Надежды и иллюзии

Надежды и иллюзии Как преодолеть продовольственный кризис в России?
Специально для «Завтра» Вячеслав Негрей 16 марта 2011 года Номер 11 (904)
Доклад ФАО, специализированной организации ООН по продовольствию, свидетельствует: в 2010 году цены в этом секторе мирового рынка не только достигли исторического максимума, но будут повышаться и дальше. Население Земли продолжает расти, а значит — потребность в еде увеличивается. В то же время глобальный кризис привёл к резкому снижению платёжеспособного спроса, а следовательно — к сокращению производства, в том числе — в аграрном секторе. В ту же лузу попали неблагоприятные погодные условия, видимо, связанные с изменениями климата (так называемое глобальное потепление). Мировые запасы продовольствия, особенно зерна, также сокращаются вследствие их использования для текущего потребления.
Вывод отсюда сделан пессимистический: преодолеть продовольственный кризис в ближайшее время не удастся, можно лишь постараться сгладить его остроту и не допустить катастрофического развития событий с массовым голодом и вымиранием населения в самых «проблемных» по данному показателю странах и регионах современного мира. Отмечается, что резкий (примерно на 40%) скачок продовольственных цен начался еще в 2007 году и непосредственно предшествовал глобальному финансово-экономическому кризису, сократив потребление непродовольственных товаров в 39 странах мира с населением свыше 1, 5 миллиардов человек. В настоящее время рост цен на продовольствие затронул практически всё население планеты и является одним из важнейших факторов, препятствующих выходу мировой экономики из глобального кризиса. В течение 2008–2010 годов средняя стоимость продуктов на мировом рынке выросла более чем на 100%, а по ряду позиций, например, по зерну — более чем на 170%.
Этой проблеме на протяжении последних трёх лет были посвящены совещания ведущих международных и межправительственных организаций современного мира. Однако принятые ими решения нельзя назвать ни эффективными, ни даже адекватными, поскольку они не привели к сколько-нибудь заметным результатам.
Как отмечают эксперты ООН и ведущие экономисты мира, взрывной рост мировых цен на продовольствие, прежде всего такие культуры, как пшеница и рис, произошёл из-за несоответствия стоимостной (денежной) неоклассической парадигмы рыночной экономики реальному состоянию производства. Мировой рынок учитывает только стоимостные (денежные) показатели без учёта материально-вещественной номенклатуры производимых материальных благ.
Весьма показательной с этой точки зрения является речь президента РФ Дмитрия Медведева на Петербургском международном экономическом форуме 2010 года. Признав, что «наиболее очевидным ответом на кризис было бы сочетание мер по стимулированию производства аграрной продукции и корректировки национальных энергетических стратегий», он заметил, что такая политика «неизбежно натолкнулась бы на противодействие тех, кто пытается извлечь выгоду от возникших проблем».
Иными словами, российский президент, которого его оппоненты постоянно обвиняют в некритичном следовании либерально-монетаристским догмам, признал, что мировой продовольственный кризис (а следовательно — и продовольственный кризис внутри России) имеет далеко не естественное и не стихийное происхождение, а искусственно поддерживается некими силами, для которых он выгоден, и эти силы настолько могущественны, что способны оказать противодействие даже всему международному сообществу. Понятно, что поименного списка этих таинственных инкогнито Дмитрием Анатольевичем оглашено не было, однако и того немногого, что он, на правах «хозяина дома», всё-таки сказал, вполне достаточно для того, чтобы понять: мировое сообщество, подобно пьяному из классического анекдота, ищет утерянную им продовольственную стабильность не там, где оно её потеряло, а там, где «светлее».
Что-то подобное, как рассказывают, во время своего посещения горы Афон отвечал православным старцам на их расспросы и предыдущий президент России: «Любой шаг в сторону — это сразу война». Что мы, в общем, и видим сегодня на примере той же Ливии, а чуть раньше — Югославии, Ирака и Афганистана.
Поэтому иллюзии о том, что экологические мероприятия наподобие сокращения антропогенного выброса «парниковых газов» в атмосферу приведут когда-нибудь к увеличению производства ведущих сельскохозяйственных культур, давно пора отставить в сторону.
