Евгений Головин. "Беседы о поэзии". ("Знак") 2009.
Один из героев Оскара Уайльда на вопрос неприятной ему дамы: "Что же, вы совсем не хотели меня видеть?" отвечает: "Вы заблуждаетесь, дорогая: гораздо больше, чем совсем".
Если посредством некоторого усилия воображения мы представим на месте "неприятной дамы" современную нам реальность, то, наверное, некоторое количество наших соотечественников ответило бы на вопрос реальности подобным же манером. Именно для них выходит в свет очередное произведение Евгения Головина, посвященное тайне поэтического искусства. Двенадцать бесед о европейских и русских поэтах в формате двух МР3-дисков. Интересующиеся смогут вполне насладиться теперь не только эпистолярным жанром мастера, но и услышать его голос, особые, присущие только Головину, интонации. Одним из главных достоинств этих бесед является погружение слушателя в иную реальность, чем та, в которой мы пребываем, — и слава Богу.
Сам Головин, как-то, касаясь проблемы знаменитой парадигмы любимого им Николая Кузанского, заметил, что при любом коэффициенте сгущения темноты световой аспект неуничтожим. В свою очередь Хайдеггер в работе "Язык в стихотворении", пишет: "Ночь, правда, темна. Но темнота — не обязательно мрак". То, чем занят Головин в контексте своего творческого существования, это констатация светового смысла в ночи современного тотального невежества.
Как еще можно описать метод Головина? И какова цель этого метода? В одном из рассказов Густава Майринка идёт речь о пациентах сумасшедшего дома, главным увлечением коих является игра в домино. По окончании игры одному из сумасшедших достаётся убрать костяшки домино в коробочку. Но, увы, одна из костяшек не входит в нее, хотя в игре она была необходима.
Смысл рассказа, по Головину, заключается в том, что не вошедшая костяшка есть символ "целого", которое, как известно по формулировке Аристотеля, больше суммы частей, входящих в него. Именно этот таинственный и неуловимый аспект, который можно назвать квинтэссенцией, или, как любит выразиться сам Евгений Всеволодович, "живой жизнью", является целью его метода в раскрытии той или иной темы. Указать на эту необходимую составляющую, как главную в бытии, будь то религия, герметика, метафизика, искусство, поэзия, человек, то особое искусство, которым Головин владеет с непревзойдённым изяществом. Вполне понятно, что апелляция к "нерасчлененному целому" чужда современности, где центральным приоритетом, чуть не написал богом, является скальпель рацио. Как говорится, спасибо тебе, Декарт. Воистину мудр тот, кто знает не многое, а нужное — тебе тоже спасибо, Эсхил, теперь уже без всякой иронии.
Головин — мастер представления реальности, в которой центральный приоритет — нерасчлененное целое. И в этом смысле беседы о Рембо, Малларме, Блоке, Анненском любопытны с этой уникальной для нашего века перспективы.
Опасность жизни в реальности, потерявшей аспект "целого", обусловлена тем, что человек захвачен рациональностью как единственным методом постижения бытия. Рациональность отождествляется с интеллектом, чего никогда не было в традиционных обществах. Самое страшное то, что в результате рациональный интеллект начинает подвергать всё сомнению.
Том Читхем, ученик известного французского ориенталиста Анри Корбена, в своей книге "Зелёный человек, ангел Земли" пишет: "Метод радикального сомнения превосходно представлен учением Декарта в утверждении "cogito ergo sum" и попыткой обосновать всё знание на точной внутренней уверенности. Это критическое сомнение лишает нас нашего мира, наших тел и даже наших чувств, поскольку они не могут предоставить никакой логической определённости. Но, быть может, хуже всего этого то, что Декарт, как представитель подобного подхода к миру, совершил по отношению к самому смыслу субъективности. Погружаясь внутрь для обретения определённости, основанной на универсальной, вневременной и абстрактной причине, он выкорчевал внутреннее пространство из его последней цитадели в субъекте. Персональное, субъективное и "внутреннее" могут интересовать лишь постольку, поскольку их можно понять объективно. При обосновании общественной истины во внутреннем монологе философа-отшельника Декарт отбрасывал хрупкую, неуловимую "душу", полагая все миры, внутренние и внешние, всецело внешними, публичными и объективными. Радикальное сомнение — это тщательное овеществление всего: всё закрытое должно быть открыто, всё запечатанное должно быть распечатано, всё секретное должно быть явным, всякая тайна должна быть раскрыта. Где бы душа ни созидала сосуды, критическое сомнение следует за ней по пятам, разбивая их. Такое насилие над миром с большим мастерством документально подтверждено мыслителями-феминистами. Поскольку мир, изобилующий персонифицированными образами, требует неуловимого внутреннего пространства души, он не может вынести холодного света публичного здравомыслия".
