Русский вопрос
Пётр Краснов 19 октября 2011 года Номер 42 (935)
История по-своему разрешила «крестьянский» (он же и «дворянский») вопрос, как он стоял, каким представлялся лучшим нравственным умам России в середине ХIХ века, — разрешила так, как никто из них не ожидал, не предвидел: простейшей ликвидацией дворянского, помещичьего сословия как такового. Мораль, с ней же и ирония истории, тоже проста и предельно доходчива: запутали, «замылили» в корыстных расчётах этот главный на то время политический и стратегический по своему значению вопрос, обленились умом и нравственным чувством, разложились всяко, катаясь на крестьянской — христианской! — спине — так получайте, как ныне говорится, по полной программе…Точно так же первостепенно стоит сейчас и «русский вопрос» в его широком, не только национальном, но именно государственном, политическом и общенародном значении: опять «россиянское» подавляющее большинство, «быдло» для правящих, всячески попрано, лишено какой-либо исторической перспективы и будто бы утратило право голоса в решении своей собственной судьбы, будто бы даже само отказалось от этого права — как толстовские крестьяне 1856 года: «Вы наши отцы, нам хорошо»…В смысле, нам хорошо в крепостнической неволе — в ответ на сословно эгоистические попытки молодого Толстого освободить их «сверху», пока они не начали самоосвобождаться «снизу»…
«Крестьянский вопрос», кстати, уже и тогда был по-своему «русским»: под крепостным и сходным по бесправию казённым «правом» находилось подавляющее (и всячески подавляемое) большинство русских, тогда как правила немецкая, считай, династия с полунемецкой бюрократией и офранцузившаяся (порою до потери родного языка) дворянская верхушка. «Сделайте меня немцем, государь!.. » — эти слова генерала Ермолова в ответ на царское «какую хотели бы награду? » стали классическим примером властного засилия нерусских в Российской империи. Ничуть не лучше положение и сейчас, власть «семибанкирщины» (выдавившей парочку внутренних конкурентов за рубеж, а одного даже на мягкие нары) никто не отменял, она стала лишь более опытной, прикровенной.
Вопрос русский опять о Правде, в социально-нравственном понятии — о справедливости, который правящий страной корыстный сброд, нынешняя так называемая «элита», не хочет, да и по нехватке интеллекта и полному отсутствию какого-либо нравственного чувства не может разрешать. Но, как один персонаж мой сказал, «правда у нас такие права на человека имеет, каких нигде нету…» «Крестьянский вопрос» после попытки Толстого кардинально разрешился «снизу» через 61 год, в семнадцатом; и мы пока безуспешно спрашиваем себя и других, когда и как будет разрешён нынешний «русский вопрос»…А то, что он будет решён историей опять незамысловатым, экономным на ухищрения (но не на человеческую «кровь невинных») — в этом сомнения у меня лично нет. Созданная преступным сговором бюрократии, олигархата и уголовщины («кому на Руси жить хорошо») паразитическая Антисистема в нынешней Эрэфии неостановимо пожирает государство, народ и самоё себя, извращая всё должное в жизни до полной, отрицающей всё и вся противоположности, сделав всеобщую деградацию единственным вектором «движения в никуда». А фактическая потеря суверенитета, категорически обусловленная активами нашей «элиты» на сумму в полтриллиона долларов в западных банках (в чужом кармане, то есть), превращает всем известных «агентов влияния» Запада в РФ и всех «вкладчиков» в чужую экономику, включая Минфин, в агентов прямого действия. Для верности сошлюсь на Збигнева Бжезинского, недавно назвавшего российскому интервьюеру эту цифру и с усмешкой добавившего: «Вы ещё разберитесь: это ваша элита или уже наша?.. »
А ведь рано или поздно, но придётся разобраться.
