23. ПОЗЫВНЫЕ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ. ЕСЕНИН – ТВАРДОВСКИЙ – СОЛЖЕНИЦЫН …
Тема «ЕСЕНИН-ТВАРДОВСКИЙ-СОЛЖЕНИЦЫН» лишь на первый, поверхностный взгляд может показаться надуманной, искусственно-коньюнктурной.
Между тем, здесь есть, как говорится, информация для понимания сложного, с «ревущими противоречиями», процесса нравственно-духовного развития России
на «сгибах эпох», в русле цивилизационных «потрясений» двадцатого столетия.
Движение жизни… Самодвижение жизни… Идеи времени… Формы времени…
Регионоведение… Краеведение… Страноведение… Можем ли мы как бы самоустраниться от «РЯЗАНСКОЙ ОДИССЕИ» А.И. Солженицына? Можем ли мы просто-напросто лукаво умалчивать о том, как развивались и «функционировали» бытийно-бытовые коллизии на берегах Оки синеокой? Тем более, что они имели (пусть скандально-ложносенсационный) резонанс, отозвавшийся буквально на всей планете…
У Солженицына есть очерково-документальный, художественно-репортажный цикл «КРОХОТКИ». Одна из «путевых» зарисовок называется «НА РОДИНЕ ЕСЕНИНА»:
Четыре деревни одна за другой однообразно вытянуты вдоль улицы. Пыль. Садов нет. Нет близко и леса. Хилые палисаднички. Кой-где грубо-яркие цветные наличники. Свинья зачуханная посреди улицы чешется о водопроводную колонку…».
Естественно, каждый автор имеет на своё интимно-личностное восприятие… Но сам Сергей Есенин имел несколько другое мнение об этих «населённых пунктах»…
Помните есенинское грустно-светло-озарённое признание из Парижа:
Эта улица мне знакома,
И знаком этот низенький дом.
Проводов голубая солома
Опрокинулась над окном.
Были годы тяжелых бедствий,
Годы буйных, безумных сил.
Вспомнил я деревенское детство,
Вспомнил я деревенскую синь.
Не искал я ни славы, ни покоя,
Я с тщетой этой славы знаком.
А сейчас, как глаза закрою,
Вижу только родительский дом.
Вижу сад в голубых накрапах,
Тихо август прилег ко плетню.
Держат липы в зеленых лапах
Птичий гомон и щебетню.
Я любил этот дом деревянный,
В бревнах теплилась грозная морщь,
Наша печь как-то дико и странно
Завывала в дождливую ночь.
Автобиографического повествователя Александра Солженицына в его «есенинской экспедиции», видимо, не интересуют романтические «сентиментальности»; автор художественно-документальной «крохотки» ироничен, даже саркастичен: «Мерная вереница гусей разом обёртывается вслед промчавшейся велосипедной тени и шлёт ей дружный воинственный клич. Деятельные куры раскапывают улицу и зады, ища себе корму.
На хилый курятник похожа и магазинная будка села Константинова. Селёдка. Всех сортов водка. Конфетки подушечки слипшиеся, каких уже пятнадцать лет нигде не едят. Чёрных буханок булыги, увесистей вдвое, чем в городе, не ножу, а топору под стать».
Ещё раз подчеркну: каждый автор волен в своих эмоциях, в своих «коварстве и любви». Но сравнить то или иное «видение» с другими «прочтениями» можно и должно… Вот, к примеру, Александру Прокофьеву таким вот представляется «визит» на родину русского гения:
Крупнейший поэт современности АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ ПРОКОФЬЕВ посвятил Есенину и его родному краю проникновенные строки:"Легла дорога в Константиново. Среди полей неширока Нас трижды в платьице сатиновом Встречала вольная Ока. Оно повыцвело от солнышка И полиняло от ветров. Ока волной стучала в донышко И поднимала круто бровь, И поправляла часто чёлочку, Махала ласково платком, И что-то милое, девчоночье Осталось в облике таком!".
