Армагеддон-попс

Армагеддон-попс
Анастасия Белокурова 20 июля 2011 года Номер 29 (922)
«Меланхолия» (Melancholia, Дания, 2011, режиссер — Ларс фон Триер, в ролях — Кирстен Данст, Шарлотта Гинзбур, Кифер Сазерленд, Стеллан Скарсгард, Александр Скарсгард, Шарлотта Рэмплинг).
Показ фильма-катастрофы — в прямом смысле этого слова — под названием «Меланхолия», созданного Ларсом фон Триером, вызвал на ММКФ настоящее столпотворение. Охрана блокировала двери и запускала в зал представителей столичной элиты, журналистской братвы и гостей столицы лишь отдельными порциями. Человеческое стадо безвольно топталось в очередях, вожделея взглянуть на конец света глазами режиссёра, который — благодаря сонму поклонников-критиков — давно слывёт главным оракулом современности. Нормальный человек в такой ситуации рисковал преисполниться меланхолией ещё до начала просмотра.
Конец света не заставил себя долго ждать — зелёная планета взорвалась сразу после начальных титров. Явив попутно сны героини, сотворённые в худших традициях Андрея Тарковского: ожившая живопись вперемешку с глянцевыми стоп-кадрами слащавых открыточных красот моментально настроила зрителя на нужный лад. Но история Триера, как всем уже давно известно, берёт своё начало за несколько дней до катастрофы.
Неуравновешенная работница рекламной индустрии Жюстина (Кирстен Данст) безуспешно пытается изображать счастье на собственной свадьбе. Казалось бы, всё хорошо. Или — по крайней мере — благопристойно. Но роскошный особняк с лужайками и полем для гольфа, традиционный праздник с тортом и танцами, устроенный для Жюстины ее старшей сестрой Клер (Шарлотта Генсбур) вызывают у героини чувство обострённой меланхолии. Поиграв для приличия в примерную девочку, Жюстина быстро слетает с катушек и творит вещи, нездоровые с точки зрения обывателя. Писает в лунку для гольфа, многозначительно глядя на звёзды. Принимает ванну в разгар торжества. Совокупляется на газоне со случайным гостем. Обижает ни в чём неповинного жениха. Режет правду-матку в лицо своему боссу. Непонятно, как такую Жюстину вообще удалось затащить под венец. Постепенно свадьба превращается в тихий ужас. Приглашённые персоны во главе с растерянным женихом покидают место действия.
Весь этот буржуазный балаган в духе недавнего фильма «Рэйчел выходит замуж» решен в привычной для Триера манере съёмки ручной камерой, резко контрастирующей с красочным безмолвием слайд-шоу, иллюстрирующим внутреннее состояние героини.
Вторая глава «Меланхолии» показана глазами Клер, старшей сестры Жюстины. В ход идёт уже не дёргающаяся камера, но длинные планы в стиле живописных полотен известных мастеров. Что-то вроде оживших картин Жана-Франсуа Милле. Или вторично — по отношению к Тарковскому — появляющегося в прологе Брейгеля. В этих классических декорациях загородного упадничества Клер долго ухаживает за спятившей сестрой. Но узнав о том, что к Земле движется планета Меланхолия и столкновение — несмотря на заверения ученых — неизбежно, сама впадает в душевный коллапс. А Жюстина, наоборот, успокаивается и с олимпийским спокойствием ждёт наступления Армагеддона. Встретят они его в шалаше, очевидно символизирующем отказ от благ цивилизации перед лицом наступающей катастрофы.
Кинооператор, журналист и большой патриот Борис Гришин сразу после просмотра предложил снять римейк описанных выше событий: «На планету Земля надвигается вдруг, откуда ни возьмись, взявшаяся, планета Эйфория — там живут счастливые люди. Земле, на которой вечно все несчастны, скоро гитлеркапут». Здравая идея — зрелище было бы намного веселее. Пока же музыка Вагнера навязчиво сопровождает вольные вариации на темы Туве Янссон и де Сада. Задаёт тон, превращает Жюстину в Изольду. И наоборот.
