ЖАЖДА СОЛЁНОЙ ВОДЫ

НОМЕР 27 (868) ОТ 7 ИЮЛЯ 2010 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Денис Тукмаков
ЖАЖДА СОЛЁНОЙ ВОДЫ

Русские едут за две тысячи километров к Большой воде — то есть, в их представлении, к Черному морю — чтобы просто лениво таять на пляже, лелея возможность в любой момент зайти в воду и окунуться. Тотальное влечение нации к южным теплым морям, что за странный феномен!
Черное море в сравнении с остальными — странная альтернатива: прошловековой сервис, грязная вода, дикие цены; столовка-раскладушка-мятое белье. Но с ним у русских кроваво-красное родство: не зря же воевали! Все это называется "глухой провинцией у моря", но слова эти — ложь. Ведь на самом деле это значит — пограничная провинция. Взамен глухоты — чуткий слух. Ведь всё шевелится вокруг, всё очень сложно. Рядом — взрывы, война, конфликты, подполье.
Впрочем, у самой водички особой "пограничности" не чувствуется. Новости по ТВ воспринимаются тут, словно я — ну или вы — на другой планете. Сообщение про рухнувший в турецкую пропасть автобус рождает сложный микст из зависти, злорадства и тоски. Путин выступает? Какой ещё Путин?
Старики отдыхают тут от жизни. Былых атлетов дряблые тела. Пьют кефир, ходят на вечерние процедуры, к открытой эстраде, сидят на лавочках, читая Плиния Старшего. Империя в отставке. Манера спрашивать друг дружку, откуда приехали; сюда по-прежнему стекается слава-сливки несуществующей страны.
Тут тонкая полоска цивилизации из пансионатов, набережной, кафешек, нитки шоссе и канатной дороги посреди знойной земли. Казалось бы, живи да радуйся, но без этого вот налета городской жизни вдоль кромки моря в тени нависших гор эти южные места — пустыня и смерть. Тут, в пансионате, — фонтанчики, барбарис, павлины, дорожки, газоны поливаются. За изгородью — дохлая сгоревшая земля в колючках.
Экскурсии манят как вызовы: дельфинарий, сафари-парк, аквапарк, Абрау-Дюрсо. Тропа по хребту невысокой горы, ясно видная с пляжа, мозолит глаз: вот бы взобраться в зной, глянуть на весь мир оттуда. Вползти вон на тот пик, отсюда он выглядит красиво, но в действительности — заросли борщевика и полыни выше головы. Южные вызовы, которые никогда не сбываются. Ведь они — из внешнего мертвого мира, которого тут, в пансионате, не существует.
Но если все-таки пересилить себя и уйти в горы на час ходьбы — и море пропадает как явление: лишь зной и грязь, и один только соленый пот напоминает о морской воде. Начинаешь думать иными категориями: "зелёнка", "укрытие", "тропы", "ущелья". Сам превращаешься в боевика без автомата. Хорош ли дольмен в качестве долговременной огневой точки?
Или — никуда не уходить. Поставить иные рекорды. Доплыть до буя в центре бухты. Промчаться на гидроцикле быстрее приятеля. Сделать сальто с понтона, дотянуть под водой без воздуха до берега. Но всему мешает великий расслабон, нега. Бразды отброшены, ничто не контролируется, хорошо. Эта нега дарит фальшивое чувство всемогущества: под сенью этих платанов я сотворю великое! Но нет. Не хочется ничего — ни великого, ни рекордов — лишь проживать момент.
Вина здесь пьются как водичка, как компот. Никакого пива или водки! Коньяк? Да нет. Если только вечером, на веранде под созвездиями. Южные звезды: щедрые, обильные, заманчивые, дерзкие, утягивающие в греческие мифы. Легкие южные шарады под ласкающий ветер. — Что это светит вон там? — А, да это Альдебаран! — Да что вы говорите, красненький какой! Ну, за Альдебаран!.. — И альфа Тельца лучисто смеется в ответ.
И пляж, конечно. И загар — но это отдельная тема. Крем, тент, выгадывание часов. Женщины некрасиво-стыдливо стягивают, лежа на животике, лифчики. Роман с ними здесь — скорее шаблонный миф, чем реальность. Но другим не приходится ничего стягивать. Пляж — это мальчишки. Они прыгают, они рискуют. Местная шантрапа Богдан и москвич Филипп из хорошей семьи — противоположные судьбы, ну тут они вместе: прыгают, норовя повторить кульбит друг дружки, сражаются взаправду-понарошку. Белые зубы, светлый взгляд, точеное тело, южная нагота — гляньте, не осталось ли у нас еще вина?
Предчувствие возвращения — южное особое чувство. Манит домой, и понимаешь, что тут — не дом, тут — всё чужое. Отъезд приготовляется как ритуал. Надо, чтобы все исполнилось должным образом: бросают монеты, припасенные камушки. А уже в поезде или самолете, спустя два часа, из-за духоты безумно хочется вновь сбегать окунуться — но море пропало, будто его и не было.
Говорю тебе, завтрашнему мне: мне сейчас хорошо — и будет ли так же хорошо завтра, не знаю.