Есенин и Рязань... Рязанщина... Гений, чарующе недосягаемый лирический талант и его родина, истоки его былинной силы, вдохновения. Откуда волшебная всеохватывающая мощь есенинского образа, таинство художественной пластики, эта проникновенность, озарённость, глубинность есенинской строфы, есенинского слова?
"Тот, кто видел хоть однажды Этот край и эту гладь..." - тот не может не приобщиться к тайне появления пленительных строк, воссоздающих "живую жизнь" человека и природы.
Здесь, на Рязанщине, - истоки его мощного поэтического потока. Богатые нравственные и эстетические традиции питали незаурядное дарование отрока из Константинова. -"Ранней осени краски из запевки, из сказки. Константиново, здравствуй! Есенино, здравствуй! Здесь не вязью сказаний оторочен мой стих. Здравствуй, ветер Рязани в ладонях моих... Солнце осени, здравствуй, поднимаясь, лучась, озари наше братство в этот миг, в этот час!" - восклицает прокофьевский лирический герой, постигая "к о р н и" великого таланта.
С берегов Оки "выезжал удаленькой дородний добрый молодец", "славный, сильный богатырь" Илья Муромец. Героиня "Повести о Петре и Февронии" жила в рязанской деревушке Ласково, сохранившей до наших дней своё нежное и доброе название. Здесь рождались тревожные и гневные строки Софония Рязанца. Трагическим пафосом одухотворена "Повесть о разорении Рязани Батыем". Ушли в бессмертие Евпатий Коловрат и Авдотья Рязаночка. Древняя священная земля, мощные истоки народного гения... "О ветер, друг старинный, над быстрою рекой возьми зачин былинный и спой мне над Окой...".
Есенинские строки "О родина, счастливый и неисходный час!.." стали эпиграфом стихотворения А. Прокофьева "О родина, по зову...". Сыновнее обращение к родине искренне и уважительно: "О родина, по зову с тобою говорю, под небом бирюзовым гляжусь в твою зарю". Лирический герой Прокофьева автобиографичен: "И я стою, как в детстве, на том же берегу, гляжу - и наглядеться никак не могу".
Окские берега, окские воды, окские зори и закаты одухотворяли детские и отроческие годы Сергея Есенина. Своя река детства, своя колыбель у Александра Прокофьева и его лирического героя: "Заря горит и льётся, и с нею я горю, а рядом флаг мой вьётся, похожий на зарю! И тут же ходит, резко, врываясь в невода, вся алая от блеска, вечерняя вода".
Родина позвала своего сына в дорогу. Заманчивы и таинственны горизонты жизни. Что скрывается за этими горизонтами? - "По молодому зову иду один из ста. Чтоб знать, какое слово положишь на уста!"
Первая часть стихотворения Прокофьева начиналась есенинским обращением "О родина...". Вторая часть стихотворения открывается строфой, сохраняющей эту (восходящую к Есенину) рефренность: "О родина, ты в сердце любого из солдат, о родина, ты в сердце давно несёшь набат!"
Образ тревожного набата традиционен для русской поэзии. Мятежный звон набатного колокола как бы пульсирует в ритмах стихотворений декабристов, революционных демократов, народников, пролетарских поэтов начала ХХ века. Свой н а б а т у Маяковского, Блока, Брюсова, Есенина... Набат Прокофьева и его лирического героя прозвучал вместе с залпом легендарной "Авроры": "Он в Октябре как грянул, отважных веселя, и, от богов отпрянув, воспрянула земля. И стала звездоносной, похожею на твердь, в снегах иль в травах росных похоронила смерть. Что вышла из-за моря и гнала умирать свою, где вор на воре, зачумленную рать. Ты встретила их грозно, пришедших издали, их вместе или розно метели замели".
Строфы и образы Прокофьева самобытны. Автор стихотворения "О родина, по зову..." новаторски самостоятелен, но определённая перекличка с есенинскими строфами и образами существует. Проникновенное есенинское "О Русь, малиновое полек..." послужило эпиграфом стихотворения "Тихий теплится вечер...".
