НЕИЗБЕЖНАЯ ВОЙНА 2

НОМЕР 4 (845) ОТ 27 ЯНВАРЯ 2010 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Шамиль Султанов
НЕИЗБЕЖНАЯ ВОЙНА 2

КРИЗИС: СИСТЕМНЫЙ ИЛИ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ?
Итак, в 1984 году человечество вступило в свой тридцать четвертый за последние две тысячи лет солнечный цикл. Уже через пять лет начался необратимый глобальный системный кризис, который, однако, был на время сглажен тем, что мировая американская империя достаточно умело управляла этим процессом и смогла быстро абсорбировать и начать управлять остатками своего стратегического противника.
Кризис, который разразился в 2008 году, на самом деле не "начался", а наконец-то полностью проявился в открытой форме. Это бурный выплеск на поверхность копившихся противоречий американской корпоративной модели развития.
Внешне этот глобальный кризис проявился как финансовый и экономический. Но это только фактор времени, чтобы он полностью трансформировался в системный. Еще раз повторю, что системный кризис — это не только и не столько кризис отношений и институтов, сколько крах, крушение господствующего в данный момент типа или модели мышления. Например, никто сегодня не может построить верифицируемую эконометрическую модель того, что будет с мировой экономикой в середине 2010 года или в начале 2011 года. Честные эксперты отвечают: "Не знаю", другие: "Если…, то…"
Поскольку американский истеблишмент не знает, что делать в стратегическом плане, администрация Обамы с самого начала пошла по самому простому и апробированному пути — накачке денег в экономику для стимулирования спроса, увеличению дефицита госбюджета почти до двух триллионов долларов и т.д. Через год лауреат Нобелевской премии Дж.Стиглиц иронически прокомментировал этот путь преодоления острых экономических проблем: "Пока деньги есть, экономика крутится. Деньги закончатся — экономический механизм опять заклинит".
На самом деле системный кризис в принципе нельзя преодолеть традиционными "испытанными способами". Его можно только закамуфлировать. На время. Даже если США и весь остальной мир сделают вид, что этот экономический кризис преодолен, то следующий, который начнется уже через 5-7 лет, гораздо быстрее перейдет в фазу неконтролируемого системного обвала.
Ключевой момент в том, что глобальная американская корпоративная империя, основой которой стала принципиально новая модель неокапитализма Рузвельта, исчерпала себя и перестала эффективно функционировать. Можно даже сказать, что действительно однополярный мир просуществовал всего 14 лет — с 1991 года по 2005 год. С 2005 года мир уже не однополярный, потому что Вашингтон этим неизвестным миром, где вновь происходит быстрый, резкий, неконтролируемый рост глобальной неопределенности, не управляет.
Начался объективный процесс деглобализации, усиление региональных центробежных сил — в Европе, Дальнем Востоке, Латинской Америке, Исламском мире.
Европейский правящий класс сделал ставку на форсированную реализацию Лиссабонских соглашений, превращение Европейского сообщества в единое государство — Соединенные Штаты Европы.
На Дальнем Востоке, особенно после августовских выборов 2009 года в Японии, резко активизировались конфиденциальные контакты и переговоры по поводу создания единой дальневосточной валюты, формирования институционализированного тихоокеанского экономического сообщества.
"Полевение" в Латинской Америке ведет к тому, что здесь вновь усиливается интерес к региональной интеграции.
Тем не менее, вряд ли какие-то действительно кардинальные революционные изменения в самой структуре международных отношений произойдут в ближайшие пять-семь лет. Именно потому, что реальных конкурентов американской корпоративной империи сегодня по-прежнему нет. Европейское сообщество, Китай, Россия пока по-прежнему всего лишь влиятельные провинции империи США, которая на глазах все больше и больше превращается в малоуправляемую рыхлую глобальную конфедерацию.
Все империи в истории проходили этот путь. Так было с Римом, Хазарским каганатом, Византией, Оттоманским халифатом…
Мир вновь сталкивается с острейшей необходимостью появления принципиально новых системных корпоративных моделей развития социума-государства.
