Один день из детства Пророка

Один день из детства Пророка
Поэт и мистик Тимур Зульфикаров 23 марта 2011 года Номер 12 (905)
В. АЛЕКСАНДРОВ
Публикуемая поэма давнего и постоянного автора нашей газеты получила первое место на Всероссийском поэтическом конкурсе «Пророк Мухаммед — милость для миров».

…Проезжая на своём вечном осле по ночному Эр-Рияду, а потом по священной Мекке, великий мудрец Ходжа Насреддин сказал:
— Прекрасны ночные огни Эр-Рияда и Мекки… и других городов земли…
Но все огни всех земных городов не стоят маленького пастушьего костра, у которого согревал свои озябшие Персты Пророк Мухаммад…
И все огни всех земных городов — не греют, а вечно живой Костёр Пророка струит вечное тепло…
И еще мудрец сказал:
— Пророк Мухаммад был последним Пророком на земле — после Святых Мусы и Исы…
А последнего сына отец всегда любит более других сыновей…
И потому Пророк Мухаммад — Любимец Отца Творца…
Да будет с Ним милость Аллаха…
И еще мудрец сказал:
— Крест, на котором распяли Пророка Ису — это Меч, вонзённый в Голгофу…
Пророк Мухаммад вырвал, вынул этот Божий Меч из смиренной Голгофы, чтобы посечь Им бесов…
И еще мудрец сказал:
— Кто долго странствует по миру — тот может встретить тех, кто давно умер, и тех, кто еще не родился…
В странствиях исчезает Время…
И потому люди любят странствовать…
Дервиш Ходжа Зульфикар
…Ах, детство — океан чувств… а у меня пустыня-сахра, а пустыня — лишь океан песка…
Раннее дымчатое прозрачное плывущее утро…Утро сиреневое… Утро машущих павлиньих хвостов…
А потом солнце убьёт выжжет всё…
Детство — это утро павлиньих хвостов…
А потом время превратит павлиньи хвосты — в куриные… аайхххйя…
Мальчик в долгой рубахе-дишдаша, босой стоит на бархане и глядит в пустыню Руб аль Хали…
Мальчик-ульд стоит у родного шатра-хейма
Мальчик чутко стоит озябшим столбиком как песчаный сурок у норки
Но это не сурок
Но это не мальчик
Это Пророк
А Пророк не стоит как сурок а летит как орёл
А Пророк не говорит а речет на века… как режет на камнях…
А Пророк видит не одну пустыню Руб аль Хали… Он видит все пустыни вселенной… все пустыни помещаются на Его ладонях…
Айхххйя…
Караван с шелком и мускусом уходит в Сирию…
Караван его родного дяди Абу Талиба…
…Ах, дядя, возьми меня с собой… возьми…
Все еще спят в Мекке, но я не сплю… я всю ночь не спал… ждал…
Я знаю, чую, что утром уйдёт кафиля-караван…
Еще ночная роса лежит на необъятных песках…
Детство — это утренняя роса… быстра…
Ах, бродить босыми ступнями по влажным текучим пескам!
Пески текут нежно проваливаются под пятками моими и ножными пальцами…
Пески щекочут ноги мои…
Я люблю пески… Пески по-собачьи ластятся ко мне… ласкают меня…
Как матерь мама умма Амина бинт Вахб моя из летучего племени древнего Саад ласкала меня в люльке и потом в кроватке моей мекканской…
О Аллах!..
А потом меня отдали кормилице Халиме бинт Абу Зуайб…
Ах, блаженны соски её питающие
Ах, тогда я понял, почуял, что в мире нет чужих сосков, чужого молока, чужих человеков…
А все родные…
И вот умма Амина умерла, стала песком, когда мне было шесть лет
А отец мой Абдаллах ибн Абд аль Мутталиб умер, стал песком, когда я покоился во чреве матери
И вот уже во чреве матери я стал полусиротой
И вот уже не ступив на земной песок я стал полусиротой…
А потом через много лет прозрев — я скажу: «Рай находится у подножья наших матерей…»
О Аллах! Я до шести земных лет бродил в раю — у ног жемчужных матери Амины моей
О!..
Но потом и она стала песком и ноги жемчужные райские её стали песком
Поистине, ноги, бродящие в песке, становятся песком…
Пустыня — это кочующий необъятный прах усопших человеков…
Пустыня — это бескрайний караван-кладбище-мазар, где кости верблюдов переплелись перемешались с костями человеков…
Смерть делает всех равными, а жизнь — нет…
Значит, смерть справедливей, выше жизни?
И пустыня слаще оазиса?
И я хочу уйти в пустыню… в Смерть?.. в царство справедливости?
Но!.. Я хочу отделить кости верблюдов от костей человеков…
Но!.. Я хочу отделить тленных язычников идолопоклонников от вечных верующих в Единого Аллаха…
Но!..
