ВОЛОС ДОЛОГ...

НОМЕР 20 (861) ОТ 19 МАЯ 2010 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Сергей Угольников
ВОЛОС ДОЛОГ...

Исторически сложилось так, что термин "актуальное искусство" в РФ во многом ассоциируется со вторжением на постсоветский рынок художественных актов Олега Кулика. И сколько бы ни пыталась культурная общественность постфактум донести до публики мысль, что его творчество — не образец оригинальности, "идея, овладевшая массами", стала практически материальной. Благодаря воздействию телевизионной среды электорат осознал надолго, что действо "человек кусает Кулика" — это и есть тот самый перформанс, всё, что должен знать о современном искусстве представитель среднего класса. Но такая централизация внимания вокруг единственного персонажа попутно провоцирует активность, умножающую сущности сверх необходимых, что производит неожиданный эффект.
К таким сюрпризам следует отнести аудиовизуальную инсталляцию Дмитрия Каварги "Волос Кулика", открытую в выставочном зале Гридчина на Ильинском шоссе. Согласно официальной версии, волос мэтра актуализма, упав в ходе дискуссии, не был утерян для неблагодарных потомков, но был сохранён в пробирке. Там он начал пробиваться к свету, заполоняя собой окружающее пространство и грозя вырваться наружу, поэтому результаты эксперимента были перенесены в галерею. Для наблюдения за торжеством контркультурной трактовки научности зрителям выдавались белые халаты, что сделало их соучастниками взращивания атавизма. Или экспертами, ведь волос хранит много информации о рационе своего владельца. Каждый может почувствовать себя кем угодно, от персонажа книги "Приключения Карика и Вали" до участника церемонии наблюдения за цветением сакуры, сильно изменившейся при перемещении с Дальнего Востока.
Хотя при просмотре можно представить себя и перемещающимся во времени, ведь инсталляция, вне зависимости от изначального авторского замысла, реанимировала давнишний, самый эстетически-провальный из переломных этапов научных изысканий, соотнося зрителей со временами экспериментов Трофима Лысенко. "Самозарождающийся" волос, пробивающийся из синего, как бы картофельного глазка, через биомассу дождевых червей, тропических жуков и палочников в пластиковых ретортах: ну чем не наглядное опровержение теории ДНК? Стеклянные пластины, украсившие собой стены, в этом ракурсе могут символизировать альтернативную точку зрения на природу и механизм наследования. В прозрачных листах наверняка находится приплюснутая, но одновременно трёхмерная модель рибонуклеиновой кислоты, которая явилась исследователю в судьбоносный момент облысения. Запутавшиеся и свисающие сверху мотки могут быть подтверждением существования кустистой пшеницы. А "белые одежды" экскурсантов — это практически вторая экранизация перестроечного романа Дудинцева (нелишне напомнить, что и телесериал был оглушительной победой постмодернизма над ограниченностью конъюнктурного автора).
Другое дело, что само здание галереи Гридчина — это явно не паслёновая культура, и своей строгой формой оказывает влияние на содержание выставки. В данном случае высокие серые стены с геометрически правильными проёмами окон вдруг стали похожи на пресс, который каждый день, по капле, выдавливает из художников искусство. Синтез идей под высоким давлением замысла. Концентрируют такие переживания остатки прошлой экспозиции — огромные "Красные люди" проекта-исследования "Арт-конструктор". Алые деревянные человечки, похожие на деревянных солдат Урфина Джюса, могут сойти и за подсобных рабочих художественного процесса, и за детали контролирующей структуры, не позволяющей тоталитарному волосу выбраться на волю, в пампасы садового участка.
Неизвестно, к чему приведут дальнейшие эксперименты, обыгрывающие незабвенный образ. Возможно, множество отростков кулика превратятся в длинную нить, из которой соткут холст, на котором нарисуют домики над рекой. Или клиники по пересадке волос начнут судиться с антинаучным подходом к своей деятельности.
А волны, что будут распространяться вокруг выставки, одновременно станут по-новому влиять на художественный процесс, заполняя лакуны отсутствующих смыслов.