И вопрос даже не в неизбежности похорон американской корпоративной модели неокапитализма. Эта модель и так будет благополучно похоронена. Проблема в другом. Помимо циклично проявляющихся эндогенных противоречий глобальной неокапиталистической системы появились принципиально новые глобальные угрозы: неотвратимо растущий дефицит природных ресурсов, прежде всего энергоресурсов, рост мирового населения на фоне обострения проблемы продовольственного обеспечения, формирование целой системы новых экологических проблем, непрогнозируемые климатические изменения в связи с глобальным потеплением, быстрая деградация традиционного рационального мышления, тотальное разрушение ценностных систем современной индустриальной цивилизации, что, прежде всего, проявляется в углублении кризиса смысла индивидуальной и общественной жизни и т.д. Американская корпоративная империя принципиально не может ответить на эти вызовы и угрозы. В своем сентябрьском выступлении (2009г.) на Генассамблеи ООН Барак Обама буквально подтвердил этот вывод.
Но главное в том, что нет действительно значимых альтернатив для решения новых угроз и вызовов.
Вопрос, следовательно, заключается в выработке принципиально новых цивилизационных проектов, а, следовательно, и новых моделей эффективных корпоративных моделей государства — социума.
Но почему до сих пор такие креативные модели так и не появились? С моей точки зрения, основная причина отсутствия принципиально новых проектов заключается в том, что в предыдущей фазе господства советско-американского дуумвирата резко измельчали и деградировали правящие классы, как Соединенных Штатов, так и Советского Союза. Как закономерное следствие, в рамках этих правящих классов совершенно исчезли условия, которые стимулировали бы появление мощных и влиятельных контрэлит. Ведь в истории принципиально новые проекты, готовые к реализации, в абсолютном большинстве случаев создавали именно контрэлиты, а не маргинальная т.н. оппозиция. Отсутствие такой мощной контрэлиты стало одной из важнейших причин краха "советского проекта". Отсутствие такой мощной контрэлиты неминуемо приведет к краху и американскую империю.
Тем не менее, после 11 сентября 2001 года определенная часть правящей элиты США предприняла попытку начать трансформацию американской корпоративной модели "государство-общество", вплоть до создания МГБ — министерства государственной безопасности. Но эти попытки не удались. Почему — вполне понятно. Новый системный кризис требует принципиально нового корпоративного механизма, который, в свою очередь, нуждается в совершенно ином корпоративном мышлении. Простой, показушной коррекцией здесь уже не обойдешься.
Сегодня гипотетически возможны пять сценариев формирования таких новых корпоративных моделей "государство-общество".
Во-первых, некая глобальная корпоративная модель через трансформацию американской империи. Например, через официальную институционализацию "мирового правительства". Но этот вариант крайне маловероятен, и с каждым годом его перспективы становятся все более и более смутными. Самая существенная причина в том, что невозможно создать единую мировую элиту. А вторая причина еще важнее: у этого виртуального мирового правительства никогда не будет реальной армии и реальной полиции, которые могли бы гарантировать выполнение его решений.
Во-вторых, конкуренция формирующихся, по крайней мере, новых региональных корпоративных моделей: европейская (с уже традиционной франко-германской осью), североамериканская (США, Канада, Мексика), дальневосточная (с возможной японо-китайской осью) и ближневосточная (с возможной ирано-турецкой осью). То есть, по определенной аналогии может быть воспроизведена ситуация 30-х годов ХХ века.
При неизбежном обострении конкуренции этих макрорегиональных проектов большая глобальная война в период 2020-2030 годов становится практически неизбежной.
В-третьих, острая конкуренция между новыми корпоративными моделями "государство-социум". На сегодняшний день можно говорить только о становлении таких моделей, но не о том, что мы уже имеем нечто принципиально новое. Наиболее продвинутыми национальными проектами являются китайский, иранский и турецкий. Причем именно в турецкой модели — наиболее высокий уровень креатива.
В-четвертых, это может быть некая странная и временная комбинация, какая-то смесь из возможного набора предыдущих вариантов.
Наконец, в-пятых, это совершенно непредсказуемый, форс-мажорный вариант.
Существуют ли какие-то дополнительные тренды, которые могут спровоцировать обострение конкуренции корпоративных моделей?