...Россию нельзя позабыть,
К России любовь бесконечна,
Россию нельзя разлюбить.
Её если любишь -
Навечно!..
2.
СОЛЖЕНИЦЫН: «В ИЗБЕ ЕСЕНИНЫХ
УБОГИЕ ПЕРЕГОРОДКИ НЕ ДО ПОТОЛКА…»
«В избе Есениных убогие перегородки не до потолка,
чуланчики, клетушки, даже комнатой не назовешь ни
одну…
«На родине Есенина» А.Солженицына.
…Встреча с есенинской родиной… Поэт-фронтовик, автор знаменитой «Сумки, полной сердец», Владимир Иванович Фёдоров:
«Над Окой снежок, снежок. Слякоть. Мгла осенняя. Что ж во тьме меня обжёг ты, костёр Есенина? У бревенчатой избы в эту ночь угрюмую над костром его судьбы горько думу думаю. Вдруг дохнёт издалека древней деревенщиной. Душу захлестнёт тоска, боль рязанской женщины. И, как звезды по земле, брызжа тихой негою, вдруг засветятся во мгле окна Анны Снегиной…
Дремлет неоглядный дол. Где-то там, за кучею, мой отец плетушки плел под вербой плакучею. Эти дали полюбя – сизые, неясные, - раздарить всего себя – что еще прекраснее? Мне до слёз мила, близка эта зыбь осенняя, эта плавная Ока, моего отца река и река Есенина» .
Автобиографический солженицынский повествователь по-своему «портретирует» увиденное: «В огороде — слепой сарайчик, да банька стояла прежде, сюда в темень забирался Сергей и складывал первые стихи. За пряслами — обыкновенное польце…».
Итак, «обыкновенное польце»… Всего-то…
…………………………………………………………………………………
«А если Сергей Есенин так сильно любил свои удивительные конопляники с широким месяцем над голубым прудом, то разве могло быть иначе? Не там ли пролегают самые толстые, вековые корни обширной нашей страны?..» (Л. Леонов).
……………………………………………………………………………………
Можно предположить, что Солженицын своеобразно откликается на произведения, которые обращены к «к о л ы б е л я м» недюжинных, незаурядных личностей. Где, как, почему, в какой-обстановке и атмосфере появляется творческая индивидуальность?
Вот, к примеру, бунинская «Жизнь Арсеньева»… В книге 4-ой «Жизни Арсеньева» действие происходит в тех (под лермонтовским Кропотовом) местах; автобиографический герой-повествователь «много времени проводил на деревне, по избам, много охотился». Однажды он «проехал Шипово, потом выехал в ту самую Кропотовку». «Давно необитаемая мелкопоместная усадьба», «небольшой старый дом»: «Я сидел и, как всегда, когда попадал в Кропотовку, смотрел и думал: да ужели это правда, что вот в этом самом доме бывал в детстве Лермонтов, что почти всю жизнь прожил тут его родной отец?».
Далекое-близкое, заветное, священное, врачующее, родное(«Да, вот Кропотовка, этот забытый дом, на который я никогда не могу смотреть без каких-то бесконечно-грустных и неизъяснимых чувств…». З а п у с т е н и е.Угасание дорогих, гостеприимных некогда о ч а г о в. Разорение мелкопоместных г н ё з д. «Бесконечно-грустные и неизъяснимые чувства» - в бунинских «Антоновских яблоках», «Суходоле», «Пустоши».