Подлинная поэзия в представлении Головина не терпит над собой никакого насилия. Место её обитания обозначено им как — "неизвестное". Это "неизвестное" не является чем-то, что наполнено образами и переживаниями, порожденными человеческим эго. Том Читхем продолжает: "Триумф общественного разума очевиден в современном мире. Отсутствие хрупкой сферы внутреннего пространства, мира сосудов, вмещающих воду жизни, неспособность большинства людей не только отыскать некую "внутренность", но даже узнать, как она обретается, — всё это сводит нас с ума и приводит в действие жуткое насилие культуры, так как мы пытаемся трансформировать себя в искусственных богов, превращая собственные внешние способности в технологический мир устройств. В технологическом ландшафте обнаруживается смысл мифа о Нарциссе: мы являемся жертвами добровольного наркоза, ошеломлёнными и очарованными механическими продлениями самих себя, коими мы окружены. Мистерии и глубины души из-за этого, становятся всё более отдалёнными и труднодоступными, а Внутреннее демонстрирует лишь Лик Бездны, о котором сказал Ницше, когда провозгласил смерть Бога. И в зеркале Иного мы видим только наше собственное отражение. Вероятно, во избежание этих ужасных возможностей — нигилизма или неограниченного гуманизма Прометея — нам необходимо взглянуть внутрь и, как это было принято прежде, "образовать созвездие смысла абсолютной реальности".
Итак, "иное" не должно быть заполнено "нашим собственным отражением", иначе это заводит душу в ад нигилизма и гуманизма. В сюжете, посвященном В.Брюсову, Головин говорит: "Люди перестали верить в своё бытие, им нечем стало жить. Это состояние, обрушившееся на Европу, Бодлер назвал сплином, а мы можем назвать скукой… Когда Бодлер пишет, что является королем страны дождей, это просто ужасно…" Не является ли одной из причин пришествия "сплина",желание людей заполнить "неизвестное" своими представлениями? Но чтобы воспринять "неизвестное" или "иное" в подлинной ипостаси, надо быть как минимум свободным.
Одним из обязательных условий, посредством которого можно обрести внутреннюю свободу, Головин считает понимание человеком своего собственного микрокосма: "Вначале надо обрести понятие границ, личного микрокосма, и никогда не выходить за них, тогда знание будет расти внутри человека, а не привноситься через информацию со вне". В Древнем Риме границы считались священными, поэтому закономерным стало введение Титом Тацием культа бога Термина, покровителя пограничных камней и столбов. Царь Нума Помпилий установил закон, по которому землепашец, который сознательно выкопает пограничный камень, подлежит проклятию, что было равнозначно преданию смерти вместе со своими пахотными животными.
По Головину, всякий человек, решившийся выкопать пограничный камень своего микрокосма, подвергается проклятию, внешней информации, врывающейся в него и разрывающей на части.
Повторюсь, мир Головина — это мир, принадлежащий нерасчленённой реальности, это мир живого личного микрокосма. Название данной статьи — аллюзия на произведение Жориса-Карла Гюисманса, столь почитаемого Головиным — "Там — внизу". Этот роман является первой частью трилогии, следом идут "В пути" и "Собор". Может быть, прослушав "беседы о поэзии", иные из слушателей захотят спуститься внутрь собственной души и заняться созиданием своего личного "собора", а для других они будут добрым подспорьем в уже начатом строительстве.
В заключение — немного сухой, внешней информации.
Записи были произведены в течение 2004-2005 годов, сюжет про А. Блока записан нынешней осенью. Некоторые из бесед выходили в эфире одной московской радиостанции, сюжеты о Рембо и Малларме хранились "в столе" до сего момента.
Можно предположить, что особый интерес вызовет приложение — беседа о пьесе Вильяма Шекспира "Венецианский купец" и сопутствующей ей теме, "святой" для нашего времени, по выражению Головина — теме денег.
Диски имеются в магазинах "Фаланстер" ("Тверская", М.Гнездниковский пер, 12/27), "Гилея" (м. "Профсоюзная", Нахимовский проспект, 51/21, ИНИОН РАН), "Фаланстер на Винзаводе" (м."Курская", 4-й Сыромятнический переулок, 1, стр. 6), "Трансильвания" (Тверская, 6, стр.5), книжной лавке Литинститута (Тверской бульвар, 25)
Также обращаться в Интернет-сообщество http://community.livejournal.com/e_v_golovin/ или по адресу: golovincd@gmail.com.
НОМЕР 43 (831) ОТ 21 ОКТЯБРЯ 2009 г.