Но есть Слова, которые воскресят вернут мёртвых…
И эти Слова у Аллаха…
И Он скажет мне Их?..
И я верну усопших из песка?..
О Аллах!
Но когда?..
О!.. И!..
И тогда мой дед Абд аль-Муталлиб ибн Хашим стал мне матерью и отцом
Но потом и он ушёл и стал песком… и стал пустыней…
О Аллах, мне тогда еще было восемь лет, и я не знал, не слышал через лай шакалов, и стоны верблюдов, и шелест сыпучих барханов, и плачи матерей погибших воинов-корейшитов — что Ты — Всевышний Вечный Отец мой…
И Ты тогда ещё не говорил со мной…
А только с небес шептал, но я, слепец, ещё не слышал Тебя…
Я ещё не всех родных текучих быстротечных потерял, чтобы услышать Вечного Тебя…
О Боже!.. А в кого верит Сам Творец Бог — Повелитель всех миров?
Иль Он верит в творенье Своё — взявшееся из кровяного сгустка — в человека?
О Боже! Иль моя душа стремится струится в запретные края, где нет Всевышнего… а есть ли такие края?..
Тогда умри, усни, бессмертная душа моя…
…Ах, дядя Абу Талиб, родной… Я заблудился без Аллаха… Я не спал всю ночь… и вот заблудился… устал…
А караван уходит, но верховная верблюдица останавливается близ шатра моего и выпукло слёзно текуче глядит на меня… жалеет меня…
А кому на земле жалеть меня, когда мать, отец, дед покинули меня…
И вот верблюдица жалеет меня…
Ах, дядя Абу Талиб, она хочет взять меня с собой, а ты не хочешь…
Элиф… Лам… Ра…
О Аллах!..
Она чреватая, беременная, у неё сосцы гранатовые, напоённые, как жгучие лозы весенних диких каменистых виноградников близ горы Хара, где впоследствие явился мне Ангел Гавриил с Письменами Аллаха…
И вот сосцы верблюдицы, как обнаженные корни старой акации, болят, мучают её, и она глядит на меня, и ей чудится, что я её новорождённый верблюжонок и хочу взять сосцы молочные припухлые её, и она меня зовёт…
А я вспоминаю блаженные святые вселенские сладчайшие, как персидская халва, соски кормилицы моей Халимы…
Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван твой…
Я всю ночь не спал
Я знал, что утром уйдёт караван растворится разбредётся в песках в песках как рыба в океанских волнах…
Еще раннее утро, еще звёзды на небе иссиня лазоревом стоят текут
Ах, как хочется утром спать, но я не спал…
Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван
Ах, дядя Абу Талиб, а ведь звёзды это Письмена это Знаки это Иероглифы Бытия… и небытия…
А. Л.М. Айхххххйя!
Но Чьи это Письмена?
Кто в небесах их посеял, поставил, начертал? А? А? А?..
А я знаю — Кто Их начертал…
А если бы были у меня отец и мать — я бы ещё не знал…
Необъятный Творец быстрей открывается сиротам…
Господь Миров Аллах любит сирот…
Элифъ… Ламъ… Мим… Ра…
Айххххйхйааа…
О Аллах!..
Как много насыпано в Чаше родной пустыни Руб аль Хали песка песка песка… аааааа…
А ведь пески — это рассыпавшиеся падучие звёзды…
Когда рассыпаются звёзды — в реках песок прибывает…
Когда палых звёзд — множества — пустыни тогда насыпаются…
И потому верблюды звездопады любят…
Любят верблюды на звёзды глядеть…
Чуют они, что пока падают звёзды и рассыпаясь становятся песком пустыни — колыбели верблюдов не иссякнут…
Так Господь соединяет два мира — мир звёзд и мир песков… мир живых и мир мёртвых?.. А?..
И что же верблюды чуют эту связь — а человеки не чуют?..
Ах, дядя Абу Талиб, а ведь и звёзды, и верблюды, и пальмы, и необъятные барханы, и человеки, и звери — это живые, кочевые Письмена, Знаки, Иероглифы бытия…
Но чьи это Письмена? Как прочитать Их?..
Кто на земле и в небе поставил, начертал эти Письмена…
А я знаю — Кто Их начертал…
А вся пустыня Руб аль Хали — это кочующие песчаные горбы песчаных верблюдов…
Элиф… Лам… Ра… Да? да? да?
Пустыня — это бродячий несметный многогорбый Верблюд… Да?..
Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван, в пустыню, в царство песка…
Куда ушли мой отец Абдаллах, и матерь мама умма Амина, и мой дед Абд аль Муталлиб ибн Хашим, который сладко обнимал меня и гладил по спине, где таится Знак Пророка, и щекотал душистой смоляной бородой с запахами ливанских масел и берберийских эфиопских мускусных смол…
Айхйяяяа… Ах, дядя мой родной Абу Талиб, возьми меня в караван твой…
Ведь когда умер мой отец и стал песком, я стал полусиротой…
А полусирота — это птенец с одной лапкой и с одним крылом — и вот он прыгает тщится по земле мекканской каменистой и каждый камень — смерть его, преграда неприступная…
И полные птицы смеются над ним…
И всякая змея жалит его…
И клюют птицы беспомощного неполного его…
Ах! Айхйа! Элиф…Лам… Ра…
Ах, детство — это океан сладких летучих душистых томных чувств, это дамасская духовитая лавка медовых сладчайших пряных целебных обольстительных смол, головокружительных дурманов, масел, мазей, вин, духов…
А у меня была каменистая пустыня белого саксаула и верблюжьей колючки… А…
А потом ушла Амина мать умма моя и стала песком, а я стал птицей без крыл и лапок…
Но мой дед Абд аль Муталлиб стал моими крылами и лапками, но потом и он стал песком…
А.. Элиф… Лам… Ра…
Иль всё на земле становится песком… А?..
А теперь ты, дядя Абу Талиб, стал мне матерью, и отцом, и дедом, и лапками, и крыльями птенца… алиф… лам… ра… Айхйааа…
И что же ты не хочешь взять меня в караван твой, в пустыню, когда все родные мои стали песком и я хочу в пустыню, к ним…
Не навсегда, а только — на краткое свиданье упованье…
Айхххххххйях…
И вот гляди — караван твой остановился нежно, свято споткнулся около шатра моего и не хочет идти без меня
И караван стал упрям и недвижен, как потный осёл, и не хочет идти без меня
И верблюдица чреватая с огненными жгучими сосцами легла близ дома моего и не хочет идти без меня
Айхйахйа… Элиф… Лам… Ра…
А как верблюдица не боится в пустыне плод рожать?..
А как Пророк не страшится в пустыне тленных язычников рождать ронять Божьи Вечные Слова?..
Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван, в царство песка, куда уходят человеки, куда ушли мои отец, и мать, и дед…
Но если они ушли в песок и стали песком — то они вернутся из песка, и вновь станут человеками…
Есть, есть такие Слова, которые вернут их из песка…
И эти Слова у Всемогущего Аллаха…
Но Он скажет шепнёт Их нам?.. Ах…
Ах, дядя Абу Талиб, самум, буря, мгла в пустыне вернут усопших нам, ибо самум веет в Двух Мирах и соединяет Два Мира — земной и небесный…
И если ветер выдувает выносит усопших из могил их — то он и возвращает их… на миг? или на новую жизнь?
И знает только Повелитель всех могил и всех песков всех пустынь…
И вот в пустыне они с улыбками на ликах родных явятся нам нам нам….
Но ненадолго… но мы успеем их обнять… и почуять дыханье родное, которого не хватало в детстве нам… нам… нам…сиротам…
Кто долго путешествует, бродит по земле — тот встречает давно усопших и тех, кто еще не родился… и потому люди любят путешествия…
Тут Всевышний смешивает времена…
И будущее и прошлое — становятся настоящим…
…Тогда Абу Талиб плачет блаженно, хотя он воин бесслёзный, как пустыня безводная…
Тогда Абу Талиб подумал со сладким страхом:
— Если Ему подчиняются верблюды, если Ему внимают караваны — то что будет с человеками?..
Тогда Абу Талиб шепчет:
— Мухаммад… родной… мальчик… Кто сказал Тебе эти Слова?..
Тогда Мальчик показывает дрожащими перстами на небеса:
— Он сказал!..
Тогда Абу Талиб потрясенно уязвленно шепчет:
— Пророк…. Пророк… Пророк… Еще Мальчик — а уже Пророк…
Тогда Абу Талиб вспомнил слова матери Мухаммада Амины бинт Вахб: «Когда я забеременела им, то увидела, что из меня вышел Свет, который осветил мне дальные дворцы Бусры на земле Сирии… Я устала, радостно изнемогла от Света Этого…»
Тогда Абу Талиб вспомнил, что когда родился Мухаммад — дворец Кезры Ануширвана Хозроя Великого, который царствовал сорок семь лет и восемь месяцев — дворец Хозроя в Ктезифоне пошатнулся, как от страшного землетрясенья, и четырнадцать башен его разрушились и стали песком…
…А что будет со мной, с беспомощной плотью моей, если четырнадцать Башен стали песком…
Тогда Абу Талиб воспомнил, содрогаясь сладко, жертвенно, обреченно, блаженно, что в День Рожденья Мухаммада священный Огнь огнепоклонников иссяк и потух, несмотря на неусыпную ярость магов, хотя они бросали в Огонь даже одежды свои, а иные — и тела свои огненные ярые…
А озеро тысячелетнее Сава высохло, обмелело, словно летняя лужица в горах Хира…
А великий персидский мубед увидел сон, будто арабские кони и верблюды, пробежали победоносно всю Персию и копыта их горели алмазным пламенем…
А потом они захватят весь мир и не утратят огнь копыт…
И не утеряют святой пыл божиих прозревших душ, душ, душ…
Тогда Абу Талиб воспомнил грядущие Слова Пророка:
— Когда Я вместе с братом моим пас ягнят за нашими домами, ко мне пришли Два Мужа в белых, как сахарные пески моей пустыни Руб аль Хали, одеждах, которых я не видел на земле средь человеков…
У них был золотой таз, наполненный усыпляющим льдом…
Они взяли Меня нежно и разрезали развалили разъяли раскрыли как книгу живот Мой.
