40 лет китайских реформ

В представленном здесь докладе сделана попытка анализа внешних и внутренних факторов социально-экономического и политического развития КНР, а также механизмов управления общей динамикой экономического и финансового прогресса, достигнутого в Китае за последние четыре десятилетия, начиная с провозглашённой пленумом ЦК КПК по инициативе Дэн Сяопина в самом конце 1978 года «политики реформ и открытости», получившей название «политики открытых дверей». Авторам доклада было интересно определить зависимость и соотношение идеологии и внутриполитических процессов в их воздействии на экономический и социальный прогресс, равно как и взгляды китайского руководства на общемировую динамику в целом. Под углом решения этих задач, с учётом оценок ведущих экспертов по Китаю в Российской Федерации, и выстраивался данный доклад.

На основе своего исследования авторы приходят к заключению, что руководство КНР и КПК сумело ещё в конце 70‑х годов прошлого столетия правильно оценить и спрогнозировать основные глобальные экономические и политические тенденции, а также выработать и реализовать многомерную стратегию развития, в которой внешние и внутренние факторы представляли и до сих пор представляют собой определённое проектное целое, построенное на прагматических принципах решения конкретных задач и проблем вне зависимости от официальных идеологических постулатов, но с учётом общей стратегической цели Китая — достичь самых передовых позиций практически по всем направлениям развития современной человеческой цивилизации.

Вместе с тем в данном докладе делается вывод о серьёзных трудностях, которые Китайской Народной Республике предстоит преодолеть уже в ближайшие годы, даётся описание и сценарная разработка комплекса проблем: как внутреннего системного характера, связанных с выходом Китая на передовые позиции глобального развития, так и жёсткого противодействия развитию КНР со стороны ведущих мировых держав, в первую очередь — Соединённых Штатов Америки. По нашему мнению, пик этого противостояния, вероятнее всего, может быть достигнут уже в период 2021–2022 гг. Китай в своём дальнейшем движении вперёд будет ощущать подрывную деятельность внутри своей страны на базе идеологических кампаний, как это происходит сейчас в Сянгане (Гонконге) и других частях КНР.

Тем не менее авторы полагают, что в ближайшие 5–7 лет КНР имеет все возможности более-менее успешно справляться с этими вызовами на основе собственного потенциала, стратегического союза с Россией и распада западного блока во главе с США. Однако за этой «линией горизонта» практически неизбежными представляются серьёзные кризисные сбои, преодолеть которые будет невозможно без перехода Китая к новой идеологии, представляющей адекватные перспективы не только для китайского населения, но и для всего человечества. На базе существующей ныне в КНР цивилизационной матрицы «социализма с китайской спецификой» такой идеологический переход выглядит весьма затруднительным или даже невозможным. А это, в свою очередь, создаёт для КНР запредельно высокие риски как в плане глобального цивилизационного лидерства, так и в плане сохранения собственной субъектности. Решающую роль здесь в ближайшие десятилетия будет играть научно-технологический прогресс и реализация отдельных его аспектов — особенно в сферах искусственного интеллекта и биотехнологии.

Достижения КНР: взгляд из России

Политическое руководство компартии Китая после смерти Мао Цзэдуна пришло к однозначным выводам относительно необходимости, с одной стороны, качественного поворота в своей внешнеполитической стратегии, а с другой — нового экономического курса и новой экономической политики. Смысловым ядром пересмотра партийной и государственной деятельности стала ставка на рыночные механизмы в экономике, успешный опыт которой к тому времени был продемонстрирован опытом Японии и других государств Юго-Восточной Азии (т.н. «азиатские тигры»). Именно там в конце 70‑х — начале 80‑х гг. прошлого века наблюдались самые высокие темпы экономического роста, позволявшие достичь роста уровня жизни населения и социальной стабильности. Рецепт совмещения государственного стратегического планирования с рыночными реформами и подключением к решению общенациональных задач в разных аспектах частной собственности и частной инициативы был не только выписан, но и прошёл успешные испытания на практике в том географическом Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) нашей планеты, к которому относился и Китай.

Поэтому попытка применить этот рецепт к экономике КНР, можно сказать, напрашивалась сама собой. Тем более такому решению способствовал целый ряд внутренних и внешних факторов.

Прежде всего, итоги «большого скачка», «культурной революции» и других проявлений леворадикального курса, близкого к «военному коммунизму», который в целом осуществляла КПК под руководством Мао Цзэдуна в 50–60‑е годы, привели к обострению социально-экономических проблем внутри самой КНР, к 1979 году страна с населением в 969 млн человек имела ВВП на уровне 410 млрд юаней, или 263,7 млрд долл, являясь одной из беднейших в мире. Понятно, что запрос на аналог советского нэпа в китайском обществе, тогда — по преимуществу аграрном, был чрезвычайно высок.

Вторым фактором была внешнеполитическая ситуация. Ухудшение отношений между Китаем и СССР и состояние холодной войны между «свободным миром» во главе с США и «лагерем социализма» во главе с СССР сделали возможным сближение Вашингтона с Пекином, началом которого стал подготовленный усилиями Генри Киссинджера (включая признание КНР в ООН) визит президента США Ричарда Никсона в Китай и его встреча с Мао Цзэдуном. Перспектива американо-китайского союза во многом повлияла на советское руководство, усилив в нём влияние сторонников «разрядки» и «мирного сосуществования двух общественнополитических систем», что полностью соответствовало разработанной на Западе «теории конвергенции».

Наконец, третьим фактором была ситуация в мировой экономике и формирование «глобального рынка» с доминирующими позициями транснациональных корпораций, которые нуждались в снижении издержек производства и, соответственно, в формировании «мастерской мира» с массовой образованной и дешёвой рабочей силой. С этой точки зрения КНР представляла собой если не идеальный, то весьма перспективный вариант.

