ОНО НАМ НАДО?

НОМЕР 26 (867) ОТ 30 ИЮНЯ 2010 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Евгений Ликов
ОНО НАМ НАДО?

Гомер, пребывая в слепоте и немощи, научил нас видеть то, для чего физическое зрение едва ли приспособлено, заставил пережить нас то, в чем сам едва ли мог участвовать.
Нынешний фотограф, снабженный зрячим глазом, вооруженный совершенной оптикой, высокоточной механикой и чувствительной электроникой, умудряется заставить нас не видеть ничего. Ничего из того, что составляет красоту планеты "веселой и злой". Ничего из того, что звучит с неба "смехом богов". Ничего, что вызывает радостную грусть от существования в мире дольнем.
Фоторепортер сегодня в совершенстве овладел искусством утаивать главнейшее в жизни. Не боль и кровь — это как раз он видит во множестве! — но необходимость боли и крови для неиссякаемого потока бытия.
Это грустно. Но это далеко не вся печаль, сопровождающая взгляд на выставку победителей проекта World Press Photo 2010.
Даже цветущая совсем недавно "некрофилия" репортажного фотоискусства не была столь отвратительной в своей немощи, сколь гадко то, что мы увидели в этом году. Ведь как казалось? Для того, чтобы стать участником World Press Photo, необходимо показать: несправедливо тяжкую жизнь негра под пятой белого расиста; задавленную веру ужасающе гонимого в христианской Европе мусульманина; скромную и полную достоинства гордость педераста под плевком нетолерантного обывателя. Если к перечисленному добавлялась бейсбольная бита скинхеда, то можно было претендовать на лавры в одной из категорий проекта. А если автору удавалось найти окровавленного негра-мусульманина нетрадиционной сексуальной ориентации, в уличной борьбе ненасильственно (!) отстаивающего свои права, то победа была обеспечена!
Выстраивалась некая "нонконформистская" парадигма. В ее рамках — редкая возможность! — дозволялось даже побыть немного "антисемитом". Ибо "слезинка педераста" котируется у "общечеловеков" выше "мировой еврейской скорби". Для демонстрации толерантности допускалось лягнуть сионизм и — страшно сказать! — сам иудаизм, эти, слава Б-гу, далеко не вегетарианские доктрины. Нельзя было только говорить о том, что несет Европе исламизация и метисация (в том числе, "культурная метисация") населения. Ну, и еще о том, что наряду с нездоровой психикой существуют нездоровые инстинкты.
Ибо все инстинкты провозглашались законными, кроме здоровых. А во всех бедах должны были быть виноватыми только и только белые. Как предел смелости — евреи, но это — исключительно в каком-нибудь не забытом Б-гом Секторе Газа.
Наш христианский Бог не просто сдавал позиции под натиском лжепророка, на Него стало принятым вовсе не обращать внимание. Разве только в тех случаях, когда по Его (а чьей же еще?) вине проливалась кровь.
Данные события тщательно выискивались, фиксировались и предлагались публике. Поскольку созерцание истины не всегда способствует пищеварению, сама Истина отвергалась как вредоносная. Вина фотографов велика и перед Богом, и перед человеком, но еще недавно им было чем оправдаться: участием в событиях, кадром, говорящим о событии без пояснений.
Сегодня изложенных выше критериев мало для победы на World Press Photo: к ним нужно добавить условие обязательного не-участия в жизни и полной стерильности репортера. Не зря на фотографии победителя Пьетро Мастурцо (Италия) вообще ничего нет. Люди на крыше. Это не сюжет и даже не фабула, это — телефонный справочник с перечислением объектов. Из объяснения ясно, что вокруг крыши — война, но ее нет в кадре. Бой, "муки голода и жажда" заменяются рассказом о них. О фотограф-2010, анти-Гомер современности!
Справедливости ради, нужно отметить, что физически репортеры бывают на передовой. Самым счастливым удается быть убитыми. На Валгаллу это, конечно, не тянет, но все же лучше самоубийства с его вечным христианским адом. Последнее случается с "фронтовыми фотографами": наш Господь умеет постоять за Себя.
Война на World Press Photo чудовищно и несправедливо оболгана. Взгляд Ремарка взял верх над позицией Эрнста Юнгера и Николая Гумилева, воевавших в одно время по разные линии фронта.
Поверить в "правду о войне глазами World Press Photo" нельзя. Никто из снимающих ныне хронику в принципе не может достигнуть священного уровня военных действий. Это не под силу ни одному фотографу!
Почему? Предлагаю вспомнить Василия Верещагина, написавшего самую известную картину о взаимодействии народов: "Апофеоз войны". Кадровый офицер и дворянин, Верещагин не ходил с этюдником по полю боя, он воевал. У него были боевые награды, погиб он, морской офицер, на боевом корабле. Почувствуйте разницу: Верещагин жил вместе с планетой, а только потом переносил свой опыт переживания войны на холст. Он был господином истории, соратником богов.