Арсеньев-Бунин «сближает» лермонтовскую судьбу со своей судьбой
(«Вот бедная колыбель его, наша общая с ним, вот его начальные дни, младенческая душа, «желанием чудным полна»; «…и первые стихи, столь же, как и мои, беспомощные…»). Центральный герой «Жизни Арсеньева», чувствуя своё «родство» с обитателями Кропотова, стремится постичь тайну явления гения, разгадать загадку появления шедевров искусства: «А потом что? А потом вдруг «Демон», «Мцыри», «Тамань», «Дубовый листок оторвался от ветки родимой…». Как связать с этой Кропотовкой все то, что есть Лермонтов?..». Психология искусства. «Диалектика души». Глубины, истоки, обретение истины(«Я подумал: что такое Лермонтов? - и увидел сперва два тома его сочинений, увидел его портрет, странное молодое лицо с неподвижными темными глазами, потом стал видеть стихотворение за стихотворением и не только внешнюю форму их, но и картины, с ними связанными…». «З е м н ы е д н и Лермонтова» ассоциируются в поэтическом воображении главного героя «Жизни Арсеньева» со снежной вершиной Казбека, Дарьяльским ущельем, «неведомой» ему «светлой долиной» Грузии, где шумят, «обнявшись, точно две сестры, струи Арагвы и Куры». Растревоженное ретроспективными ассоциациями воображение повествователя пластически осязаемо видит облачную ночь и хижину в Тамани, дымную морскую синеву с белеющим вдали одиноким парусом, молодую ярко-зеленую чинару у «сказочного» Черного моря. Итоговые раздумья-обобщения Арсеньева-Бунина: «Какая жизнь! Какая судьба! Всего двадцать семь лет, но каких бесконечно-богатых и прекрасных, вплоть до самого последнего дня, до того темного вечера на глухой дороге у подошвы Машука, когда, как из пушки, грянул из огромного старинного пистолета выстрел какого-то Мартынова и «Лермонтов упал, как будто подкошенный…».
* * *
Автобиографический солженицынский герой тоже чувствует психологическое «присутствие» великой тени: «Я иду по деревне этой, каких много и много, где и сейчас все живущие заняты хлебом, наживой и честолюбием перед соседями, и волнуюсь: небесный огонь опалил однажды эту окрестность, и ещё сегодня он обжигает мне щёки здесь».
Подобное состояние – близко к катарсису. Автобиографическое солженицынское «Я» всё глубже, интимнее («диалектика души») передаёт настроение самого создателя жанра «крохоток»: «Я выхожу на окский косогор, смотрю вдаль и дивлюсь: неужели об этой далёкой тёмной полоске хворостовского леса можно было так загадочно сказать: На бору со звонами плачут глухари...?».
Сергей Есенин – в круге чтения Солженицына… -
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется - на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари,
Есть тоска веселая в алостях зари.
Арсеньев-Бунин в Кропотове - в восторженном озарении от встречи с «лермонтовской колыбелью». Автора «крохотки» «На родине Есенина» восхищает-озадачивает есенинская метафора («И об этих луговых петлях спокойной Оки:
Скирды солнца в водах лонных...?»)… -
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
По меже, на переметке,
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы - кроткие монашки.
Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть…
…Философско-психологический, цивилизационно-культурологический финал очерка-«крохотки» Солженицына «На родине Есенина»:
«Какой же слиток таланта метнул Творец сюда, в эту избу, в это сердце деревенского драчливого парня, чтобы тот, потрясённый, нашёл столькое для красоты —
у печи, в хлеву, на гумне, за околицей,
— красоты, которую
тысячу лет топчут и не замечают»…
3
ЕСЕНИНСКИЕ ДАЛИ ТВАРДОВСКОГО И СОЛЖЕНИЦЫНА
В книге "встреч и раздумий" под названием "Бойцы моей земли" Вл. Фёдоров вспоминает далёкий казачий городок Урюпинск. Сорок второй год, фронтовое товарищество, горячие юношеские споры под гул немецких бомбардировщиков: "Мои друзья доказывали мне, что вот Сергей Есенин - тот любил правду, а Твардовский в сельских стихах - "приукрашивал". Я не меньше их любил Есенина, но я отстаивал любимые стихи из "Сельской хроники", которую почти помнил наизусть".
Во время встреч с читателями в Липецке Владимир Иванович вспоминал о своих разговорах с Твардовским и Исаковским. В одном из писем Вл. Фёдоров замечает: "...Михаил Васильевич Исаковский мне говорил, что любит Есенина и считает его одним из учителей. Вот и выходит, что Твардовский в какой-то мере ученик Есенина...".