Всё это привело к новому соотношению сил в пекинском руководстве, где после смерти Мао Цзэдуна ведущую роль в государственном управлении приобрёл ветеран Народной революции Дэн Сяопин с целым рядом своих соратников. Эта группа руководителей сумела не только расправиться с ультралевыми радикалами из ближайшего окружения Великого кормчего («банда четырёх»), но и сформировать чёткое понимание мировых политических и финансовоэкономических процессов. В частности, того, как надо выстраивать и использовать внешнюю стратегию с ориентацией на ускоренное развитие национальной экономики при использовании базовых стратегических противоречий между США и СССР. При этом либерализация экономической системы сопровождалась ужесточением политического контроля и власти КПК. Советское руководство в годы перестройки действовало строго наоборот, отказавшись от власти КПСС, что, в конечном итоге, привело к слому политической системы и расчленению государства.

Другими словами, китайское руководство правильно оценило страх политических кругов США перед «советской угрозой» и возможность его использовать для решения собственных проблем начиная с экономических и далее через политические к военно-стратегическим вопросам. Пекин фактически предложил себя в качестве квазисоюзника США на длительную перспективу в виде наиболее слабого субъекта «глобального треугольника», нуждающегося в прямой экономической и финансовой помощи. Отметим, что Вашингтон принял такую большую стратегическую игру, расценивая КНР как малоспособного актора с низкими возможностями развития, хотя уже к концу 60‑х годов Пекин обладал, например, как ядерным оружием, так и средствами его доставки на стратегическую глубину до 10 000 км. В качестве примера можно привести результаты слушаний в Конгрессе США, проведённых в начале 1979 года. Практически никто, кроме профессора Николаса Ларди, не оценил итоговые цифры, выдвинутые властями КНР, как возможные для выполнения. А они были весьма амбициозны: порядка 4% прироста в сельском хозяйстве и 8–10% в промышленности со среднегодовым темпом на уровне 7–8%. Такому приниженному пониманию возможностей КНР в научных и политических кругах Америки активно подыгрывал и сам китайский истеблишмент, что и позволило наладить эффективный научный и технологический трансфер из США в КНР. Подобная общая атмосфера сложилась уже к концу 70‑х годов и просуществовала вплоть до начала президентом Трампом торгово-экономической войны против Пекина в 2019 году. Американская сторона проснулась, когда КНР уже достигла большинства вершин в экономическом развитии и международном разделении труда. Таким образом, можно с полной уверенностью заключить, что политико-стратегические мотивы были важнейшими в развёртывании экономического рывка Китая.

Между тем вторым, ещё более важным направлением деятельности китайского руководства, направленной на ускоренное развитие Китая, стали выводы Дэн Сяопина и его соратников, сделанные в 1978–1979 гг. относительно необходимости комплексных экономических реформ рыночного типа с отказом от тотального государственного управления экономическими процессами, но при сохранении и даже ужесточении централизованного распределения ресурсов и финансирования на начальных этапах реформ.

Именно в этой сфере в декабре 1978 года были выдвинута так называемая «Программа четырёх модернизаций», в рамках которой предусматривались радикальные шаги во внутренней и внешней экономической политике. В первую очередь это касалось сельского хозяйства, где были предприняты меры по демонтажу сверхкрупных крестьянских коммун. Параллельно стимулировалась частная инициатива на уровне мелкого и среднего предпринимательства. А вслед за сельским хозяйством практически незамедлительно был начат пересмотр прежней экономической политики, основанной исключительно на плановой экономике и государственной собственности. При этом достаточно жёстко соблюдалась постепенность перевода предприятий на новые рельсы хозяйствования, в то время как предприятия стратегического значения сохраняли бюджетную поддержку и установочные планы. Важнейшей частью проводившихся реформ были шаги по включению предприятий во внешнеэкономическую деятельность с поощрением экспортно ориентированного производства.

Таким образом, китайское руководство с первых шагов реформ сознавало, что уравнительное распределение и политика изоляции от внешнего мира, выражавшиеся в небольшом объёме внешней торговли, не могли обеспечить решения главных задач, стоящих перед страной, — таких как насыщение внутреннего рынка сельхозпродукцией и обновление технологической базы промышленного производства. Использование производственного потенциала, заложенного в 50–70‑е гг.: крупных предприятий тяжёлой и оборонной промышленности, топливно-энергетического комплекса, транспорта, то есть государственного сектора, — в качестве «костяка», обеспечивающего жизнедеятельность всей экономики страны, включая «рыночный сектор», стало важнейшей характеристикой «политики открытых дверей».

В результате произошедших изменений уже в 1977–1980 гг. Дэн Сяопину удалось вернуться на все ранее занимаемые посты в КПК и в правительстве КНР, чтобы на практике реализовать выдвинутый им тезис об ориентации на экономику как единственно верный элемент на пути выхода из кризиса и возрождения страны.

Основные положения программы Дэн Сяопина были изложены им в докладе на 3‑м пленуме ЦК КПК 11 созыва в декабре 1978 г. Решения этого пленума о совершенствовании хозяйственного механизма и урегулировании экономики стимулировали развитие в китайской деревне системы семейного подряда и производственной ответственности, что в немалой степени способствовало оздоровлению китайской экономики на рубеже 70–80‑х годов. Часть производимой в деревне продукции можно стало продавать по рыночным, а не фиксированным государственным ценам, в результате чего в Китае — сначала в сельской местности, а затем и в городах — возникли сегменты свободного рынка, на котором уже стал действовать закон стоимости.

