сребристой
Луны золотопёрое крыло.
О, до сих пор душа моя слепою
Не стала, а сияет и горит,
Как будто бы ещё не раз тобою
Меня всевышний отблагодарит.
Как будто в жизни, кроме поцелуя,
Одна тщета и скука, потому
Ещё сильней, ещё верней люблю я
И не отдам до смерти никому.
Как будто мы давно уже распяты,
И родина распята до конца,
А наши дети – вьюгою объяты,
Монгольской вьюгой крови и свинца.
Такие льды скрипят за берегами,
Моей земле, такая гололедь,
Что кроме смерти, посланной врагами,
Нам ничего уже не разглядеть.
Поле Куликово
Облака идут-плывут на воле.
Звон мечей затих и стук подков.
Отдыхает Куликово поле
В синеве торжественных веков.
Лишь ковыль над ратью побеждённой
Движется, как вешняя вода.
И, в другие времена рождённый,
Прибыл я поговорить сюда.
Присягаю и холму, и броду,
И дубраве,
где от зорь темно…
Неужели русскому народу
Умереть в просторах суждено?
Я не зря стою, припоминаю,
О, ему действительно везло:
И чужие, и свои мамаи
Кровь его расшвыривали зло.
И чужие, и свои топтали
Ярость искромётную, дабы
Счастье не овеивало дали,
Месть не поднималась на дыбы.
Будто в наши долы и в лагуны,
В сёла горькие и в города
По тропе иуд втекают гунны,
Безнаказанно и навсегда.
И предел страданию людскому
Я пока не вижу впереди,
Коль тоска по Дмитрию Донскому
Тихо заворочалась в груди.
Под луною ничего не ново,
Слёзы вдов укажут путь волнам.
Помоги ты, поле Куликово,
Выжить нам
и выздороветь нам!
