7. ПУШКИНСКИЕ ТАЙНЫ. ОТ ЕРМИЛА ДО ВЛАДИМИРА КОСТРОВЫХ
.....................................................................................................................
Мне, регионоведу-энциклопедисту с более чем полувековым опытом работы в крупнейших архивах страны, с биобиблиографическими источниками, приходилось рекомендовать наиболее весомые и фундаментальные источники. Среди них: антология "Русская поэзия. ХХ век" (Олма-Пресс, 1999). Составитель и ответственный редактор - ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ КОСТРОВ. Не будет преувеличением отметить выдающуюся заслугу В.С. Кострова в изучении, популяризации русского слова, русского языка, духовной русскости. Назовём хотя бы костровские переводы Фёдора Тютчева, создавшего несколько стихотворений на французском языке; костровские переводы авторов многих стран мира.
................................................................................................................................
Почтенна старости власами
И древностию лет горда,
Обильна славными делами
И крепостью сынов тверда.
Москва, ты рамена воздвигни.
Главою облаков достигни.
Восторгами наполни грудь:
Еще тебе венцы лавровы
И мирты с пальмами готовы
Еще к блаженству новый путь.
Ты мать градов; остави ревность,
Что позже прочих новый свет
Твою приосеняти древность
От трона мудрости течет:
Творцу Богиня подражает,
Когда что ново созидает;
Так первый начат мира век;
И небо, и земля, и море
Престали быть в мятежном споре
Тогда и создан человек…
С холмов на холмы, с гор на горы
Гремящая молва летит.
С долиной луг подъемлют взоры;
Веселый всюду зрится вид,
Вещает каждая стихия:
Венчалась ныне вся Россия,
Венчая славою Москву:
Москва исполнена отрады,
На прочие взирает грады,
Подъяв венчанную главу…
Е р м и л К о с т р о в. О д а на открытие губернии
В столичном граде Москве, сочиненная октября 5 дня 1782 года.
Карамзинские «тропы» и маршруты.
Калужская застава. Калужский тракт. Имения и селения по пути в Остафьево, где многие годы жил Николай Михайлович Карамзин, где он обдумывал, создавал, совершенствовал, окончательно редактировал большую часть своей легендарной
«Истории государства Российского». Истоки и горизонты могучего вдохновенного труда… Краеведам и регионоведам предстоит ещё по-новому перечитать карамзинские тексты, мемуары его современников, провести (в рамках Большой новой Москвы) архивные и биобиблиографические разыскания, чтобы по-новому «высветить» карамзинские юго-западные маршруты и «тропы» (связанные с теми же Вороновым, Красной Пахрой).
Спецпроект москвоведения. Обоснование к а р а м з и н с к о г о (юго-западного)
«маршрута», «проспекта», сохранения «карамзинских достопамятностей».
Историческое эхо Большой Москвы и Подмосковья… Дела давно минувших дней, протекавших в московском Подолье и Серпухове, Коломне и Кашире, Зарайске и Волоколамске, Егорьевске и Троице-Сергиевой лавре. Страница – за страницей. Том – за томом… Раздумья об исторических горизонтах и перспективах Отечества… Не только правители, законодатели, но и «простой гражданин должен читать историю», полагал Карамзин, ибо история «мирит его с несовершенством видимого порядка вещей…
Утешает в государственных бедствиях… питает нравственное чувство». Роль истории, опыта предков благотворна («История, отверзая гробы, поднимая мертвых, влагая им жизнь в сердце и слово в уста, из тления вновь созидая царства и представляя воображению ряд веков с их отличными страстями, нравами, деяниями, расширяет пределы нашего собственного бытия; её творческою силою мы живём с людьми всех времён, видим и слышим их, любим и ненавидим; ещё не думая о пользе, уже наслаждаемся созерцанием многообразных случаев и характеров, которые занимают ум и питают чувствительность»).
Карамзин и Большая Москва… Николай Михайлович находил подтверждение своим мыслям под сводами монастырей и церквей, расположенных на живописных берегах Москвы-реки и Оки, Клязьмы, Нары, Десны, Красной Пахры. К белокаменной столице вели древние тракты, шляхи, старинные пути и перепутья… Судьбы россиян, жителей благословенной Московии… - «Личность каждого связана с отечеством: любим его, ибо любим себя… имя русское имеет для нас особенную прелесть: сердце моё ещё сильнее бьётся за Пожарского, нежели за Фемистокла и Сципиона. Всемирная история великими воспоминаниями украшает мир для ума, а российская украшает отечество, где живем и чувствуем. Сколь привлекательны берега Волхова, Днепра, Дона, когда знаем, что в глубокой древности на них происходило! Не только Новгород, Киев, Владимир, но и хижины Ельца, Козельска, Галича делаются любопытными памятниками и немые приметы – красноречивыми. Тени минувших столетий везде рисуют картины перед нами», - карамзинское мудрое слово звучит горькой укоризной «не пормнящим родства», начинающим лжеисчисление какими-нибудь полутора-двумя столетиями.