Комплексная стратегия реформы в виде программы развития КНР была рассмотрена и принята на XII съезде КПК (сентябрь 1982 г.). В ходе работы съезда было принято решение о том, что Китай будет строить «социализм с китайской спецификой». Главным принципиальным моментом в теории реформы экономической системы в Китае явилась постановка новых целей экономической реформы в условиях социализма. На протяжении 40 с лишним лет реформы были выработаны четыре основных экономических лозунга, соответствующих четырём основным этапам реформы (см. табл.1).

Следует отметить, что первые два из них носили подготовительный для реализации концепции экономической реформы в Китае характер. И только в ходе третьего этапа, после поездки Дэн Сяопина на юг КНР зимой 1992 г., постепенно стал происходить переход к квазирыночной экономике, построенной на основе всемерного развития предприятий различных форм собственности и постепенного допуска предпринимателей к участию в принятии государственных решений. В ходе реформы управления предприятиями всё большее число рабочих и служащих становились акционерами, на многие акционерные предприятия и предприятия с участием иностранного капитала административно-управленческий персонал набирался по конкурсу, а не по назначению КПК и вышестоящих ведомств.

Повышение эффективности аграрного сектора позволило высвободить десятки миллионов дешёвых, готовых трудиться буквально «за еду» рабочих рук, которые использовались в «свободных экономических зонах» на побережье Китая. При этом ускоренный рост экономики наблюдался только внутри страны, в то время как девальвация юаня к доллару скрывала реальную ситуацию. Так, данные МВФ показывают, что за период 1979–1999 гг. ВВП КНР, исчисленный в юанях, вырос с 410 до 9056 млрд юаней, т.е. более чем в 22 раза, а исчисленный в долларах — с 263,7 до 1094 млрд долл., или всего лишь в 4,18 раза. Соответственно, курс юаня к доллару составлял 1,55 в 1979 году и 8,28 в 1999 году, что означает более чем пятикратную девальвацию китайской валюты. А это, в условиях полного валютного контроля, позволяло официальному Пекину «прятать» значительную часть своей реальной экономической мощи, одновременно демпингуя на внешних рынках, способствуя «затягиванию» западных ТНК, вместе с их технологиями, в «свободные экономические зоны» КНР и позволяя этим ТНК фиксировать гигантские прибыли.

С точки зрения МВФ, в этот период экономика КНР не могла считаться даже стабильной, поскольку снижение номинального «долларового» ВВП наблюдалось в 1981–1982, 1985–1986, 1990 и 1994 годах. И только с 1995 года (кстати, показавшего невероятный прирост по долларовому номиналу — сразу на 30%!), а особенно — после вступления КНР в ВТО в конце 2001 года, показатели китайской экономики, исчисленные в юанях и долларах, стали более-менее коррелировать между собой.

Так, ВВП КНР за период 1999–2018 гг. вырос в юанях с 9,056 до 90,031 трлн, т. е. в 9,94 раза, а в долларах — с 1,094 до 13,605 трлн, т.е. в 12,44 раза.

За последние 10 лет (2009–2018 гг.) показатели КНР выглядят следующим образом: рост ВВП составил 2,58 раза (с 34,098 трлн юаней в 2009 году), а в долларовом исчислении — 2,66 раза (с 5,11 трлн долл.). Для сравнения: в 1999–2008 гг. эти цифры составили соответственно 3,53 и 4,2 раза.

В целом же, как отмечает центральный орган ЦК КПК «Женминь Жибао» со ссылкой на Государственное статистическое управление (ГСУ) КНР, «в период с 1979 по 2018 год китайская экономика росла в среднем на 9,4% в год, что намного выше показателя среднего мирового экономического роста, который составлял 2,9%». А в целом китайская экономика за последние 70 лет росла на 8,1% ежегодно, что на такой базе в течение столь длительного периода времени является просто фантастическим результатом.

В настоящее время в КНР происходит формирование новой экономической системы, где главным звеном является расширение и развитие рынка, создание новой системы управления предприятиями, формирование системы макрорегулирования и контроля.

Cтратегические программы управления и экономические результаты КНР

В 90‑е гг. в Китае ведущими учёными-экономистами совместно с государственными структурами были составлены долгосрочные программы социально-экономического развития страны на 1996–2010 гг. и на 2011– 2030 гг. Согласно этим программам, в течение 15 лет: с 1996 по 2010 гг. темпы прироста ВВП должны были составить в среднем 8–9% годовых (см. табл. 2).

В результате показатель валового внутреннего продукта должен был достичь 20 трлн юаней, а ВВП на душу населения — 14 000 юаней; соотношение ВВП по трём секторам экономики (сельское хозяйство/промышленность/сфера услуг) должно было составить 11:49:40, занятых — 34:32:34, а доля городского населения — достичь 60% общей численности населения страны. Объём внешней торговли планировался на уровне 1,3 трлн. долл., а доля продукции обрабатывающей промышленности в совокупном экспорте — выше 90%. При этом предусматривался рост жизненного уровня населения, который предполагал рост уровня внутреннего потребления товаров и услуг на 7% ежегодно, целевой средний показатель уровня потребления населения — 7400 юаней/год, соотношение между уровнем потребления в деревне и городе — 1:2, а средний размер жилой площади в городе на человека — 14 кв. м.

В составленных в 90‑е гг. программах социально-экономического развития экономики КНР на 2011–2030 гг., с учётом достигнутых экономических показателей, планировались более низкие темпы ежегодного роста ВВП — 6–7%, достижение объёма ВВП — 70 трлн юаней в 2030 г., а ВВП на душу населения — 45 000 юаней в год. При этом соотношение ВВП по трём секторам экономики должно было составить 8:42:50, доля ВВП в производстве продукции новых и высоких технологий вырасти до 30%, а урбанизация — составить 65% численности населения страны. Рост внешней торговли должен быть таким, чтобы её доля в ВВП постоянно увеличивалась, а объём внешней торговли составил 6,5 трлн долл. к 2030 г. Уровень потребления населения до 2030 г должен увеличиваться в среднем по 6% в год, а соотношение между уровнем потребления в деревне и городе достичь уровня 1:1,5, в целом же Китай по общему уровню доходов населения должен войти в число стран со средневысоким уровнем доходов. Также говорилось о необходимости решения в стране экологических проблем.

