НОМЕР 48 (784) ОТ 26 НОЯБРЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Николай Коньков
ДАО «КРАСНОГО ДРАКОНА»
Оценивая социально-политический потенциал современного Китая, постоянно приходится оперировать уравнениями со многими неизвестными. Однако не вызывает никакого сомнения, что к глобальному финансовому и грядущему экономическому кризису в Пекине оказались готовы намного лучше, чем в любой другой столице мира.
Это было очевидно уже на саммите G20 в Вашингтоне, а на состоявшейся практически сразу после этого встрече лидеров стран АТЭС в Лиме исчезли любые сомнения. Центром притяжения всех политиков на этих форумах был не президент США Джордж Буш-младший, и без того уходящий в отставку, а председатель КНР Ху Цзиньтао.
И дело не только в том, что именно от его позиции сегодня зависит судьба доллара и мировых фондовых рынков, а в том, что Китай, если использовать терминологию соответствующей отрасли знания, "занял место на верхушке пищевой цепи данной экосистемы".
Сегодня именно КНР получает наибольшие прибыли от международной торговли, сосредоточив в своих руках грандиозные золотовалютные запасы, размер которых приближается к 2 трлн. долл. При этом, как мудро заявил премьер Госсовета Китайской Народной Республики Вэнь Цзябао, самым большим вкладом его страны в преодоление глобального финансово-экономического кризиса может стать сохранение и умножение мощи своей экономики.
Народный банк Китая нынешней осенью трижды снижал учетную ставку, а правительство заявило о выделении 4 трлн. юаней (580 млрд. долл.) на масштабные инвестиционные проекты, которые призваны снизить зависимость от импорта и еще более укрепить доминирующий характер экономической модели современной КНР.
Всё это свидетельствует о том, что системную модернизацию китайского общества можно считать свершившимся фактом.
В наших праволиберальных кругах весьма распространена — можно даже сказать, господствует — и, во всяком случае, активно транслируется скептически-негативная оценка "китайского пути", которая не просто проводит аналогии со "сталинским рывком" СССР 30-х годов, но и ставит между ними фактический знак равенства: мол, и в том, и в другом случае модернизация шла "с низкого старта", а потому имеет встроенные "пределы роста", и, следовательно, КНР в самое ближайшее время должна столкнуться с теми же проблемами, с которыми Советский Союз столкнулся в 80-е годы — разумеется, с необходимой поправкой на особенности места и времени. Уже в конце 90-х годов, сразу же после российского дефолта, эту, без сомнения, концептуальную и политически значимую идею впервые и очень жестко озвучил известный праволиберальный экономист, профессор Высшей школы экономики Владимир Мау.
Однако, поскольку Китай на протяжении последнего десятилетия продолжал демонстрировать весьма впечатляющие темпы социально-экономического развития, в одной из последних, уже менее радикальных, вариаций на тему "китайского пути" Мау теперь делает весьма характерные оговорки: "Социально-экономическая структура китайского общества близка к советскому, однако не 80-х годов, а периода нэпа. Соотношение городского и сельского населения, структура ВНП и занятости, уровень грамотности, система социального обеспечения населения и, соответственно, корреспондирующие со всем этим среднедушевой ВНП и бюджетная нагрузка на экономику (доля бюджета в ВНП) в СССР 1920-1930-х годов и в КНР 1980-1990-х годов в значительной мере совпадают. Не вдаваясь здесь в более подробное рассмотрение этого вопроса, отметим лишь, что китайская трансформация является свидетельством в пользу принципиальной возможности "мягкой" индустриализации нэповской России. В лучшем случае китайский опыт служит лишь подтверждением обоснованности экономической программы развития нэпа Н. Бухарина в его полемике с И. Сталиным (движение по пути постепенной индустриализации, через развитие крестьянских хозяйств, легкой и пищевой промышленности в советской истории связано с именем Н. Бухарина, выдвинувшего в связи с индустриализацией лозунг "Обогащайтесь!" Точнее, воспользовавшегося лозунгом, выдвинутым примерно на сто лет раньше Ф.Гизо). Предложенная Бухариным модель индустриализации была заклеймена Сталиным как "правый уклон", а её приверженцы поплатились жизнью. На протяжении последующих десятилетий вопрос о жизнеспособности бухаринской модели, о ее совместимости с коммунистическим тоталитаризмом являлся предметом теоретических дискуссий. Китай продемонстрировал, что эта модель является реальной, практической альтернативой. Правда, здесь следует особо оговориться, что речь идет о принципиальной экономической возможности такого развития, но не о его политической реализуемости в конкретных советских условиях 1920-1930-х годов".
Однако метод исторических аналогий, использованный Владимиром Мау и его единомышленниками, вряд ли можно считать адекватным для описания социально-экономических процессов, происходящих в современной КНР, поскольку особенности китайской модернизации не позволяют согласиться с предлагаемой ими трактовкой.
Если попытаться кратко сформулировать эти особенности, то они могут выглядеть примерно следующим образом.