При желании — а оно, увы, не возникает — можно найти сколько угодно контекстов, подтекстов и прочих подводных камней для «умной» трактовки происходящего. И множество отсылок — режиссёр-то человек далеко не глупый. Но обильное цитирование при отсутствии оригинального вменяемого содержания, к сожалению, не может заменить собой пустоту. Пара точных убийственных фраз и несколько гениальных эпизодов, к сожалению, ещё не делают полный метр. Сама форма «Меланхолии» настолько претенциозна, что имеет право на существование лишь при очень внятном высказывании. Но пока самым логичным выводом критиков о просмотренной «Меланхолии» служит произнесённая с придыханием фраза: «Триер вышел из депрессии, он излечился! ». Но медицина и кино — две разные планеты. И зовутся они отнюдь не Земля и Меланхолия. Здорово, конечно, что человек пришел в норму, но станет ли это благом для большого художника — вот в чём вопрос.
И ответ на этот вопрос только один. Полное ощущение, что Даррен Аранофски времен «Фонтана» решил поиграть в Ларса фон Триера. И сделал это красиво. Но красота эта слишком приторна. Сравнима с прикосновением к мёртвой ночной бабочке. Красота внешняя, за которой ничего нет. Как выразился все тот же Борис Гришин спустя несколько дней после осмысления увиденного — «Это вышедшая замуж Рэйчел совершает Жертвоприношение у Фонтана им. Аранофски».
Понятно, что Триер волен снимать что угодно, он никому ничего не должен. Например, заставлять Кирстен Данст играть что-то серьёзное впервые со времён «Интервью с вампиром». Или устраивать провокации. Только теперь, после просмотра «Меланхолии», происшествие в Каннах выглядит уже несколько иначе, чем казалось поначалу. Крайне мало верится в то, что облетевшие весь мир слова о фашизме были простой оговоркой. Торжественное изгнание режиссера с набережной Круазетт мгновенно сделало его фильм неуязвимым для критики. И ругать новый «шедевр» — ныне попросту дурной тон.
А на деле происходит вот что. Главные «кинологи по фонтриЕрам» — критики, подобные Роману Волобуеву и Антону Долину — проецируют свои комплексы на фильмы Триера. Тот, в свою очередь, выпускает с экрана своих внутренних демонов, рассчитывая как раз на такого зрителя. Благодарного, восторженного, ищущего. Происходит слияние и — как неизбежный результат — катарсис. Все остаются довольны друг другом. Химическая реакция состоялась. Это сравнимо с тем, как если бы психоаналитик со своими тайными страхами беседовал с пациентом, у которого большие проблемы, и оба в этом общении находили временное успокоение. Оптимальные условия для существования такого режиссёра, как Триер.
Возможно, так и надо выходить из депрессии. Вдоволь наиграться с технологиями. Снять фильм для большинства. Подсластить горечь лакированной картинкой. Угодить всем, кто бежал с показа «Антихриста» крысами тонущего корабля. Рассказать об экзистенциальном ужасе простым доходчивым языком. И всё равно взорвать несовершенную планету ко всем чертям.
Но сам Ларс фон Триер как-то обмолвился, что недоволен результатом. И в этой откровенности как раз нет ни грамма фальши. В погоне за визуальным совершенством было потеряно главное — связующий нерв сюжета. А инцидент в Каннах — чем не идеальная фабула, призванная заполнить пробел.
В последние годы стало окончательно ясно, что времена арт-хауса обречены на провал. Режиссёрам необходимо заново научиться рассказывать интересные истории. А для желающих погружаться в сложный внутренний мир большого художника всегда найдутся те, кто за отсутствием фантазии преподнесут им вожделенное яблочко на тарелочке. Но от «главного режиссёра современности» все же хочется ожидать кино, на котором не будет смертельно скучно.
Впрочем, какова современность, таков и её пророк. Заявления Триера, что его следующим фильмом станет четырёхчасовая порно-драма «Нимфоманка», раскрывающая пробуждение сексуальной природы у женщины, мягко говоря, не вдохновляют. Лучше бы режиссёр обратился к теме об «окончательном решении журналистского вопроса». За фразой «Мы, нацисты, любим большие формы» просто обязан последовать соответствующий результат. Очень хочется надеяться, что в данном случае речь шла не о женской физиологии.