Как мы видим, среднегодовые темпы прироста ВВП за годы реформ оказались довольно высокими, и КНР по темпам прироста ВВП занял 1‑е место в мире: в 1979–2010 гг. — 9,9%, в 1991–2010 гг. — 10,5%, в 2001– 2010 гг. — 10,5%. Только за годы реформы с 1978 по 2010 г. объём ВВП вырос в 115 раз. При этом продолжался устойчивый рост производства практически всех видов промышленной и сельскохозяйственной продукции.

После вступления КНР в ВТО в 2001 г. темпы роста ВВП стали заметно опережать плановые, и в 2010 г. итоговые показатели объёма ВВП достигли 41,3 трлн юаней, а ВВП на душу населения — 29762 юаня в год — более чем в 2 раза были выше плановых. После 2011 г. темпы экономического роста стали снижаться, и, по определению председателя КНР Си Цзиньпина, возникло состояние «новой нормальности» экономики, определяющейся более низкими темпами роста из‑за уже достигнутых высоких показателей, заметно превышающих намеченные планы социально-экономического развития.

По многим другим индикативным показателям к 2010 г. также было достигнуто заметное превышение. В частности, соотношение ВВП по трём сферам экономики составило уже 10,2:46,9:40,2 по сравнению с запланированными 11:49:40. Однако реальная доля занятости в трёх сферах экономики — 38:28:34 — показывает, что доля занятых в сфере сельского хозяйства остаётся выше, чем предполагали планируемые показатели: 34:32:34, и происходит это практически полностью за счёт промышленного сектора, а не сектора услуг. Во внешней торговле по итогам 2010 г. плановый показатель был превышен более чем вдвое; доля продукции обрабатывающей промышленности также превысила уровень в 90% от общего объёма экспорта.

Особо следует остановиться на анализе показателей жизненного уровня населения КНР. В 2010 г. был в очередной раз пересмотрен показатель «линии бедности», который составил 2300 юаней (340 долл.) на человека в год, или около 1 долл. в день. В то время людей, проживающих ниже «линии бедности», насчитывалось 165,7 млн (17,2% населения страны). Бóльшую часть из них составляли крестьяне. Разрыв в доходах между жителями города и деревни в 2010 г. достигал трёх раз, в то время как по плану этот разрыв должен был составить около двух раз. Средний доход потребления составил 9965 юаней в год на человека, что было значительно выше прогнозируемых 7400 юаней, а показатель средней жилой площади, 31,6 кв. м на человека, более чем вдвое превысил прогнозируемый показатель 14 кв. м.

К 2018 году многие показатели также заметно превысили прогнозируемые показатели. В частности, объём ВВП составил более 90 трлн юаней, что заметно превысило прогнозируемый объём ВВП на 2030 год, а ВВП на душу населения достиг отметки в 64 644 юаней, в то время как к 2030 году ожидалось всего лишь 45 000 юаней. Соответственно, и уровень распределяемых доходов, достигший в 2018 г. 28228 юаней превысил прогнозируемый на 2030 г. показатель в 25 000 юаней в год.

Для борьбы с бедностью в августе 2018 г. были внесены поправки в закон о подоходном налоге, в результате которых, при сохранении прогрессивных ставок подоходного налога, необлагаемый налоговый минимум с начала 2019 г. составил 60 000 юаней в год (или 5000 юаней в месяц), что затронуло более 2/3 населения страны.

За 40 лет реформы комплекс мер по переходу от тотально плановой к смешанной государственно-рыночной экономике дал свои конкретные результаты, выраженные в высоких средних темпах роста валового внутреннего продукта, снижением доли расходов госбюджета в объёме ВВП, значительным увеличением инвестиций в основные производственные фонды и постоянным ростом их доли в объёме ВВП, ростом потребительских доходов населения при низкой инфляции. Показательно, что эти процессы в экономике КНР шли наряду с быстрым ростом денежного агрегата М2, куда включается не только сумма наличной денежной массы (М0) плюс сумма текущих счетов на балансе (М1), но и срочные вклады, вклады в сберегательных кассах и прочие депозиты. В результате госконтроля за денежным обращением и процессами ценообразования, а также быстрого роста инвестиций в инфраструктуру и основные производственные фонды темпы инфляции в Китае все эти годы были чрезвычайно низки. Особенно — по сравнению с другими странами «переходной экономики» в Восточной Европе и, тем более, России. В КНР не побоялись заметно увеличить объём денежной массы в обращении. В частности, в 1994 г. объём денежного агрегата М2 составлял 97,3% от ВВП, в 2002 г. — 153,7%, в 2010 г. — уже 183,0%, а в последние несколько лет — свыше 200% ВВП.

Таким образом, за годы реформ в Китае удалось достичь трёх важных показателей, сдерживающих рост инфляции в стране:

— доля наличной денежной массы в обращении (М0) к ВВП находилась на уровне 13–15%, а в дальнейшем была снижена менее чем до 10%;

— доля расходов госбюджета на уровне 25% к ВВП (при вынужденном антикризисном росте в 2008– 2009 гг.);

— увеличение доли инвестиций в основные производственные фонды с 24,2% ВВП в 1990 г. до 57,3% в 2008 г. и почти до 70% ВВП в последующие годы в рамках принятых антикризисных мер (см. табл. 3).

Финансовые показатели новой системы

Китай прошёл долгий путь от плановой к планово-рыночной экономике, от государственной и коллективной форм собственности к многообразным формам собственности, где всё большее место занимают различные формы частной и индивидуальной собственности. Это было зафиксировано в четырёх сериях поправок к Конституции КНР 1982 года (см. табл. 4).