Кто из участников World Press Photo может похвастать тем же? Никто: нынешний светописец — лакей истории, боги его знать не хотят.
Он оправдывается: как делать кадр post factum? Никак: военная фотография должна исчезнуть как жанр. Там, где нужно нажимать на курок, нельзя заменять винтовку фотокамерой. И кто знает, может, прав Пьетро Мастурцо, снимающий бескровную фазу конфликтов? Смущает одно: а о конфликте ли вообще речь? Сертификатом подлинности материалов Мастурцо могут служить только его личные боевые награды. Без них — увы…
Ждать от фотографа-современника простой солдатской работы на поле боя бессмысленно. Причина — страх. Не перед смертью — перед жизнью во всем ее многообразии.
Ладно, Мастурцо. Там стреляют. Ладно, прочие авторы, снимающие окровавленных негров. Там бьют. Но вот как быть с инстинктами?
Здоровые, да, говорят порой в терминах самосохранения. Однако они признают пусть неприятную, но необходимость войны. Ареса, как известно, не очень любят олимпийцы, но вынуждены терпеть.
"Долой войну!" — кричит современный фоторепортер и, видимо, думает, что от этого крика что-то изменится. Закончиться война может только своим апофеозом, как на полотне Верещагина. Там — покой. Там — согласие.
Оно вам надо?
Однако и бесконфликтная пирамида черепов не обещает всеобщего равенства: кто-то и в смерти оказывается выше. Аид — гостеприимный хозяин для всех, но каждому у него соответствует свое достоинство.
Отсюда — еще один страх европейца перед жизнью: страх перед естественным неравенством.
Современному человеку вбивается мысль об эквивалентности ценностей, на этом построена философия мертвящей эпохи. Человекообразному организму постмодерна невыносима мысль о качественном разнообразии. В страхе останавливается он даже перед гендерными различиями. Анни ван Гемерт из Нидерландов, занявшая второе место в категории "Портреты/Серии", в нескольких листах "Мальчики и девочки" попыталась показать половую неразличимость человеческого внешнего до некоторого возраста. Казалось бы: раз так, воспари к метафизическим вершинам учения об андрогине!
Но нет, голландская девушка говорит о другом, её рассуждения укладываются в понятийное пространство квир-теории, разрабатываемой, например, Аннамари Джагоз. А рядом с квир-теорией даже гомосексуализм честнее: там любят все-таки мужчин и женщин, а не "третий пол".
Анни Ван Гемерт боится мужчин. Боится женщин. Боится самой разницы между полами. Но она боится и андрогинности, ибо о метафизике у данной дамы ни слова! Хотя портреты, признаем, хорошие.
Хороши и черно-белые снимки повседневной жизни Гвинеи-Бисау итальянца Марко Вернаски (первое место в категории "Общие новости. Истории". Жесткие, несентиментальные, с подразумеваемой кровью и подразумеваемой же спермой. Палачи, юные проститутки, клиенты тех и других — все есть, обо всех без сочувствия. Убрать пояснения о вине белых перед "несчастными" да посмотреть в видоискатель с высоты подлинного господства — получилось бы сильно. Пока же — не наблюдение, но подглядывание.
Открытый и веселый взгляд на прекрасную жизнь продемонстрировал лишь Томмазо Аузили из Италии (третье место в категории "Вызовы современности. Истории"). Его скотобойня наполнена смехом богов, в ней овцы с любопытством глядят на ободранные туши предшественниц, они готовы с радостью пойти туда, где их ждет Минотавр.
Вот только Минотавр у Аузили настолько крут, что собственную голову носит не на плечах, а в руках.
Что не только веселит, но и обнадеживает: разделенный быко-человек — это уже новый мир и новый порядок. Я вижу у Томмазо Аузили именно это, но меня убеждают, что автор говорит про "хорошее отношение к лошадям".
Ненавидят Минотавра, но боятся Тесея. Поэтому двусмысленна работа с бычьей головой: то ли это умирает сын Пасифаи и внук Гелиоса, то ли прячет до поры лицо победитель Астерия.
То и другое выдает робость европейца. Минотавр плотояден, но и с Тесеем не забалуешь. Словом…
Хотите посочувствовать страху фотографов перед жизнью? Нет?
Ну, тогда сходите в Шоколадный цех бывшей фабрики "Красный Октябрь" хотя бы для того, чтобы почувствовать отвращение к слабости, не пытающейся преодолеть себя. Показ работ, считающихся лучшими в World Press Photo 2010, продлится до 11 июля.