Упомянутая попытка 28-летнего Льва Николаевича, хорошо известная по «Дневнику помещика», зашла в тупик: его родовой дворянский инстинкт вступил тогда в безвыходное противоречие с доводами совести и разума, упёрся в главный вопрос: кому будет принадлежать земля. «Я не говорю, чтобы непременно должно было признать эту собственность за помещиком (хотя того требует историческая справедливость), пускай признают её часть за крестьянами или всю даже. Теперь не время думать о исторической справедливости и выгодах класса, нужно спасать всё здание от пожара, который с минуты на минуту обнимет его. Для меня ясно, что вопрос помещикам теперь уже поставлен так: жизнь или земля. И признаюсь, я никогда не понимал, почему невозможно определение собственности земли за помещиком и освобождение крестьянина без земли?.. » Ну, не понимал, и что тут поделаешь?.. И далее: «…надо печалиться тому общему убеждению, и вполне справедливому, что освобождение необходимо с землёй. Печалиться потому, что с землёй оно никогда не решится… »
Стоит удивляться предвидению Толстого: «жизнь или земля»…И не меньше удивиться слепому упорству землевладельцев (и Толстого тоже), противоречащих настоящей исторической справедливости, тем паче, что она достаточно ясно осознавалась ими. Ведь после указов Елизаветы и, особенно, Екатерины Второй о «вольности дворянству» от общего государственного тягла оно, по сути, утратило и моральное, и отчасти даже юридическое (в тех понятиях) право на пожалованную им для службы именно землю. Хотите — служите, мол, а не хотите — в отставку, в поместья, к дарованной дармовой земле… Всё это обязательное тягло оставили за крестьянством, крепостным в особенности, насчитывающим ко времени Реформы более 20 млн. человек, — не оставив за ними землю… Корысть победила государственный разум, возобладала над справедливостью, и возмездия ждать оставалось, по историческим меркам, недолго, пожароопасность помещичьих усадеб уже к 1905 году стала предельной…
И Лев Николаевич, право же, напрасно сетует на Царя-Освободителя, якобы перехватившего «пальму первенства» у инициатора Освобождения, просвещённого дворянского меньшинства, но не давшего внятного, чёткого плана Реформы, не взявшего, дескать, всю полноту ответственности на себя… Царь (как и Церковь, кстати) и сам был крупнейшим землевладельцем («государственные, казённые крестьяне») и тоже, как часть имущего правящего класса, застрял в тех же роковых противоречиях, сыгравших трагическую роль в судьбе и его династии, и самой России.
Особенно же симптоматично в «Дневнике помещика» это предвосхищающее чувство вины у Льва Николаевича Толстого за все будущие беды, которые грозят стране и родному народу за его личное (и его сословия вообще) эгоистическое упорство в разрешении «крестьянского вопроса», — да, за родовую, сословную, классовую стадность корыстную свою, какую он пока (в том 1856 году) не в силах был преодолеть, вырваться из её гибельных противоречий… И, разумеется, зрелый Толстой выбрал бы справедливое, согласующееся с его совестью и разумом решение — как выбрал он путь высшей правды в отношениях с самим с собой и с другими людьми, с обществом, государством, с личным Богом, в конце концов. Высшей, но, увы, неосуществимой в жёстких конструкциях реальности ни тогда, ни сейчас, ни в какие будущие времена.
Возвращаясь к современному «русскому вопросу», необходимо признать, что первейшей по своей значимости стратегической задачей его является государственное воссоединение самого большого в мире разъединённого народа — русского. Преступный во всех отношениях Беловежский сговор трёх выродков — Ельцина, Кравчука и Шушкевича, встреченный сорокаминутной овацией американского сената, должен быть исторически преодолён любыми способами, вплоть до военных, иначе все наши надежды на приемлемое будущее, по геополитическим раскладам тех же Бжезинского, Киссинджера и других инсайдеров адской политической кухни, попросту будут сведены к нулю. Ибо дом, разделившийся в себе самом, — не устоит…
Более чем понятен и социальный его, вопроса, аспект. К убийственной для бывшей великой страны экономической статистике добавляется такая же социальная, с чудовищным неравенством: по подсчётам независимых экспертов, 500 паразитарных семейств-кланов имеют такой же годовой доход, как и остальные 140 с лишним миллионов незадачливых россиян (журнал «Финансы», 2011, № 5), а реальный децильный коэффициент (отношение доходов 10% самых богатых к доходам 10% самых бедных в стране) зашкаливает за 30 (раз), — когда «порог народного бунта», по европейским понятиям, составляет 8–10 раз… В недрах этого правящего клана по нестеснительным указкам Запада («Вашингтонский консенсус» и масса других, чаще тайных, «соглашений») и вырабатываются ныне важнейшие, зачастую прямо диверсионные для нашей жизни, антинародные решения, а пресловутый «тандем» с так называемым правительством и обеими палатами-говорильнями являются лишь рьяными исполнителями, не имеющими никаких реальных, самостоятельных властных полномочий. Иначе в два последних тяжёлых кризисных года число миллиардеров втрое не увеличилось бы, а Москва не стала бы их первым по численности в мире и весьма, согласитесь, гнусным притоном…
И в довершение ко всему вот уже третий десяток лет как намеренно запущена в стране «индустрия Ада», нравственного всеразложения и деградации, неприкрытого крушения всех устоев общества, насильственного его раскультуривания, по сути, поощряемого сбродной россиянской «элитой», поскольку цель её — любыми средствами сломить сопротивление народа их алчной власти, опустить всех до себя, сбить все вешки-критерии истины, добра и красоты… Волей-неволей и у нас, на яснополянских наших встречах, эта тема стала постоянной, более чем злободневной, можно сказать — кровоточащей, потому что разруха в душах и головах несравненно опасней, губительней, чем любая другая разруха…
Как видите, тяжесть нынешнего «русского вопроса» (политическую постановку которого эта псевдоэлита и рабски ей прислуживающая либеральная люмпен-интеллигенция ни в коем случае не хотят допустить, применяя жёсткие репрессии по «русской» 282 и другим статьям УК) — тяжесть эта будет куда весомее и трагичнее «крестьянского вопроса» того времени, когда и речи не могло идти ни о распаде России и самого народа, ни о демографическом «русском кресте», не говоря уж о страшном нравственном обрушении верхов общества, да и низов тоже, о тягостном «пораженческом комплексе» в войне, названной «холодной» а по сути — Третьей мировой, перманентной, где главным стало отнюдь не атомное, а организационное оружие.