В результате за годы реформы произошли принципиальные изменения в структуре занятости населения КНР. В 1978 г. практически всё население было занято на предприятиях государственного сектора или в огосударствлённых народных коммунах и на коллективных предприятиях, которые по форме управления мало чем отличались от государственных. Однако с 90‑х гг. всё большая часть населения переходила на предприятия негосударственной собственности (или, как указывалось в Конституции КНР, «предприятия необщественной собственности»). В результате в XXI веке резко уменьшилась доля занятых на государственных предприятиях как по абсолютной численности, так и по доли занятых, а всё больше людей были заняты на предприятиях других форм собственности, в том числе — частной и индивидуальной. В частности, доля занятых на частных предприятиях в 2017 г. составила 17% экономически активного населения, а на индивидуальных предприятиях — 12%, не говоря уже о росте занятых на предприятиях с участием иностранного капитала, в акционерных компаниях, компаниях с ограниченной ответственностью и т.д.

За годы реформ, с 1979 по 2018 г., происходил неуклонный рост показателей основных видов промышленного и сельскохозяйственного производства, что привело как к расширению внутреннего товарооборота, так и к увеличению экспорта.

При этом следует отметить, что в рамках программы развития промышленности «Сделано в 2025» заметно выросло производство высокотехнологичной продукции — такой как автомобили, поезда, мобильные телефоны и смартфоны, компьютеры, роботы и т.д. (см. табл. 5). По ряду позиций, включая производство роботов и автомобилей, Китай в 2018 году вышел на 1‑е место в мире.

Вместе с тем в экономике страны существует ряд проблем, сдерживающих поступательное развитие экономики. Одной из основных проблем является дефицит энергоресурсов. Доля каменного угля в энергетическом балансе страны по‑прежнему составляет свыше 60%. При этом производство нефти за последние годы сократилось до 190 млн тонн при росте импорта нефти до 461 млн тонн, а производство природного газа в объёме 160 млрд куб. м также не удовлетворяет растущие потребности экономики, импорт «голубого золота» уже вырос до 90 млрд куб. м в пересчёте на природный газ. В результате преобладания каменного угля в энергетическом балансе острейшей проблемой для Китая стало загрязнение окружающей среды. Ещё одной проблемой является старение населения при низкой рождаемости, которое в будущем создаст нехватку рабочей силы. Не случайно китайское руководство в демографической политике взяло курс на двухдетную семью, отказавшись от принятого в 1979 году принципа «Одна семья — один ребёнок», приведшего не только к сокращению темпов роста населения, но и к перекосу его полового баланса с дефицитом женщин.

В настоящее время выдвинутый руководством КНР курс на всемерное расширение внутреннего спроса в значительной степени связан с возможностями реализации задач, поставленных на XIX съезде КПК (октябрь 2017 г.). Относительно низкий уровень доходов населения Китая и недостаточно развитая, особенно в сельской местности, система социального обеспечения приводят к тому, что население склонно ограничивать свои расходы, а доля сбережений населения в настоящее время крайне высока, составляя около 71,5% к объёму ВВП (в среднем — 46 330 юаней на человека).

Расширение внутреннего рынка при ограничении экспортных возможностей в условиях глобального финансово-экономического кризиса возможно только на пути роста доходов населения и увеличения доли потребления в национальном доходе страны.

Однако в 2018 году вновь наметился рост всех видов цен, как потребительских, так и отпускных цен предприятий, хотя инфляция составляет всего 2,1% в 2018 г. Особенно быстрыми темпами росли цены на услуги здравоохранения и жильё.

В стране было принято решение о проведении «сдержанной монетарной политики» вместо «относительно свободной», которая реализовывалась в рамках антикризисных мер 2009–2010 гг. Были приняты меры по ограничению кредитования путём повышения банковских учётных ставок в 2011 г. и дважды — ставок резервирования Народным банком Китая. Также были приняты меры по ограничению цен на жильё путём установления налога на дополнительную площадь, запрета на приобретение более чем двух квартир, а также повышения норм выплат первого взноса до 60% общей стоимости жилья при покупке второй квартиры и повышения ставок по ипотечному кредиту.

Как можно видеть, регулирование цен в КНР на протяжении 12‑й и 13‑й пятилеток происходит путём использования как экономических, так и законодательных рычагов, включая прямые административные меры. В целом пока в стране, благодаря быстрому росту производства, устойчивости финансовой системы за счёт больших объёмов банковских депозитов и малой зависимости китайской экономики от внешнего рынка, достигнут и поддерживается достаточно высокий уровень социальной стабильности. Более того, в годы 12‑й и 13‑й пятилеток предусматривается дальнейший отход от ориентации на экспорт с переходом к расширению внутреннего рынка и росту внутреннего спроса. Постоянный рост доходов и рост потребления огромного населения КНР вполне может обеспечить определённую независимость китайской экономики от конъюнктурных колебаний мирового рынка.

В результате принятых за последние годы мер по развитию инфраструктуры налицо заметные успехи в реформе системы ценообразования и инвестиционной политики. Несмотря на резкий рост инвестиций в основные производственные фонды, в КНР наблюдается относительно низкий рост цен и опережающий рост доходов населения. Таких результатов удалось добиться благодаря созданию рыночной инфраструктуры в экономике страны, где стали более полно проявляться эффекты рыночного механизма, формирующего основные приоритеты развития и обеспечивающего сочетание интересов государства, предприятия и отдельной личности. За 40 лет реформ достигнут значительный рост жизненного уровня как сельского, так и городского населения, который выражается не только в росте денежных доходов, но и в качественном росте жизненного уровня, связанного со снижением коэффициента Энгеля (доля расходов на питание), увеличением количества транспортных средств, телевизоров, компьютеров, ростом вкладов в банках, расширением доступа населения к газоснабжению и водопроводу (см. табл. 6).