Взяли сердце Моё, и разрезали его, и взяли, отобрали из него чёрный сгусток крови и бросили его на тихие пески…
Потом они промыли сердце Моё и живот текучим целительным льдом…
Потом один сказал: «Взвесь Его с сотней человеков из народа Его…»
И Я перевесил…
Тогда он сказал: «Клянусь Аллахом — если ты взвесишь Его со всем народом — Он перевесит…»
…Тогда Абу Талиб воспомнил, что кормилица Мухаммада Халима дочь Абу Зуайба взяла Его к соскам своим кормильным колыбельным млечным в засушливое время, когда вымена верблюдиц, овец, ослиц, кобылиц были высохшими, как солончак, как гроздь сухого винограда
И вдруг! Враз! вымена наполнились, набухли густым молоком и напоили, напитали многих умирающих и трудно стало животным носить такие избыточные живые бурдюки-вымена молока…
А когда Халима с Младенцем села на старую ослицу свою — ослица радостно помчалась, обгоняя иных кобылиц и опуская оставляя их в дорожной пыли, пыли…
И вот засушливые вымена наполнились крупитчатым, густым молоком..
А головы человеков язычников исполнились Божьей благодати
Потому что рядом с Пророком текут реки млека и восстают забытые Вечные Слова Письмена Пирамиды Храмы Звёзды на земле и в небесах…
И дряхлые седые мудрые ослицы обгоняют беговых безумных гонных пенных опьяненных кобылиц, оставляя им слёзную пыль, пыль, пыль… Аййх…
Тогда Абу Талиб, воспомнив эти Знамения Чудеса, а человек быстро забывает о чудесах, тогда Абу Талиб бросается на колени пред коленями Мальчика:
— Пророк! Я собрал этот караван для Тебя…
Чтобы Ты вернулся к божественным Знамениям Чудесам…
Ибо без Чудес жизнь — это летучий песок, прах, верблюжья колючка, саксаул, сорняк…
Чтобы Ты встретил в неоглядных святых родильных песках вновь живых Твоих: отца, и мать, и деда своего… и других усопших…
И на миг перестал быть сиротой…
О Аллах!.. Может, и я встречу там усопших моих…
О Аллах…
О Мальчик… сирота… Пророк…
А потом Ты испьёшь из Родника Семьи и полюбишь Океан всех Человеков на земле
И станешь им отцом, и матерью, и дедом, и братом, и сестрой…
И Всевышний Аллах станет для Тебя и для всех человеков — Бессмертным Отцом…
Айхйяяяя…
Абу Талиб с тайным священным страхом поглядел на худенького бессонного Мальчика в долгой рубахе-дишдаша…
…Ах, верблюжонок, как Ты понесёшь на своих двухстах сорока восьми хрупких косточках и нежных жилах сосудах человечьих скоротечных — груз всех земных караванов?..
О, как человек тленный носит вечный Огнь Дар Костёр Вечного Аллаха?
Но!..
Но глаза у Мальчика роились горели пылали огнём всех звёзд, а долгие доходящие до утренних, уходящих звёзд камышовые алмазные персты воздымались к небу и указывали Пути всем человекам и караванам… к небу… к небу… к Аллаху… к Аллаху… к Аллаху…
Айхйаааааа… Аллаху Акбар… Аллаху Акбар… Аллаху Акбар…
Аллах велик и ждёт как Вечный Отец всякого тленного из нас…
И тленный становится Вечным.
Айхйхйхааааа…
…А Мальчик сел, взошёл на верблюдицу и караван двинулся пошёл…
Элиф… Лам… Ра…
О!..
…Мы описали только один День Откровений из Жизни Пророка, да пребудет с Ним Милость Аллаха…
А таких Дней было множество…
Все Дни Пророка были такими…
ВСЕ!..

1990 г. — апрель 2010 г.