Битва за историю

Битва за историю
Владимир Карпец 24 августа 2011 года Номер 34 (927)
23 августа 1939 года в Москве был подписан Советско-германский договор о ненападении, получивший известность как «Пакт Молотова—Риббентропа». К договору прилагался секретный дополнительный протокол на случай «территориально-политического переустройства». Протокол предусматривал, по сути, если не полное, то почти полное территориальное восстановление Российской империи. Договор был заключен в полном соответствии с нормами международного права. В 1989 году Съезд народных депутатов СССР осудил секретный дополнительный протокол к договору и признал его недействительным с момента подписания. Это было началом «самоликвидации» СССР.
Пакт 1939 года является сегодня одним из основных оселков антироссийской идеологической (пока) борьбы Наибольшую ярость он вызывает у руководства стран Восточной Европы, Балтии, украинских «самостийников» и российских либералов. МИД РФ занимает оборонительные позиции: о нем говорят как о необходимом шаге с целью «выиграть время» для подготовки к войне с Германией. Чуть дальше идут коммунисты: по их мнению, СССР выигрывал не только «время», но и «пространство». Но сама по себе «абсолютная необходимость» войны с Герма- нией не подвергается сомнению никем. Пакт оценивают или как «просто зло», или как «меньшее зло», а возможность предотвратить взаимоистребление русских и немцев рассматривается как заведомая «измена человечеству». Никто не задает вопрос «Какому? »
На самом деле, это позволяет говорить о «семейном споре» внутри одной и той же метаполитической силы — «революции», «просвещения» «атлантизма» как бы ее ни называть.
Вместе с тем Россия и Германия являются единым остовом «суши», «континента», и сами законы «месторазвития» — начиная с Андрея Боголюбского и Фридриха Барбароссы, по крайней мере — подталкивают наши народы, имеющие общее, «полярное», происхождение, если не к единству, то к союзу.
«Переворот» 1937–38 гг., в ходе которого был уничтожен основной костяк «мировой революции» в СССР, уже с самого его начала открывал такой путь. Французский историк Пьер де Вильмарест указывает на «планетарный и секретный» доклад Гиммлера и Гейдриха от 22 марта 1937 г., в котором указывалось, что Германия более не может считать СССР врагом. В свою очередь, Сталин 3 мая 1939 г. заменяет на посту наркома иностранных дел М.М. Литвинова (Меира Геноха Валлаха, партийная кличка «Папаша») В.М. Молотовым. Надо иметь в виду, что, как в Москве противниками сближения с Германией был круг Литвинова, так в Берлине на антирусских позициях стоял могущественный клан адмирала Канариса. «Этой внутренней оппозиции в Москве и Берлине, парадоксально сочетавшей космополитизм и милитаризм, »антиевразийство« и реакцию, было необходимо вооруженное противостояние СССР и Третьего Рейха, — писал Жан Парвулеско. — Характерно, что оппозиция, как в Москве, так и в Берлине, ожидала помощи от внешних могуществ», от либеральной англосаксонской демократии«.
Существуют серьёзные основания полагать, что и в Москве, и в Берлине действительно стремились к подлинному военно-политическому союзу. В своем исследовании международных отношений того времени А. Елисеев указывает на показ немцами советским делегациям новейшей секретной авиатехники, передачу Германией крейсера »Лютцов«, создание на Севере, на советской территории, базы »Норд« для немецких подлодок, проводку по личному указанию Сталина через Севморпуть немецкого рейдера Komet в Тихий океан… Можно полагать, что сближение постепенно привело бы к преодолению »идеологической зацикленности« — »расистской« и »марксистской« — с той и другой стороны.
»В Лондоне отлично осознавали всю вероятность заключения опаснейшего, для Англии и всей мировой плутократии, союза. Иначе бы там не предпринимали таких титанических усилий, направленных на то, чтобы сорвать создание оси Москва—Берлин«, — указывает А. Елисеев. В 1940 — начале 1941 гг. МИ-6 спланировала и провела две роковые для русских и немцев спецоперации — переворот с приведением к власти в Югославии якобы »славянофильского«, а на самом деле пробританского, руководства и перелёт Р. Гесса. Тем не менее, существуют свидетельства о том, что И.В. Сталин до самого конца надеялся на заключение уже не пакта о ненападении, а окончательного »Договора о дружбе« в июле 1941 г.
Главную ответственность за »вероломство« (как это называл Сталин) Германии несет, прежде всего, сам Адольф Гитлер, так и не сумевший преодолеть антирусские идеи »Майн кампф« и веривший в »арийство« англичан. Не способствовала сохранению союза и советская идеология. Вероятно, и сам И.В. Сталин не до конца понял открывавшуюся перспективу — Россия господствует в Азии и на Тихом океане, Германия — в Средиземноморье и Африке. Возможно, прав историк Церкви Б.П. Кутузов, напоминавший о присутствовавшей в сознании вождя (возможно, с семинарских времен) »византийской прелести« »мечты о Константинополе«, уже раз сыгравшей роковую роль в судьбе Романовых. Так или иначе, в истории остались слова, сказанные утром 22 июня 1941 г. Мартином Борманом великому германскому скульптору Арно Брекеру: »Небытие только что восторжествовало над Бытием«.
Тем не менее, начиная с четырех утра 22 июня 1941 года для любого русского человека вопрос встал только так: »За Родину, за Сталина! «