«Деньги не имеют идеологии…» Запущен был этот посыл в общественное сознание во времена «катастройки» и теми же подручными у олигархата политологами, какие до сих пор трубят столь же лживое, противоречащее самым что ни есть очевидным фактам современной действительности: «холодная война» окончена!.. «
Но она не может быть окончена, пока существует Запад в его многовековой и, в особенности современной, парадигме агрессивности. Чтобы избежать подозрений в предвзятости, приведу слова весьма известного английского историка и геополитика А.Д. Тойнби: »Задайте любому народу вопрос, что собой представляет Запад по отношению ко всем народам, и все ответят одинаково: Запад — архиагрессор. И каждый народ найдёт тому множество подтверждений, и в первую очередь Россия«. Что мы и видим в течение всего лишь какого-то десятка лет на примере Югославии, Ирака, Афганистана, а теперь и Ливии…
Деньги же ещё в античности перестали быть просто обменными знаками и обрели самодостаточное значение, сконцентрировав в себе все мыслимые позывы человеческой корысти и лжи, эгоизма, властолюбия, паразитизма с гедонизмом и прочего, не к ночи помянутого. Пушкинский »Скупой рыцарь« — тому яркое художественное свидетельство и олицетворение. Их мощь стремительно возрастала, скоро превратившись в самодовлеющую идею, а через неё и в идеологию — самую мощную и постоянно действующую в человеческом мире, породившую и порождающую ныне и присно бесчисленные, в том числе и мировые, войны и бедствия. Чего было больше в крестовых, скажем, походах: идей Христа или идеологии элементарного грабежа, насилия, убийства? Тогда зачем была разгромлена и разграблена братская христианская Византия — в фактическом своего рода военном союзе с сарацинами-магометанами, в их с обеих сторон единой цели? Не приходится доказывать, что походы эти, сказочно обогатившие их ордена тамплиеров, иоанитов, тевтонов и прочих псов-рыцарей, по идее своей были вполне сатанинскими, однозначно полярными учению Христа, христианству как таковому. А вспомнить хотя бы торговлю индульгенциями, нравы Ватиканского двора вообще…
Идеология денег более чем наглядно для нас победила и другую могущественную идеологию, а именно социализма-коммунизма в СССР, то есть в исторической России, как она сложилась к середине ХХ века, и в бывших соцстранах. И сейчас, когда большая часть денег перешла в виртуальную сферу обращения, в пустую, ничем не обеспеченную бумажную долларовую »зелень« (которой напечатано в 20 с лишним раз больше, чем стоимость всех товаров в мире!), идеология эта обрела уже »чистую«, можно сказать — аксиологическую форму »идеи денег« как тотального, глобального эквивалента всех, какие ни есть, ценностей в мире. И только высочайшие порывы человеческого вероисповедного, патриотического духа могут иногда, изредка одолеть грубо материалистическую идеологию денег и всяческой корысти, хоть в виде фашистского Lebensraum (жизненного пространства) — как наша беспрецедентная в мировой истории Победа 1945 года.
Эта, мало сказать — неправедная — идеология, противостояла, препятствовала должному решению »крестьянского вопроса«, она же намертво блокирует решение и нынешнего »русского вопроса«, который, хочу подчеркнуть, неразрывно связан с »вопросами« и такими же насущными интересами и проблемами всех других национальностей России.