При общем быстром росте благосостояния населения в Китае начала XXI столетия наблюдается всё более заметная социальная поляризация общества, однако она пока ещё не приобрела настолько выраженные черты, как в других «постсоциалистических странах», включая Россию, поскольку государство оказывает заметное влияние как на межотраслевое и межрегиональное перераспределение капиталов, так и на перераспределение доходов в пользу тех социальных групп, которые потеряли от реформ, — к ним относятся вытесненные с земли крестьяне и уволенные из госсектора рабочие и служащие.

Управление иностранными инвестициями и внешней торговлей

Приток зарубежного капитала в настоящее время не играет сколько‑нибудь важной роли для развития китайской экономики. По итогам 2018 года доля иностранных инвестиций в их общем объёме составила всего 3%. На первом этапе реформ эта доля также была незначительной, достигая примерно 3–5%, а в 90‑е гг. этот показатель доходил до 8–10%. При этом, несмотря на резкое сжатие трансграничных инвестиций на рубеже XXI века, связанное со скрытой рецессией в большинстве экономически развитых стран мира, Китай испытывает заметную активизацию притока прямых иностранных инвестиций, занимая лидирующие позиции в списке ведущих реципиентов иностранного капитала. Источники поступлений можно разделить на три группы:

1) внешние займы, включая кредиты зарубежных правительств, международных финансовых организаций и иностранных коммерческих банков, экспортные ссуды и облигации внешнего займа;

2) прямые иностранные инвестиции, привлекаемые для создания предприятий с участием иностранного капитала;

3) прочие зарубежные инвестиции, включая международный лизинг, компенсационную торговлю, операции по переработке и сборке продукции и эмиссию акций на внешнем рынке.

Если в 80‑е гг. преобладал такой источник поступлений, как иностранные займы всех видов, то с 90‑х гг. основным источником поступлений стали прямые иностранные инвестиции, которые с начала XXI века стали поступать в Китай в таком количестве, что практически полностью вытеснили собой внешние займы. В 2005–2006 гг. объём прямых иностранных инвестиций в КНР составлял 60 млрд долл. в год, но в дальнейшем быстро вырос — превысил 100 млрд долл. в 2010 году и 136 млрд долл. в 2018 г.

Привлекательность КНР как реципиента иностранного капитала определяется поддержанием высокого уровня социально-экономической и политической стабильности, наличием ёмкого внутреннего рынка и дешёвой рабочей силы, активной национальной инвестиционной политикой. С самого начала проведения «политики открытых дверей» в Китае был установлен и до 2007 г. сохранялся льготный инвестиционный режим для иностранных вкладчиков капитала. Эффективная средняя ставка корпоративного подоходного налога для совместных и иностранных предприятий составляла 17% против 33% для национальных компаний. Однако с 2007 г. ставки подоходного налога для всех типов предприятий официально уравнялись. Тем не менее после начала прибыльной работы для предприятий с иностранным участием действуют налоговые каникулы в два-три года с последующим длительным применением половинной ставки налогообложения; применяются таможенные льготы, преференции по банковскому кредитованию и т.д.

В конце 1997 г. Китай внёс исправления в «Перечень отраслей как руководство для иностранного инвестора», поощряя и поддерживая вложение капитала в сельское хозяйство, энергетику, транспорт, производство новых видов сырья и материалов, новые и высокие технологии, комплексное использование ресурсов, охрану окружающей среды и другие приоритетные отрасли экономики.

В ноябре 2004 г. этот документ был пересмотрен, и в нём было установлено четыре категории инвестиционных проектов, вложение иностранного капитала в которые, соответственно: а) поощряется, б) допускается, в) ограничивается и г) запрещается.

Как и в «Перечне отраслей» от 1997 г., поощряются иностранные инвестиции в проекты по освоению новых аграрных технологий, энергетики, транспорта и производства новых видов сырья и материалов, новых и высоких технологий, различные виды энергосберегающих проектов и предотвращающих загрязнение окружающей среды. Такие проекты освобождаются от таможенной пошлины на ввоз оборудования и налога на добавленную стоимость при его импорте, а также действует ряд льгот на стадии производства, такой как более низкие ставки общегосударственного и местного подоходного налога на пять лет с начала работы предприятия и т.д.

Ограничивается или запрещается вложение иностранного капитала в отрасли, связанные с государственной безопасностью, стратегическими и сырьевыми ресурсами, а также в проекты, связанные с загрязнением окружающей среды, разрушающие природные ресурсы или наносящие вред здоровью человека.

Остальные проекты относятся к категории таких проектов, куда допускается иностранный капитал. Проекты этой категории пользуются льготами на общих основаниях.

На китайском рынке представлены все ведущие международные инвесторы, однако их роль неодинакова. Так, компании стран ЕС и США, за исключением Германии и Нидерландов, в последние годы, по сути дела, не наращивают потоки прямых инвестиций, направляемых в КНР. В частности, объёмы и доля инвестиций из США даже уменьшилась за последние годы с 9% до 2% валового поступления иностранных инвестиций, а объём инвестиций из европейских стран обеспечивает примерно те же 2% валового объёма иностранных инвестиций ежегодно. Стремясь к расширению экономического присутствия в Китае, более активно действовала Япония (8–10%), однако в последнее время из‑за ряда политических и экономических споров доля инвестиций из Японии снизилась до 2,5% в 2018 г.

Прочные позиции среди крупнейших иностранных инвесторов в КНР традиционно занимает Гонконг, доля которого в объёме иностранных инвестиций заметно выросла и в 2018 г. объём инвестиций из Гонконга достиг 94,5 млрд долл., или 72% всех иностранных инвестиций.