Тем более, что содержание комплекса мероприятий, необходимых для реального преодоления продовольственного кризиса — хотя бы в рамках Российской Федерации, что, нас, собственно, и должно интересовать в первую очередь, — уже давно и достаточно хорошо известно.
Прежде всего, это, действительно, стимулирование производства собственной аграрной продукции, которое включает в себя прежде всего целевое кредитование не только аграриев, непосредственно работающих «на земле», но также производителей сельскохозяйственной техники, удобрений и других химических средств, используемых в технологических стандартах производства.
Далее, это включение в производственный оборот пахотных и других земель сельскохозяйственного назначения, «выпавших» из него в результате рыночных реформ 90-х годов. А таковых у нас сегодня насчитывается почти 19 млн. га, это примерно 15% от максимального показателя 1990 года.
Разумеется, это товарное кредитование горюче-смазочными материалами сельхозпроизводителей, которые уже давно привыкли к тому, что в период проведения полевых работ, то есть весной и в конце лета — начале осени рыночные цены на необходимую им «горючку» традиционно взлетают процентов на 10, а то и на 15.
Конечно, о таких «тонкостях», как государственная стандартизация и районирование посевных материалов, восстановление эффективной метеослужбы, лесовосстанавливающие и другие почвозащитные работы, или мелиорация земель, сегодня даже неловко заводить и речь, но ведь в своё время именно весь этот комплекс мероприятий позволил советскому сельскому хозяйству, которое изначально находится в зоне рискованного и малопродуктивного земледелия («биологическая продуктивность» почвы, принятая для России за 100, в США равна 187), позволило добиться вполне сопоставимых с американскими показателей урожайности. Средняя урожайность по пшенице во времена СССР составляла 20, 5 ц/га против 26, 6 ц/га в США, а по ржи — даже 20, 5 ц/га против 17 ц/га.
Несомненно, необходимо и государственное участие в системной модернизации всего комплекса хранения и переработки сельскохозяйственной продукции, включая дороги и транспорт, иначе египетская картошка, израильская морковка и китайский чеснок в марте с доставкой через два моря или через весь Транссиб так и будут стоить дешевле отечественных «аналогов», которые до этого благословенного времени почему-то просто «не доживают».
Наконец, не исключено и введение протекционистских пошлин на те или иные виды сельскохозяйственной продукции, поскольку режим ничем не ограниченной «свободной торговли» только за последние восемь лет увеличил объём продовольственного импорта России в 4, 5 раза. А если произойдёт вступление нашей страны в ВТО, отечественное село, где до сих пор проживает 27% населения РФ, может вообще исчезнуть в течение нескольких лет.
Иное дело, для того, чтобы решиться на проведение всех этих и других подобных мероприятий, политическое руководство нашей страны должно «отвязаться» от пресловутого Вашингтонского консенсуса и быть готовым к самым жестким ответным санкциям со стороны международного финансового и агропромышленного лобби (не надо забывать, что эти структуры активно сотрудничают между собой, например, в рамках Фонда Рокфеллера). Для нынешних «тандемократов» это, похоже, выглядит принципиально невозможным, поскольку они уже безвозвратно «интегрированы» в клиентеллу Запада.
Отсюда единственно возможным реальным, а не гипотетическим, вариантом преодоления продовольственного кризиса в России приходится признать ситуацию обострения глобального финансово-экономического и продовольственного кризиса, который напрямую затронет доминирующий центр современного мира, Соединенные Штаты Америки. Только в случае утраты ими значительной части своей глобальной мощи для России откроется «окно возможностей», в том числе и для адекватного ответа на поставленный в подзаголовке настоящей статьи вопрос.
Некогда римский сенатор Марк Порций Катон Старший любую свою речь неизменно заканчивал одной и той же фразой «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» («Кроме того, я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен»). Говорят, что его убеждённость и настойчивость, в конце концов, принесли определенные результаты.
Поэтому отбросим иллюзии, будем надеяться на лучшее и готовиться ко всему, даже самому неожиданному повороту событий.