Глобальная гонка вооружений вновь заметно усиливается, а ядерное оружие перестает быть эффективным сдерживающим фактором. Это, возможно, наиболее явный индикатор растущей нестабильности глобальной системы МО.
Традиционные факторы государственной мощи — силовой, экономический, информационный, ценностный, интеллектуальный и т.д. — все более становятся не эффективными. В мире соперничества советской и американской империй такие факторы работали (как и до этого), а сейчас все больше пробуксовывают. При своем огромном силовом, экономическом и политическом потенциале Соединенные Штаты не смогли и не могут эффективно контролировать постсаддамовский Ирак. Помпезная западная коалиция терпит катастрофическое политико-психологическое поражение в Афганистане. За тридцать лет фактической изоляции, после революции Хомейни, Исламская республика Иран превратилась в региональную супердержаву со своим развитым ВПК, космической программой, отраслями, производящими новые технологии, со своими баллистическими ракетами и одной из лучших в мире армией.
Началась ли обычная в острой фазе системного кризиса правая и левая радикализация? Безусловно, такие тенденции несколько усиливаются, но, при этом, действительно креативных проектов нет ни слева, ни справа.
Однако на первый план выходит другая конфронтация, и, возможно, более существенная, чем классическое противостояние левых и правых. Во многих регионах и ключевых странах остро, хотя и в разных формах проявляется разрыв между т.н. слоями и группами, поддерживающими нынешний вариант западной модернизации и растущими слоями и классами фундаменталистов и традиционалистов. Взаимодействие между ними — своего рода очень странный бульон и на уровне элит, и на уровне правящего класса, и на публичном уровне. Там, где находится особая для данного места и времени, креативная форма согласования интересов между модернизаторами и фундаменталистами, там возникает точка формирования стратегического проекта, как например, в той же сегодняшней Турции.
Существуют ли интеллектуальные предпосылки появления принципиально новых больших проектов? Скорее всего, нет, если сравнивать, например, нынешний период с 20-ми годами ХХ века. Еще раз повторю: на фоне пошлых мелкотравчатых "элит" влиятельные контрэлиты как реальные субъекты в большинстве стран вообще отсутствуют. Тотальный конформизм сделал свое дело.
РОССИЯ: НИ СТАЛИН, НИ ГОРБАЧЁВ
Россия в середине тридцать четвертого цикла — это нечто очень и очень странное — здесь смешались смыслы. Страна якобы идет вперед, но при этом не имеет идеала будущего, и в то же время эмоционально ухитряется смотреть в избранные страницы своего прошлого.
Можно сказать и иначе: завершился сто двадцатилетний цикл. В определенном смысле поворот 1991 года до боли похож на разворот 1861 года. И там и там Россию, не спросив, потащили в "прогрессивный капитализм", но при этом родное "славное прошлое" оставалось тут же, рядом, и возникала иллюзия, что играть можно не только по чужим, но и по своим правилам.
Правда, есть одно существенное отличие. Тогда в 1861 году глобальный капитализм еще шел к своему апогею, был на подъеме. А сейчас — явственный закат, занавес почти упал. Что дальше…? Никто не знает. Аплодисментов не слышно.
На самом деле символ нынешней России по-прежнему все тот же самый зловеще-комический Горбачев как символ прогнившей и трухлявой постсоветской т.н. элиты. Именно поэтому Михаил Сергеевич как ни парадоксально "живее всех живых". Опять тот же самый поток горбачевского словоблудия. Опять все сметающая волна безответственности. Опять отсутствие какого-либо стратегического мышления. Опять отсутствие воли к жизни. Вместо того, чтобы стиснув зубы готовиться к решающей борьбе в неизвестном завтра за выживание, искать новые механизмы стратегической мобилизации российского мелкобуржуазного социума, опять высокопарно и нудно говорят об инновациях, некоем феерическом по своему лицемерию "модернизационном рывке" в 2020 год.
Хотя, если спросить того же Медведева, что с ним лично произойдет через год — вряд ли он честно ответит, что это ему ведомо.
