Пирамида революции
Законы истории выше правил политической игры
Философ и воин Эрнест Султанов 11 мая 2011 года Номер 19 (912)В. АЛЕКСАНДРОВ
Революция в Египте — это всегда возможность для строительства новой пирамиды. Речь идёт о приниципиально отличной модели развития, в основе которой лежит идея справедливости. Фундамент новой системы формируется в рамках взаимодействия в треугольнике «Братья-мусульмане»—армия—Турция. Если эта система выдержит давление изнутри и извне, если она обеспечит создание элиты, то Египет вновь может стать одним из лидеров Исламского мира.
«БРАТЬЯ» И АРМИЯ
Площадь Тахрир является символом отношений между движением Братьев-мусульман и армией. Братья — единственная сила, которая способна заполнить площади в египетских городах. Имея еще до революции несколько сот тысяч непосредственных членов (допуск был ограничен из-за угрозы проникновения со стороны спецслужб), внешний круг движения охватывал до пяти-шести миллионов человек. И в ключевые моменты движение включало этот инструмент. Братья собирали людей 25 января (только на площади Тахрир было больше трех миллионов человек), когда муршид (лидер движения) объявил мобилизацию, и в последующие пятницы вплоть до ухода Мубарака. Точно так же в середине апреля одной мобилизационной пятницы хватило, чтобы добиться ареста бывшего раиса и его сыновей.
Одновременно площадь Тахрир — это еще и индикатор отношений между Братьями и армией. Так сразу после ареста Мубарака крупные демонстрации прекратились, и военные смогли вновь продемонстрировать свой контроль над ситуацией. Для этого между Египетским музеем и набережной размещен полноценный гарнизон со стоящей на всякий случай тяжелой техникой. После заката из лагеря выходят солдаты в шлемах, но без оружия: они забирают площадь, демонстрируя тем самым власть армии. При этом военные понимают пределы этой власти: так, во время Иранской революции даже наиболее преданные шаху «бессмертные» оказались бессильны перед манифестациями в несколько сот тысяч человек.
Осознание хрупкости ситуации привело к повышению доверия между военными и Братьями. Армия все больше демонстрирует готовность учитывать интересы Движения. Братья при молчаливом согласии военных, даже несмотря на все еще действующий закон о чрезвычайном положении, начали процесс оформления своей политической организации — Партии Свободы и Справедливости. Также и проведенный военными референдум по конституции учитывал пожелания Братьев о проведении в достаточно короткое время настоящих демократических выборов на всех уровнях власти.
Сразу после революции Братья ассоциировали военных с прошлым режимом: Тантави называли близким другом Мубарака и потенциальным противником революции. Движение также выступало за отмену закона о чрезвычайном положении, по которому армия пользуется неограниченными правами. После выработки механизмов доверия позиция Братьев смягчилась: закон перестал быть проблемой, а Тантави стал таким же оппозиционером, «только боровшимся с режимом Мубарака изнутри». Одновременно тема ответственности военных в убийствах во время революции была закрыта. Сотни убитых были приписаны исключительно спецслужбам и подконтрольным Мубараку эскадронам смерти. Символом взаимопонимания между Движением и военными стал лозунг: народ, то есть, прежде всего, Братья, и армия едины.
Основой этих отношений является одновременно и понимание того, что страна не выдержит резкой дестабилизации. Причем дестабилизация может быть вызвана расколом внутри Братьев и армии. Создание революционных комитетов в войсковых частях может привести к появлению альтернативных сил, в том числе, управляемых извне. Точно так же дестабилизация Братьев может привести к резкому обострению ситуации и переходу к менее предсказуемым и контролируемым стадиям революции. С этим, в том числе, связано прекращение со стороны Братьев (по сравнению с первыми неделями после революции) разговоров о наличии сторонников внутри армии. Показательными в этой связи стали апрельские события на Тахрире, когда группа офицеров присоединилась к митингующим. После их ареста Братья вслед за командованием армии обозначили этих военных агентами промубараковских сил.