Первое. Системная модернизация Китая впервые в истории осуществляется к "постидустриальному" и глобализационному уровню общественного развития.
Второе. Системная модернизация Китая впервые в истории затрагивает настолько масштабную человеческую общность — более полутора миллиардов человек (включая жителей Тайваня и "хуацяо").
Третье. Системная модернизация Китая проводится впервые в истории самого Китая и, похоже, представляет собой единый, растянутый более чем на столетие процесс.
Четвертое. Истинные цели и движущие силы системной модернизации Китая, в соответствии с традиционными стратагемами его культуры, не только не декларируются, но и тщательно скрыты (или просто непонятны и потому "невидимы") для "непосвященных": как "внешних варваров", так и подавляющего большинства собственного населения.
Здесь в полной мере проявляется древняя — даже не конфуцианская, а, скорее, даосская — максима о "невидимости мастера": человека, постигшего "дао", невозможно разглядеть в этом качестве, поскольку он предстает перед "непосвященными" либо как отражающее их зеркало, либо как прозрачное для них окно. Исходя из этого, можно даже предположить, что так называемая "победа конфуцианства над даосизмом" в традиционной китайской культуре явилась не столько уничтожением даосского миропонимания как такового, сколько его "закрытием" для масс простонародья — в целях упрочения стабильности общества и власти военно-политической элиты страны.
Однако все эти особенности китайской модернизации указывают, скорее, не на отсутствие у данного процесса каких-то серьёзных трудностей и проблем, а на то, что данные трудности и проблемы расположены вовсе не там, где их обычно ищут.
В частности, уже в ближайшее время Китай, самая населенная страна мира, парадоксальным образом может столкнуться с нехваткой трудовых ресурсов — причиной тому станет проводимая на протяжении последних десятилетий политика ограничения рождаемости под девизом "одна семья — один ребёнок", связанное с ней старение населения и резкое увеличение количества пенсионеров. Уже сейчас лица в возрасте старше 60 лет составляют около 10% китайского населения, то есть 130-160 миллионов человек. К 2015 году, согласно прогнозам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), пожилых людей в КНР будет 200 миллионов, а к 2050 году — 430 миллионов, то есть там будет проживать более половины пенсионеров всего мира. Если сегодня средняя продолжительность жизни в Китае достигает 72 лет, а средний возраст жителя КНР — 32,9 года, то к 2040 году средняя продолжительность жизни должна подняться до 77 лет, а средний возраст — до 42 лет (для сравнения — это показатель современной Японии, а первенство держит княжество Монако, в котором средний возраст жителя составляет 45 лет). В результате в Китае сформируется "перевёрнутая демографическая (семейная) пирамида" с формулой 4:2:1, то есть когда на четверых родителей приходится двое детей и всего один внук. Понятно, что это грозит обрушением всего китайского социума, и власти в самое ближайшее время будут вынуждены смягчить свою демографическую политику с тем, чтобы сохранить население страны на максимально допустимом для Китая уровне — около 1,4 млрд. человек.
Однако вряд ли Пекин начнет агрессивную внешнюю политику для получения нового жизненного пространства — скорее, им будут приняты меры для поощрения эмиграции, как это поисходило на протяжении всего периода экономических реформ. Однако при этом не следует забывать о том, что столкновение государственной политики с традициями китайского общества (первым и единственным ребёнком большинство семей желало видеть мальчика, а не девочку) привело к созданию в КНР "дефицита невест" и "армии безработных женихов". В период до 2030 года она составит примерно 30 млн. молодых мужчин, которые не смогут создать собственную семью. По состоянию на конец 2007 года китайских мальчиков в возрасте до десяти лет оказалось на 13,1 млн. больше, чем девочек того же возраста, а соотношение между новорожденными составляло примерно 119:100 в пользу "сильного" пола. Каким образом будет решаться данная проблема — пока совершенно неясно.
Кроме того, как известно, китайский социально-экономический рывок создал близкое к критическому давление на экологию страны, а отказ государства от единой системы санитарного контроля и медицинской помощи привёл к широкому распространению социально опасных инфекций. Примерно 80% госрасходов шло на обслуживание социальных "верхов", основу которых составляли 8,5 млн. государственных чиновников и партийных функционеров. В то же время свыше половины населения КНР не могло получить никакой квалифицированной медицинской помощи в случае болезни. В стране наблюдалась практически неконтролируемая эпидемия гепатита В (120 млн. больных, причем в "группе риска" находилось свыше 600 млн. человек, не имеющих доступа к чистой питьевой воде), угроза взрывного распространения СПИДа и атипической пневмонии (SARS).
Иными словами, осуществив свою системную модернизацию, Китай вплотную столкнулся с проблемой дальнейшего развития и перехода на новые социально-экономические и технологические стандарты, что потребует от него перехода с "догоняющей" модели развития на "инновационную". И насколько хорошо удастся "красному дракону" справиться с завоеванной им дорогой ценой ношей мирового лидерства, каким будет его "дао" — сегодня не скажет никто.
1.0x