Кажется, что Россия трагически застряла во времени Зазеркалья, где нет самого понятия "ответственность". Никто не ответил за развал Советского Союза, а это значит, что никто не ответит и за возможный развал России. И если это, к несчастью, произойдет, старые и новые познеры, радзиховские, альбацы и прочие будут радостно доказывать, что, оказывается, историческая миссия России как раз и заключалась в том, чтобы пожертвовать собой, своими ресурсами, своим населением ради того, чтобы "великая западная цивилизация" просуществовала еще лет двадцать.
Почти уже нет сомнений, что в ближайшие десять-пятнадцать лет в мире вспыхнет большая война. Во всяком случае, многие уже начали подспудно, без лишнего шума, но энергично готовиться к ней. Начнется эта большая война либо на Ближнем Востоке, либо на постсоветском пространстве (Средняя Азия или Кавказ). В любом случае это будет совсем недалеко от России.
Скорее всего, это будет действительно тотальная война за выживание — за контроль над природными невозобновляемыми ресурсами. Потому что, несмотря на лицемерный оптимизм ресурсов на всех не хватит. И этот дефицит будет расти. А тут еще климатические изменения…
Речь идет не только о нехватке нефти, газа, железа, титана, урана и прочая. Уже сейчас два миллиарда человек испытывают нехватку питьевой воды. Через десять их будет в два раза больше. Растут цены на продовольствие, а это значит, что началась борьба за сельскохозяйственные угодья. Как вы думаете, почему в последние годы американцы и европейцы так рьяно скупают плодородные земли в Африке?
Через десять лет многие прибрежные города в мире окажутся затопленными. Миграционные потоки усилятся. А тем временем, население России будет сокращаться и сокращаться, военный потенциал деградировать, советские ядерные силы окончательно состарятся.
Может быть, это будет последняя война. Для нас или для всего мира.
Готовы ли мы к этой войне? Хотим ли мы выжить? Или выживут только те, которые загодя перейдут на сторону врага со своими миллиардами и миллионами, награбленными в России?
В любом случае, в условиях высочайшей стратегической (онтологической) неопределенности всегда надо готовиться к наихудшему из возможных сценариев. При этом отдавая себе отчет в том, что повторить великий опыт Сталина не удастся (история не терпит повторений "а ля макака"), а две попытки интеграции страны на западных условиях в западную систему привели к двум катастрофам и гигантским человеческим жертвам.
Да, невозможно в новых условиях просто скопировать сталинский опыт, но ни в коем случае нельзя забывать о методологии сталинского стратегического мышления.
Внутри страны вместо целенаправленного поиска своей уникальной стратегии для ХХI века продолжается возврат к криминально-мафиозной корпоративизации начала ХХ века. Создание корпоративной вертикали чекистов-силовиков не только не разрушило общенациональную криминальную сеть, но скорее способствовало ее укреплению. В России гораздо более влиятельными, чем официальные силовые структуры и производственные корпорации, являются криминально-региональные кланы — архаичные, но наиболее сплоченные корпоративные структуры.
Разложение остатков советской системы сопровождалось тотальной деградацией правящего класса, больного клептократической шизофренией. Этот класс, даже если он хотел, не смог бы организовать новое и целенаправленное корпоративное строительство. В итоге в России, что бы ни говорили в Кремле, было построено тотальное коррупционное государство — высшая форма бюрократического развития. Российская бюрократия все-таки снесла свое зловещее яйцо — общенациональную коррупционную систему, которая стала ядром нынешнего деградирующего государства-социума. Именно эта коррупционная система управляет каждодневно страной, а не Путин-Медведев с "Единой Россией".
Вот вам парадоксы системного кризиса: уберите сейчас эту коррупционную систему, не предложив никакой реальной работающей альтернативы, — и все, Россия развалится за несколько месяцев, а может быть и недель. С другой стороны, оставьте этот коррупционный вал, и страна через несколько лет провалится в пропасть. Классическая дилемма системного кризиса: выбирать в политической практике приходится между плохим и очень плохим вариантами решений.
Разрыв между властью и остальным населением страны увеличивается. Что действительно происходит в глубинах российского общества, мало кто знает наверху. Есть ли у правящего режима реальное представление об этом социуме, есть ли какая-то стратегический план его сохранения и выживания?
Как это все напоминает Россию в начале ХХ века!
