Нарративный узор

Нарративный узор
Алексей Касмынин 09 ноября 2011 года Номер 45 (938)

В галерее RuArts, что затерялась в переулке между храмом Христа Спасителя и Крымским мостом (1-й Зачатьевский переулок, 10), работает выставка одного из самых ярких представителей отечественного авангардного искусства, художника Сергея Ануфриева «Паттернизм». За открытием мрачно наблюдала московская погода, где-то за домами к метро топали хмурые студенты МГЛУ, у входа на выставку – спокойствие, разрозненные посетители нет-нет да заходят внутрь по одному. Я вошёл без всяких преград и, повесив верхнюю одежду, оказался в первом зале. Удивительно, но никто даже не спросил, кто я и зачем пришёл, не говоря уже о проверке входного билета. Не знаю, были ли они вообще напечатаны в тот день? Если бы стало известно, что входить можно беспрепятственно, сколько народу оказалось бы внутри? Или, если бы повалили странные толпы, то контроль сразу бы ужесточился? Куда приводит каждый из этих узоров повествования?
У вас было, наверное, несколько секунд подумать, потому что текст следует дальше. Любой из вариантов развития событий рождает новую нить повествования. Кто-то даже представит её как цепочку последовательных картинок, рассказывающих историю. И таким образом очень близко подойдёт к пониманию одного из значений загадочного слова «паттернизм», придуманного Сергеем Ануфриевым. Паттернизм должен вернуть искусство к первоистокам, когда не существовало различий между реализованным изображением, замыслом художника и восприятием зрителя. Собственно слово паттернизм берёт своё начало из английского существительного pattern, что в переводе означает узор.
Выставка занимает два этажа, на первом — яркий белый свет и картины, на втором — неоновые лампы и тьма, отчего флуоресцентная краска светится, как обитатели сверхглубоких океанических впадин. Картинки в интернете, по которым можно составить беглое впечатление о том, что есть паттернизм, не готовят к размерам оригиналов. Полотна два на два — на них по девять картинок, рассказывающих зрителю историю, изображённую автором.
Картинки одинаковой формы, состоящие из повторяющихся элементов, меняются, подвластные нарративу. Это сообщает зрителю логика. Паттернизм призывает отказаться от рационального осмысления. В новом тысячелетии, с приходом эры Водолея, пора вернуться к чувственному, интуитивному восприятию искусства. Тогда мы видим историю: Пятачка, Винни-Пуха, курочки Рябы, Волка и Зайца из «Ну, погоди! » Интуитивно между зрителем и историей на картине нет никаких преград.
Логика же протестует. «Меня обманывают, — говорит она. — Вглядитесь, вот тут же контур подведён каким-то обычным чёрным фломастером! А это что? Здесь определённо должен быть скрыт какой-то глубокий смысл! » Да, логика за долгие годы уже привыкла к бесконечному символизму и иннуэндо, скрытому в тончайших оттенках цветовых сочетаний. Ей придётся смириться с фактом, что перед зрителем — история, а нарратив для паттернизма первичен, он явен и неизменчив. Как клинопись, как вырезанная на бивнях мамонта сцена одной охоты, как цветастые египетские иероглифы и символы на обелисках возле пирамид. История ведь может рассказать нам даже о том, как некий безымянный лыжник спустился вниз по склону. Без подтекста.
Сам Сергей Ануфриев так сформулировал ценность паттернизма: «Это первая культурная парадигма, выношенная и рожденная в России (на территории бывшего СССР), но имеющая интернациональный, универсальный характер, направленная на изменение мирового культурного контекста и выстраивающая новую систему координат в искусстве как основу будущей планетарной цивилизации, где высшей ценностью будут творческая личность и достижения креативных сообществ».
Картины на первом, «светлом», этаже понятны. Вот вам узор из повторяющихся по форме картинок, вот вам история. Выше висят люминесцентные картины. И тут уже нет никакой «комиксовости», одно полотно — одно изображение. Полосы на виниловой пластинке, оранжевые фонари, лунная дорожка и тому подобное. Это всё хорошо и, конечно же, несёт в себе некий нарратив, но, к сожалению, становится паттернизмом (новым, отдельным направлением искусства, не забывайте!) только при наличии описания или располагаясь внутри помещения с вывеской «выставка паттернизма». А как же локус, неподвластный логоцентрической культуре? Не считать же узором факт того, что почти все полотна на втором этаже — имеют чёрную основу, ведь так краска светится эффектнее.
У слова pattern есть ещё множество значений, это и повторяющийся сценарий, и типовой вариант развития событий, но это также контур. Развивая идею, назовём контур тропой, по которой, быть может, пройдут многие другие художники, подарят миру визуального искусства тысячу и одну вселенную. Имея такой инструмент, как визуальный язык, не загруженный иллюстративной функцией, они смогут по-настоящему оторваться. Если захотят. Ведь пока что, по сути, перед ними — лишь тропа. По стене тупика, в котором, возможно, топчется сейчас искусство, ударил таран, поползли трещины. Но в одиночку таран может лишь сломить стену, кто-то должен толкать систему сквозь пролом.
Попутно смельчакам, новым адептам революции в визуальном искусстве придётся насмерть сразиться с иероглифическими азбуками и доказать, что они не являются перфектной формой паттернизма. Да, поначалу, в закорючках постороннему ничего не понятно, зато вот уж где универсальность образа-то! Плюс узорчатость, доведённая до логического завершения. И тест качества паттернисткого произведения иероглифические тексты могут запросто проскочить, отвечая критериям повествовательности: содержательности, занимательности, увлекательности.
Если я не прав, а иероглифы — всё же часть «литературщины», не взыщите: мне, на самом деле, самому не терпится увидеть новые вселенные, представленные визуальными образами или же интуитивно-мистические полотна; пока же перед моим взором неискушённого зрителя предстала лишь нехоженая тропа. Или, скорее, заросшая. Бивни-то мамонтов со сценами охоты ещё никто не отменял…