В этом контексте следует рассматривать отмечаемое в последние годы, особенно — после присоединения КНР к ВТО (2001 г.), прогрессирующее снятие ограничений для деловой активности иностранных инвесторов. Уже в 2002 г. правительство КНР заметно (с 86 до 262) расширило круг отраслей, где поощряется деятельность иностранных предпринимателей, и, наоборот, сократило (с 112 до 75) перечень отраслей, где она ограничивается. Для иностранцев впервые был открыт доступ к телекоммуникациям, городскому газоснабжению, теплоснабжению, водоснабжению и др. Расширен доступ к банковской деятельности, операциям на фондовом рынке, страхованию, торговле, туризму, транспорту, средствам массовой информации и т.д. Делаются последовательные шаги в направлении либерализации и упрощения режима создания и работы предприятий иностранного капитала. В настоящее время обсуждается дальнейшее поэтапное расширение перечня отраслей, в которые будут поощряться иностранные инвестиции. В декабре 2018 года был опубликован пока последний по времени «негативный список» Национальной комиссии по развитию и реформам (NDRC). Согласно этому документу, доступ иностранцев запрещён всего в четыре сектора китайской экономики, ещё для 147 он ограничен (требуется одобрение правительства КНР).

В целом изменения, происходящие в последние годы в сфере привлечения иностранного капитала, свидетельствуют о последовательной ориентации КНР на полноправное включение иностранного предпринимательства в общенациональный рынок капитала с установлением в перспективе единых правил и условий конкуренции для всех участников экономического процесса независимо от формы собственности и принадлежности к той или иной стране.

В ходе реформ с конца 70‑х гг. внешняя торговля Китая прошла три последовательных этапа преобразований, которые определённым образом отразились на экспортной структуре, и вступила в четвёртую фазу, связанную с членством в ВТО. Подготовка к вступлению в ВТО в ноябре 2001 г. обусловила выработку соответствующих мер во внутрихозяйственном механизме, которые обеспечили для КНР высокий уровень либерализации внешней торговли, способствовали формированию открытой экономики, интегрированной в мировое хозяйство. Важным аспектом социально-экономического развития китайской экономики в начале XXI века стал провозглашённый на сессии ВСНП в 2000 г. в сфере внешнеэкономических связей курс «выход вовне», или «выход за ворота» (цзоучуцюй).

В результате начался резкий рост объёма внешней торговли: с 20,6 млрд долл. в 1978 г. до 4620 млрд долл. в 2018 г., то есть прошло увеличение этого показателя в 224 раза за 40 лет. При этом значительно выросли объёмы как экспорта, так и импорта. Китай перешёл от экспорта товаров первичной переработки (сырьё и материалы) к преимущественному экспорту продукции с высокой добавленной стоимостью.

Значительную роль в этой трансформации сыграл целый комплекс различных решений: начиная от расширения прав предприятий в сфере внешнеэкономической деятельности на первом этапе реформы и заканчивая вступлением КНР в ВТО. В результате за последние годы заметно усилилась зависимость экономики КНР от внешней торговли. Если в 2001 г. (год вступления в ВТО) доля внешней торговли в объёме китайского ВВП составляла 38,5%, то в 2005–2007 гг. она превышала отметку в 60%, причём доля экспорта достигала 36%. В результате мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 гг. произошло существенное сокращение доли внешней торговли в объёме ВВП: по итогам 2009 года она снизилась примерно до 44%, а в 2018 г. составила уже менее трети, при этом доля экспорта упала до 18,2% (см. табл.7).

За последние годы в товарной структуре импорта КНР наблюдается устойчивый рост различных видов сырья и материалов, которые необходимы для развития экономики страны. На первом месте в структуре импорта КНР по стоимости стоит нефть, в 2018 г. её импорт составил 461 млн тонн на общую сумму 237 млрд долл. (или 11% стоимостного объёма импорта). Однако ещё более заметную роль в импорте в КНР играют интегральные схемы, которые закупили на общую сумму 307,2 млрд долл. (14,3%). Важное место в импорте в КНР занимает железная руда и концентрат железной руды — 1,064 млрд тонн (что сопоставимо по объёму с годовой выплавкой стали) на сумму 74,4 млрд долл., на третьем — все виды пластмассы на начальной стадии обработки (55,4 млрд долл.), далее идут автомобили, природный газ и соевые бобы. В товарной структуре китайского экспорта, как и планировалось, сегодня до 95% занимает продукция обрабатывающей промышленности, прежде всего — станкостроения и транспортного оборудования (50,5%).

До начала мирового финансового кризиса происходил значительный рост объёма внешней торговли с США, странами ЕС и Японией, то есть со странами, которые в наибольшей степени пострадали от финансового кризиса. Однако в 10‑е гг. XXI века структура внешней торговли в целом стабилизировалась. Несмотря на напряжённые торгово-экономические отношения Китая с США и странами ЕС доля внешней торговли КНР по этим направлениям остаётся весьма существенной: 13,7% — с США и 14,7% — с ЕС, при этом Соединённые Штаты являются главным потребителем продукции с маркой made in China и главным источником торгового профицита КНР. В то же время произошло увеличение доли внешней торговли со странами АСЕАН в результате создания зоны КАФТА — с 9,8% до 12,7% (см. табл. 8).