Уже сейчас почти сорок процентов российских граждан живут ниже уровня прожиточного уровня. Если реальная безработица превысит 13-14%, то ситуация в стране резко обострится; при безработице в 17-18% — перейдет в разряд неуправляемых. А ведь все это может стать явью не когда-то в неопределенном будущем, а уже летом-осенью нынешнего года.
Может случиться, что через несколько лет большинство российского населения согласится на любую власть — "проамериканскую или прокитайскую, "братков" или "приблатненных", — которая действительно остановит рост цен, увеличит реальные зарплаты и начнет строить доступное жилье, будет бороться с преступностью и коррупцией.
Одним из важных индикаторов продолжающегося системного кризиса является резкое снижение инстинкта самосохранения как у нынешнего правящего класса, так и всего российского общества в целом.
Нынешняя Россия для глобальной деградирующей американской империи представляет собой в среднесрочной перспективе, возможно, главного врага на международной арене. И, не потому что Москва представляет собой сопоставимую с Вашингтоном силу. Для Запада "российская угроза" в стратегическом плане распадается на три ипостаси: российский ядерный потенциал, нынешний "чекистский режим" и коррумпированный правящий экономический класс.
Причем наиболее опасным для будущего считается именно российский олигархат с его циничной моралью вседозволенности, презрительным отношением к закону, некомпетентностью, жадностью и безответностью. Для Запада российское олигархическое сообщество — это "оно", некий страшный рудимент из далекого и печального прошлого. Это "оно" смертельно опасно, как пандемический вирус, для больного глобального экономического механизма. Поэтому надежды российских миллиардеров и мультимиллионеров на спокойную гавань где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке, в случае развала страны, окажутся беспочвенными. Они — враги, а враги в военных условиях подлежат уничтожению.
"Чекистский режим" опасен для Запада своей неопределенностью и непредсказуемостью. С одной стороны, он вроде бы принимает правила игры на глобальном экономическом рынке, с другой стороны — политически амбициозен и контролирует остатки советского ядерного потенциала.
Если Вашингтону удастся, тем или иным способом, поставить под свой контроль ядерный потенциал России, то тем самым Соединенные Штаты получат добавочный временной лаг и новые дополнительные стратегические возможности для управления глобальным системным кризисом в своих интересах.
Россия никак не способна сегодня участвовать в конкуренции глобальных стратегических цивилизационных проектов, поскольку у Москвы нет действительного креативного проекта. Соответственно, нет и какого-либо проекта принципиально нового корпоративного государства, способного адекватно консолидировать и мобилизовать российский социум перед лицом старых и новых глобальных угроз и вызовов.
Почему нет понятно, поскольку нет настоящего субъекта — действительно креативной элиты. Так же как и нет мощной контрэлиты. Есть какие-то отдельные оппозиционные группы и группки, которые не имеют ни организационного потенциала сформировать свой альтернативный проект, ни тем более возможностей для его реализации.
И какие же выводы из этой очень небольшой истории шестидесятилетних циклов можно сделать в применении к потенциальной стратегии выживания или, если хотите, стратегии развития нашей страны.
Готовиться надо не только к завтрашнему, но и, на всякий случай, к послезавтрашнему дню. Возможно, и Иосиф Виссарионович Сталин готовился не только к неминуемому столкновению с Гитлером, но и к потенциальной послезавтрашней борьбе с антисоветской диктатурой Тухачевского—Власова. А вот Адольф Гитлер к послезавтрашнему дню не готовился. Может, поэтому и проиграл.
Для того, чтобы реально, а не только на словах подготовиться к завтрашнему дню, нужна принципиально новая элита. Иначе это будет только показуха, подготовка к прошедшей войне. В условиях сегодняшней России новая элита появиться не может — это нереально. Для того, чтобы подготовиться к послезавтрашнему дню, нужна реальная контрэлита. Однако ни того, ни другого не будет, если в государстве и обществе по-прежнему будет отсутствовать культ героя, широкомасштабная технология воспроизводства героического.
Иллюзий не должно быть: так же, как и в начале тридцатых годов ХХ века, стране чрезвычайно срочно необходима общенациональная стратегия и идеология выживания. Для США, Европы, Китая Россия объективно — самое слабое звено нынешней мировой системы. И поэтому именно она должна стать основным жертвоприношением, чтобы продлить на несколько десятилетий болезненную агонию нынешней западной потребительской цивилизации. Сто лет назад Турцию называли "больным человеком Европы". Сейчас в качестве "больного человека Евразии" определили Россию.