Как это ни парадоксально, не только Братья, но и военные были заинтересованы в революции. После 1952 военная служба считалась стартовой площадкой для государственной деятельности. Так при Насере практически все 24 поста губернаторов провинций замещались представителями армии, а до 90% египетских послов за рубежом являлись выходцами из офицерской среды. В начале своего правления Мубарак фактически проводил туже линию. Однако назначение Хосни Мубараком своего сына в качестве своего преемника во многом означало для генералитета и старшего офицерства — снижение перспектив. Приблизительно с начала 2000-х Гамаль Мубарак и его команда начали постепенно вытеснять старую гвардию, комплектовавшуюся из военных. Одновременно и процесс приватизации госпредприятий, инициированный младшим Мубараком, фактически грозил отнять у них значительную часть тех привилегий, которыми они пользовались.
Одновременно и отношение к главе спецслужб Омару Сулейману было негативным не только у Братьев, но и у армии. Позиция Братьев понятна: именно спецслужбы повинны в жестких репрессиях в отношении членов Движения. Чистки велись и в армейской среде. Причем речь шла не только об обнаружении и устранении радикалов, но и о выявлении слишком влиятельных и, соответственно, опасных лично для Хосни Мубарака фигур. Фактически задачей Омара Сулеймана было не допустить повторения ситуации конца 1980-х годов. В этот период при министре обороны маршале Абу Газале египетская армия по примеру турецкой старалась играть слишком независимую роль от политического руководства.
Правление Мубарака отрицательно воспринималось военными из-за потери армией той элитной роли, которую она привыкла играть в жизни Египта. Она всё больше превращалась во внутренние войска, используемые для охраны морских курортов, туристических достопримечательностей и газопровода в Израиль. Фактически Мубарак повторял ошибку короля Фарука, который вопринимал армию в качестве инструмента для наведения порядка внутри страны.
Для борьбы с чрезмерной политизированностью военных, ассоциировавшейся с «насеризмом», Мубарак продолжил линию Садата по «мягкой исламизации» армии: генералы и офицеры совершают намаз и имеют свою квоту для совершения хаджа. Кроме того, несмотря на подписание мирного договора противостояние с Израилем являлось идеологической основой египетской армии. Достаточно сказать, что главными её достижениями по-прежнему считается «победа» в Суэцком конфликте и на первом этапе войны 1973 г. (прорыв линии Бар-Лева). Однако и этот аспект армейской идеологии оказывался в противоречии с довольно тесными отношениями между Каиром и Тель-Авивом при Мубараке.
Положение Братьев было еще более сложным. Дело в том, что в последние годы режим усилил давление на своего основного политического конкурента. По гостелевидению во время месяца рамадан показывали дискредитирующий движение сериал «Братья». Ключевые бизнесмены из среды Движения были арестованы за финансирование слишком успешной избирательной кампании Братьев. А перед последними выборами режим превентивно «закрыл» всех потенциальных кандидатов Движения. Для прикрытия своих действий режим активно начал разыгрывать тему терроризма. В рождественский период были организованы взрывы в коптских церквях, после чего должны были последовать акции спецслужб в отношении Движения. То есть делалось всё, чтобы объявить Братьев-мусульман вне закона.
Недовольство снижением роли Египта также является основой постреволюционного сотрудничества между армией и Братьями. Во времена Насера Каир был моделью для всех прогрессивных сил в арабском мире. Одновременно он был одним из лидеров Движения неприсоединения. Во времена Садата две супердержавы боролись за Египет. Что же касается последнего периода в его истории, то при Мубараке Египет оказался второстепенным игроком даже по стратегическим для себя вопросам — Судана и Палестины. В этом смысле показательно, что после революции Египет уже добился важного результата, невозможного при Мубараке, — создания палестинского правительства народного единства.
Братья так же, как и военные в период Насера, видят в проекте «Большого Египта» решение региональных проблем. Так развал Судана для Братьев является следствием его отделения от остального Египта. Причем с точки зрения Движения проблему национальных противоречий и контроля над водными ресурсами без восстановления геополитической целостности не решить. Эту позицию разделяет и генералитет: примечательно, что сам Тантави является нубийцем, семейство которого проживало на территории современного Судана. Кроме того, нынешние власти Южного Судана связаны с Израилем, что вызывает большие опасения и у Братьев, и у военных.