Отношение Твардовского к личности и творчеству Есенина неоднозначно. В предисловии "От автора" (1933), не публиковавшемся при жизни поэта, А. Твардовский даёт критическую оценку своим ранним стихам. Будучи селькором, он много и охотно писал о новой советской деревне, о комсомоле и тракторах, которых ему ещё не довелось увидеть. Уходило, умирало старое. Боль, грусть, сожаление об утраченном определяли "тон" значительной массы стихов о деревне. "При всём этом, - замечает Твардовский, - я не испытывал непосредственного влияния поэзии Есенина". И далее очень важное суждение Твардовского: "Оно (есенинское влияние - В.Ш.) отразилось лишь косвенным образом - через отдельные стихи М.В. Исаковского".
У Твардовского есть монографическая статья "Поэзия Михаила Исаковского" (1949 - 1969), где очень своеобразно высвечено "есенинское" в формировании творческой индивидуальности Исаковского. Здесь же мы находим много оригинальных акцентов, позволяющих вычленить новые грани проблемы "Твардовский - Есенин".
Определяя "опознавательный знак" поэзии Исаковского, отмечая, что ни тематикой, ни самим строем стиха его поэзия не напоминала ни Д.Бедного, ни В. Маяковского, ни А. Безыменского или какого-то другого из "комсомольских поэтов". Твардовский полагает, что поэзия автора "Проводов в соломе" "смыкалась... очевидным образом лишь с некоторыми мотивами есенинской музы". Подчеркивая принципиальную значимостьт сближения двух имен, двух художественных индивидуальностей, Твардовский заявляет: "... об этом нужно сказать с самого начала".
Твардовский не ограничивается беглым сравнением, а делает обстоятельный экскурс в историю литературно-общественного движения начала ХХ столетия, намечая роль и место есенинской поэзии в культуре того времени. Твардовский как бы "мимоходом" высказывает важные мысли, имеющие теоретическое и историко-литературное значение. Таково, например, его суждение о преемственной связи художественных исканий Есенина и Блока ("Непринужденное изящество формы, во многом, надо сказать, обязанной открытиям Блока"). Блоковское влияние переплелось, переплавилось с другими "завязями" ("музыкальность, рискованная близость к жестокому романсу").
Самобытность, "общедоступность и вместе импонирующая читателю исключительность" есенинской лирики определили популярность её, "широчайшим образом" охватывавшую и студенчество, и комсомольских работников, и различные прослойки города, деревни.
До сих пор не затухает, а, наоборот, вскипает с новой силой, с привлечением новых доводов и версий, полемика о двадцатых годах, о "концах и началах", обязанных завершением или рождением этому сложному, трагически противоречивому времени. Весомое слово Твардовского здесь весьма уместно, оно помогает найти правильные ориентиры, сделать необходимые акценты. Таковы его мотивировки "феноменальной популярности" Есенина.
Сергей Есенин, замечает Твардовский, "не мог не отметить своим поэтическим зрением и чутьём эти новые черты и веяния сельской жизни". Его "Русь советская" одухотворена "добрыми чувствами, но и... настроением невольной отчужденности": "...Какого ж я рожна орал в стихах, что я с народом дружен? Моя поэзия здесь больше не нужна, да и, пожалуй, сам я здесь не нужен". Твардовский даёт определение "есенинщины". Своеобразно раскрыта есенинская тема в публицистике Твардовского, в его выступлениях:
- Я думаю, что оспаривать редкий и яркий по-своему поэтический дар Есенина не приходится, - он бесспорен. И в лучших своих созданиях предстаёт нам и ныне как выдающееся явление русской лирики советской эпохи...
О Есенине напомнит Твардовский в речи на Всесоюзном съезде учителей: "Не знаю, как вы считаете, я, например, не поклонник Есенина, но мне кажется, для нынешнего поколения важно знать произведения этого выдающегося русского лирика. И как об этом хорошо и увлекательно может учитель рассказать!.."
(продолжение следует)