Стратегия выживания, во-первых, обязательно требует ясного и четкого определения врага — врага внутреннего и внешнего. Иначе говоря, необходим однозначный образ врага. Новая корпоративная мобилизация невозможна, если образ врага не определен и размыт.
Во-вторых, стратегии выживания необходим идеал. В холодном, январском Харькове 1921 года голодный Велемир Хлебников на заседании местной писательской ячейки заявил, что главнейшая задача дня — всколыхнуть и завоевать Индию. Без этого мировая революция невозможна. Идеал это всегда великая надличностная метафора. Только такая метафора становится ядром эффективного мобилизационного механизма. Сегодня таким идеалом может стать выживание всего человечества. И это логично, ведь одна седьмая часть мира не может спастись, если вся планета погибнет в ближайшие пятьдесят-семьдесят лет.
В-третьих, стратегия выживания может стать жизнеспособной и действительно функциональной, если она основана на беспредельной, метафизической ненависти к врагу, всепоглощающей воле к жизни и всесокрушающем стремлении к великой справедливости. Уберите один из этих компонентов, и в результате получите только ублюдочную карикатуру на стратегию.
Причем в периоды острейших фаз системного кризиса особое значение приобретают не знания, не опыт, не способности конструировать и маневрировать, а воля.
И, наконец, в-четвертых, стратегия выживания, как это ни парадоксально, должна быть оптимистической, должна быть основана на историческом оптимизме: "Это есть наш последний и решительный бой…" или "Пускай обыватели лают, нам слушать их бредни смешно, пускай континенты пылают, а мы победим все равно".
Главный внутренний враг — это всеобщая коррупционная система, безжалостная раковая опухоль российского государства и социума. И здесь минеральной водой, витаминами, лечебной физкультурой и диетой делу уже не поможешь. Или-или. Или саркома, или будущее российской цивилизации. Или безжалостная хирургическая операция, или холодный и равнодушный морг.
Главный внешний враг — это Запад. Не потому, что исторически так было, и не потому, что и сегодня они нас почему-то не любят. Главная объективная причина в другом: находящаяся на излете западная цивилизация — это свыше 80% всей мировой экономики. И чтобы сохранить этот экономический механизм необходимо постоянно наращивать потребление ресурсов. Поэтому нужны ресурсы. Очень много ресурсов.
Но ведь, могут сказать, что сегодня Россия и так поставляет эти ресурсы. Однако в условиях начавшегося длительного и неуправляемого системного кризиса этого уже недостаточно. Нужен все более жесткий и тотальный контроль за ресурсными потоками. Западные элиты не хотят даже потенциальной неопределенности, не хотят грубого московского выпендрежа, неуклюжие попытки Кремля использовать "энергетическое оружие" и т.д. Поэтому, без сомнения, у западного истеблишмента есть свои стратегические планы в отношении судьбы потенциального российского наследия.
Стратегия выживания не должна быть узко националистической. Во-первых, все радикально националистически ориентированные государства за последние 140 лет неизменно проигрывали. А, во-вторых, ни русский, ни чеченский, ни татарский, ни якутский, ни другие национализмы в России это даже не национализмы, а просто лозунги: они не имеют ни своей теории, ни реальной модели, ни функциональной мифологии, ни своей действенной героики. У германского нацизма все это, и многое что еще другое, было. Тем не менее, он проиграл.
…Уже через пять лет многое более или менее определится: конфигурация и образ будущей мировой войны, потенциальный коалиционный потенциал сторон, основные наборы используемых стратегий, базовые ставки в формализованной гонке вооружений, правила игры в рамках выбранных сценариев и многое другое.
Это не значит, что онтологическая неопределенность вдруг возьмет и испарится. Нет, просто системный кризис как хороший режиссер потребует новой мизансцены. И главные игроки на мировой шахматной доске с топотом и свистом побегут в нужном направлении. Во всяком случае, так им будет казаться.
Автор — президент Центра стратегических исследований "Россия — Исламский мир"