Наличие, помимо власти, двух сильных, способных договариваться игроков по сути и обеспечило Египту довольно комфортный постреволюционный период. (В отличие от Египта в Ливии таких сил нет, поэтому ситуация там резко деградировала.) При этом ни у Братьев-мусульман, ни у армии нет достаточных ресурсов (действующих на государственном уровне моделей, эффективных профессионалов соответствующего уровня) для того, чтобы взять власть на нынешнем этапе. Это отличает Египет от Турции, где и армия, и правящая Партия справедливости и развития неоднократно доказывали свою способность брать на себя ответственность за будущее страны.
РОЛЬ АНКАРЫ
Налаживание взаимодействия между военными и Братьями в столь короткое время после революции является одновременно результатом турецкой политики. Именно с этой целью в марте в Каир прилетал Президент Гюль, встречавшийся как с Тантави, так и с политбюро Братьев. В свою очередь в одном из первых интервью после революции министр иностранных дел Турции Ахмед Даудоглу назвал сотрудничество между Братьями-мусульманами и военными основой для строительства нового Египта.
Фактически только Турция сегодня может взять на себя роль гаранта отношений между Братьями и армией. Только у Анкары сегодня есть для этого необходимые ресурсы. Нынешнее турецкое руководство пользуется большим авторитетом во всем Исламском мире. Причем отношения между Каиром и Анкарой на государственном уровне развивались даже в период правления Мубарака. Одновременно существует высокий уровень доверия между правящей в Турции Партией Справедливости и Развития (ПСР) и движением Братьев-мусульман. Это доверие построено в том числе и на личных отношениях существующих между представителями ПСР и Братьев. В этом плане не случайно, что визиты лидеров Движения в Турцию в последнее время участились. Кроме того, в основе деятельности ПСР и Движения лежит один и тот же принцип: социально-активная роль в жизни общества является такой же обязанностью мусульманина, как и молитва. Наконец, нынешняя турецкая модель является во многом образцом для Братьев.
Роль Анкары как стратегического партнера Каира пока устраивает и Соединенные Штаты. Дело в том, что создать собственную эффективно действующую модель для Ближнего Востока у США не получилось (достаточно посмотреть на ситуацию в Ираке), а старая диктаторская система (в стиле Мубарака) уже не работает. Кроме того, президент Обама по сравнению со своим предшественником взял курс на сокращение напряженности в мировой системе. (Показательно, например, что Вашингтон, видимо, решил устранить ссылку на Усаму бин Ладена из своей внешней политики.) Навязывать в этом плане свою, тем более неработающую систему, было бы неэффективно. В этом плане единственной устраивающей Вашингтон альтернативой для Ближнего Востока является турецкая модель. Тем более, что турецкое влияние позволяет ограничить иранское.
В этом контексте показательно, что несмотря на приближение избирательной кампании в США президент Обама в очередной раз не произнес слово «геноцид» входе организованных влиятельной армянской диаспорой «траурных» мероприятий. Дело в том, что Ближний Восток меняется, старая система отношений не работает, а единственным надежным партнером Вашингтона (способным решать проблемы) в регионе является Турция.
Стабильное постреволюционное развитие Египта потенциально еще более укрепит позиции Турции на Ближнем Востоке. Усиление исламски ориентированных бизнесменов в новом Египте открывает огромные возможности для их турецких партнеров. Дело в том, что при правительстве ПСР Турция превратилась в безопасную зону для исламского бизнеса. Не случайно большинство крупных связанных с Братьями египетских бизнесменов, таких, как Хассан Малик, в последний период правления Мубарака размещали свои штаб-квартиры в Стамбуле. Показательно также, что единственным местом, в котором международная ассоциация мусульманских бизнесменов — МУСИАД проводила свои мероприятия вне Турции, был Каир.
Одновременно дальнейший экспорт турецкой модели позволит создать основу для внутренней интеграции в Исламском и Арабском мире. Причём Египет может стать главным арабским партнером Турции в рамках этого процесса. В этом плане значительно усиливаются перспективы проектов, которые инициировал в 1990-х годах Эрбакан, — в частности, Большой Исламской Восьмерки. Кроме того, и Организация Исламская Конференция может получить новый толчок в развитии. Показательно в этой связи, что Генеральный секретарь Организации Экмеледдин Ихсаноглу родился и вырос в Каире.