Пути дальнейшего развития системы управления китайской экономикой

40 лет экономической реформы в Китае показали, что руководство КНР и КПК нашло правильные пути реформирования экономики. 2‑я сессия ВСНП 13‑го созыва (март 2019 г.) отметила, что «основные целевые задачи социально-экономического развития Китая выполнены успешно». Китай встретил XIX съезд КПК огромными успехами, которыми подвёл черту под 40‑летием проводимых в стране экономических реформ. Итоги социально-экономического развития КНР особенно наглядны на фоне остального мира — например, по сравнению с результатами таких стран, как Индия и Россия, за тот же отрезок исторического времени. Так, Китай и Индия в начале 80‑х гг. находились примерно на одном уровне социально-экономического развития. В настоящее время Китай опережает Индию уже в 5 раз. 25 лет тому назад экономика России по своим масштабам была больше китайской, а сегодня номинальный объём российской экономики составляет всего 1/7, а рассчитанный по паритету покупательной способности (ППС) — 1/6 от китайской. Вот уже много лет западные средства массовой информации говорят о трудностях в китайской экономике, прогнозируя коллапс и даже распад Китая. Однако эти «теории о распаде Китая» (Чжунго бэнкуйлунь), как справедливо отметил в интервью китайской газете «Хуаньцю шибао» в ходе XIX съезда КПК профессор Фуданьского университета Чжан Вэйвэй, «в настоящее время «теория о распаде Китая» потерпела полный крах».

В то время как мировая экономика периодически попадает в полосу различного рода кризисов, экономика социалистической КНР уверенно движется вперед. На фоне других стран мира китайская экономика развивается более быстрыми темпами и является своего рода буксиром для мировой экономики. Китай сохраняет лидирующее положение в мире по объёму внешней торговли: 1‑е место по экспорту и 2‑е — по импорту. В валютно-финансовой сфере Китай становится одним из основных игроков на международном финансовом рынке, а китайская валюта вошла в корзину обязательного резервирования МВФ наряду с американским долларом, евро, британским фунтом и японской иеной. В социально-экономической сфере Китай тоже добился заметных успехов. Уже большая часть его населения — 59,5% — стала городскими жителями. Заметно вырос жизненный уровень жителей как городов, так и сельской местности, — причём не только по сравнению с 1979 годом, первым годом реформ, но и с 2000 годом — началом XXI века. По средней заработной плате среди рабочих и служащих в городах, в конце 2018 года достигшей отметки примерно 4000 юаней (около 40 тыс. рублей) в месяц, Китай уже обогнал Россию, где тот же показатель составляет примерно 30 тыс. рублей. Большая часть китайского населения — опять же не только городского, но и сельского, — уже охвачена различными системами социальной защиты: пенсионного обеспечения, различных форм медицинского страхования, пособиями по безработице и другими видами социального страхования. Таким образом, Китай успешно реализует и развивает свою модель экономики.

Каковы же основные проблемы будущего в системе управления китайской экономикой? Как отмечено выше, это, прежде всего, ресурсный дефицит, долговая нагрузка, экологический кризис и демографическая ситуация.

Согласно оценкам демографов, в годы 14‑й и 15‑й пятилеток (2021–2030) доля экономически активного населения КНР будет постепенно снижаться, что вынудит китайскую экономику ориентироваться не на привлечение большего количества занятой неквалифицированным физическим трудом рабочей силы из деревни, а на повышение производительности труда на каждом рабочем месте, в том числе — и в сельском хозяйстве, то есть переходить от экстенсивных форм развития производства к интенсивным. Только в этом случае можно будет решить такие проблемы, как избыточное количество пенсионеров и относительную нехватку природных ресурсов, а также охрану окружающей среды за счёт внедрения новых энергосберегающих технологий.

В настоящее время успехи 40 лет реформ китайской экономики не только доказывают жизнеспособность китайской модели перехода от плановой к рыночной экономике, предусматривающей ключевую роль государственного регулирования и значительный объём инвестиционных программ для развития страны. Такой симбиоз и позволил КНР выйти на лидирующую позицию в глобальной экономике, стать новой «мастерской мира» и бросить вызов не только «империи доллара» и глобальному лидерству США в рамках «однополярного мира» Pax Americana, но и всемирно-историческому лидерству «коллективного Запада», длящемуся уже более 500 лет.

Вместе с тем бесспорные текущие успехи КНР вовсе не означают, что она и далее способна успешно решать проблемы социально-экономического развития в рамках существующей с 1979 г. модели.

Анализ внешних и внутренних механизмов социально-экономического развития Китая, а также методов управления общей динамикой экономического и финансового процессов, применяемых Пекином, демонстрирует не только позитивные стороны данной модели управления и развития, но и пределы её возможностей, которые, судя по всему, будут исчерпаны даже не к 2049 году, когда будет отмечаться 100‑летие создания КНР и который сегодня фигурирует как самая дальняя точка стратегического планирования, а в течение ближайших пяти — семи лет. До этого временного рубежа КНР имеет все возможности на основе собственного потенциала, стратегического союза с Россией и распада западного блока во главе с США более-менее успешно справляться как с внешним противодействием «коллективного Запада», так и с усложнением системных проблем в связи с выходом на передовые позиции глобального развития. Но уже за этой «линией горизонта» практически неизбежными представляются серьёзные кризисные сбои, преодолеть которые будет невозможно без перехода Китая к новой идеологии, представляющей адекватные перспективы для всего человечества. На базе существующей ныне в КНР цивилизационной матрицы «социализма с китайской спецификой» такой идеологический переход выглядит весьма затруднительным или даже невозможным. А это, в свою очередь, создаёт для КНР запредельно высокие риски как в плане цивилизационного лидерства, так и в плане сохранения собственной субъектности. Решающую роль здесь в ближайшие десятилетия будет играть не только научно-технический прогресс и реализация отдельных его аспектов — особенно в сферах искусственного интеллекта и биотехнологии, но и выработка новой идеологии, которая давала бы комплексный ответ по всему спектру глобальных проблем. То есть первостепенное место для будущего Китая должно занять развитие общественной мысли и способностей к идеологическому управлению социально-политической динамикой как на национальном, так и на глобальном уровне.