Примосковье, «хижины Ельца», берега Москвы-реки и Истры, Нары и Пахры, Оки и Клязьмы в историко-эпическом повествовании Карамзина – нравственный урок, этически ёмкий и весомый завет. Карамзин полагает, что изучающий историю Отечества «должен знать всю цену и свойство; открывать великое, где оно таится, и малому не давать право великого». Духовно-этические уроки приобщения к опыту предков несомненны («…добрые россияне не обязаны ли иметь более терпения, следуя правилу государственной нравственности, которая ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному?..»).
Пушкинские юго-западные маршруты. Пушкинские
достопамятности в Большой Москве.
Московская Пушкиниана несомненно обогатится культуролого-региональной
информацией о «пушкинских тропах». Хотел бы отослать к своим книгам: «Русское подстепье – прародина Александра Сергеевича Пушкина», «Кореневщино», «Липецкий венок А.С. Пушкину», «Липецкие тропы к Пушкину». Московские, рязанские, тульские, тамбовские, воронежские, орловские, калужские, тверские краеведы и регионоведы ввели в научно-просветительский обиход уникальные данные о Пушкиных, Ржевских, Ганнибалах, Гончаровых, сопутниках великого сына России. Калужское Примосковье помнит молодую чету Пушкиных, поездки Александра Пушкина в Полотняный Завод.
Новые и малоизвестные факты юго-западной Пушкинианы… Крёстным отцом
великого русского поэта был Артемий Иванович Воронцов, владевший имением Вороново (теперь это в границах Большой Москвы).
8 июня 1799 года дьячок московской церкви Богоявления (что в Елохове) взял в руки метрическую книгу, раскрыл её и гусиное перо начертало: «Мая 27. Во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скворцова у жильца ево моэора Сергея Львовича Пушкина родился сын Александр крещен июня 8 дня. Воспреемник граф Артемий Иванович Воронцов, кума вдова Ольга Васильевна Пушкина».
Сразу же возникает естественное недоумение: почему 27 мая, а не 26-го? Оказывается, по церковному традиционному обычаю младенцев, появлявшихся на свет Божий после захода солнца (после вечерней службы) записывали следующим (завтрашним) днём. Родился будущий светоч русской поэзии в четверг, в день Вознесения Господня. На Руси святой издревле заведено приглашать в воспреемники людей самых уважаемых, близких, ценимых, почитаемых.
Артемий Иванович Воронцов к тому же доводился Пушкиным отнюдь не самой дальней роднёй. Жена его Прасковья Фёдоровна (урожденная Квашнина-Самарина) - двоюродная сестра Марии Алексеевны Ганнибал-Пушкиной, бабушки новорожденного. Сам он – троюродный брат М.А. Ганнибал. А.И. Воронцов и Сергей Львович Пушкин были женаты на сёстрах. Артемий Иванович – внук А.П. Волынского (крупного государственного деятеля эпохи Анны Иоанновны), двоюродный брат княгини Е.Р. Дашковой.
Известно несколько портретов крёстного отца А.С. Пушкина. Среди наиболее ценимых искусствоведами и культурологами «Портрет графа А.И. Воронцова» знаменитого живописца Д.Г. Левицкого. «Проникать во внутренность души» стремился Ф.С. Рокотов в своём «Портрете графа А.И. Воронцова».
Заслуживают обстоятельного изучения страницы «юго-западной» Пушкинианы, связанные с «вороновской эпохой» биографии Евдокии Ростопчиной, оставившей
уникальные (по психологизму. и художественной пластике) лирические воспоминания
об её общении с гением отечественной поэзии. «О! не забуду я, что П у ш к и н а улыбкой вдохновенной Был награжден мой простодушный стих» («Памяти Пушкина»). Лирико-психологическое развитие сюжета «Двух встреч» ( В пасхально-праздничном многолюдьи – сам Пушкин!.. «И мне сказали: «Он идет! Он, наш поэт, он наша слава, Любимец общий…»). Память поэтессы как бы портретирует далёкое-близкое («Я отгадала, поняла На нем и гения сиянье, И тайну высшего призванья, И пламенных страстей поры, И смелость дум… Уж он прошёл, а я в волненьи Мечтала о своем виденьи, - И долго, долго в грезах сна Им мысль моя была полна! Мне образ памятный являлся, Арапский профиль рисовался, Блистал молниеносный взор, Взор, выражающий укор!..»).