ПИРАМИДА «БРАТЬЕВ-МУСУЛЬМАН»
Каждый исторический скачок в развитии Египта был связан с реализацией модели развития, основанной на новом восприятии идеи справедливости. Пирамиды выражали лозунг неподкупности находящегося в ее верху фараона. Когда этот символ был искажен в качестве противовеса поразившей Египет жреческой коррупции Эхнатон построил новую столицу Ахет-Атон и ввел монотеистический культ Атона-Ра. Точно так же в современном Египте Насер предложил новую модель социальной справедливости, символом которой стала Асуанская плотина. Однако и эта модель постепенно деградировала: период Мубарака ассоциируется с построенными для иностранцев курортами. Косвенным результатом этого было разграбление крупных магазинов — одного из символов этой системы.
Египет — очень верующая страна. Соответственно, отсутствие социальной справедливости чувствуется здесь еще более болезненно. Социальная справедливость во многом определяет и легитимность режима. В этом плане режим Насера держался стабильно, несмотря на его конфликт с Братьями-мусульманами. Мубарак, начинавший как наследник Насера, в конечном итоге пришел к противоположному результату — монополистическому капитализму. В этом контексте получается парадокс. Наследником насеризма, давшего свою идею социальной справедливости, стал не режим Мубарака, а Братья-мусульмане.
Революция была одновременно ответом на мубараковский капитализм. Парадоксом этой системы был экономический рост, совмещенный с полностью коррумпированной системой, при которой одновременно росла социальная несправедливость. Характерным примером этого были девелоперские проекты в Каире и на побережье. Старший сын Мубарака вообще сумел получить целый город-спутник «6 октября» для застройки бесплатно. Каждый такой проект был элементом коррупционной системы, включавшей как одобрение на самом верху, так и попрошайничество на уровне обслуживающего персонала, в свою очередь отстегивающего вышестоящему начальству.
В результате лидер, символизируемый с верхом пирамиды, превратился из символа справедливости в самого главного коррупционера. В рамках этой перевернутой пирамиды не могло быть в том числе и экономической гармонии: даже близкие к власти бизнесмены пытались вывести средства за рубеж. Дело в том, что коррупционная система не обеспечивает доверия: всегда найдется кто-нибудь богаче и с более высокими связями. Братья в этом плане являются важным инструментом для создания новой экономической системы: дело в том, что в их системе ценностей коррупция является «харамом» — то есть запретным.
На сегодняшний день Братья не обладают достаточным опытом для того, чтобы взять на себя ответственность за управление страной. В этом плане показателен контраст между внешней средой и офисами входящих в движение бизнесменов. Они как бы являются оазисами в окружающем мире: турецкая мебель, множество помощниц в платках, чистота и кондиционеры. Однако, уже в подъезде обстановка меняется: серость и запущенность, тогда как на улице — просто грязь и хаос. Таким образом, Братья сначала должны продемонстрировать эффективность в расширении оазисов за пределы своих организаций, чтобы потом распространить этот опыт на более высоком уровне. Именно поэтому Движение сознательно не ставит задачу получения парламентского большинства и победы на президентских выборах.
Для построения новой пирамиды в ближайшие годы Братья должны прежде всего сформировать эффективную элиту. В определенной степени Движению предстоит повторить турецкий опыт. Нынешняя элита Турции пришла к власти в начале 2000-х, совершив скачок в развитии. Нынешний президент Абдулла Гуль работал в крупных международных организациях, в том числе и в Исламском Банке Развития. Эрдоган перед тем, как стать премьером, получил хороший опыт на посту мэра Истамбула. Исходя в том числе и из турецкого опыта основной политической задачей Движения становится победа на муниципальных выборах. Братья, которые ничем не управляли (кроме разве что профсоюзов) должны получить свой управленческий опыт и выработать свою модель пирамиды.
Оригинал публикации — на сайте.
