Отечественная наука, высочайшим уровнем которой мы привыкли гордиться, исчезнет как система уже к 2010 году. И причиной тому будет критическое сокращение научных кадров.
Масштабное снижение численности сотрудников вузов, НИИ и ОКБ в нашей стране началось еще в 1990 году. Навязанные сверху в конце 80-х методы "хозрасчёта" привели к тому, что из-за снижения госфинансирования и высокой инфляции из науки ушли сотни тысяч инженерно-технических работников. Надо сказать, что все они достаточно легко нашли новое место работы.
Хуже было тем, кто приступил к поиску нового места работы в период главного "исхода" ученых из российской науки в 1992-93 годах. Новые работодатели тогда выдвигали одно существенное требование к соискателям — возраст до 40 лет. Поэтому в середине 90-х годов рынок буквально "вымыл" молодых ученых из науки. Конечно, из этого правила были исключения, но именно оно, а не квалификация сотрудников или что-либо другое, определило возрастной состав научных коллективов на следующие два десятилетия.
Большая часть уволившихся работников НИИ, занимавших, как тогда говорили, активную жизненную позицию, выбрала постоянное место жительства за границей. Другие ушли в программисты, в бухгалтеры, в торговлю. Добрая четверть чиновников городской мэрии — наши бывшие сотрудники.
В последующие годы ситуация менялась только в худшую сторону. К крайне низким окладам добавились вынужденные отпуска без содержания, сокращение продолжительности рабочей недели, вплоть до одного-двух дней, многомесячные задержки зарплаты. В 1998 году, после дефолта, задержка зарплаты нередко составляла больше полугода. Как мы все выживали, разговор особый — в одной статье не расскажешь. Мне лично пришлось поработать плотником, подсобником у печника, в бригаде каменщиков, и даже кровельщиком. Кстати, печник был кандидатом наук, научным сотрудником университета.
Средний возраст российских научных сотрудников постоянно увеличивался, и к 2010 году среди них будут преобладать люди пенсионного возраста. Конечно, 60 лет — вовсе не предел для настоящего ученого. Но массовый исход из науки — уже по возрасту — не остановить.
Таким образом, если в предыдущие два десятилетия было некому передавать научный опыт из-за отсутствия молодёжи, то скоро не от кого будет этот опыт перенимать. Хорошо известно, что вся совокупность научных трудов, все эти статьи, монографии, диссертации, отчеты — не содержат одной десятой доли реальных знаний и опыта, которым владеют живые люди, что современную науку делают не одиночки, а коллективы. Для нее характерна преемственность. Наличие научной школы гарантирует, что последующие поколения ученых не будут изобретать "деревянные велосипеды со шпагатной передачей".
Так почему же в науку не идут молодые люди? Ответ на этот вопрос также известен: маленькая зарплата. А если он известен, почему ничего не делается, чтобы исправить эту ситуацию? Ответ мы знаем — наука не получает достаточного финансирования. Но всё не так просто, как кажется. И так ли мала зарплата в научной сфере? В 90-е годы по уровню зарплаты научные учреждения действительно занимали предпоследнее место. Однако начиная с 2000 года они постепенно стали подниматься, и в настоящее время устойчиво занимают самые высокие места в этом рейтинге. Средняя заработная плата в научных учреждениях вышла на уровень 20 тысяч рублей в месяц. Молодой специалист, прочитав об этом в газете, приходит устраиваться на работу. Его спрашивают, какую он хочет зарплату. Отвечает: "На среднюю зарплату в вашем институте я еще не могу претендовать, но 15 тысяч меня бы устроили на первое время". Работодатель делает круглые глаза и отвечает: "Откуда вы взяли такую зарплату? У нас ведущие инженеры и старшие научные сотрудники со стажем работы в 20-30 лет получают по 10-12 тысяч Мы можем предложить вам со всеми надбавками и премией только 7 тысяч".
Так почему же при средней заработной плате в 20 тысяч рублей реальная зарплата у научных сотрудников в два раза меньше? Легко догадаться. В российской науке, как и везде, правит бал олигархия. Десять лет назад на встрече выпускников университета я встретил одного из самых талантливых студентов, которые были на нашем курсе. Он закончил аспирантуру, защитил диссертацию и стал заниматься проблемами фундаментальной физики в одном из самых престижных НИИ г. Ленинграда. Спросил, как у них дела. Он мне ответил: "Как и везде. Есть 5-10% сотрудников, которые живут прекрасно, получают очень приличные зарплаты, не вылезают из заграничных командировок, постоянно ездят на международные конференции и т.д. А остальные — никак, сам знаешь".
В советское время один начальник шутил: "Я делю квартальную премию методом дихотомии: половина мне, остальное вам". Если учесть, что реально максимальная величина квартальной премии составляла 120% от месячного оклада, его повышенная премия не оказывала большого отрицательного влияния на реальную зарплату сотрудников. Кроме того, существовала квота для руководителей на максимальный объем премиальных за год — шесть месячных окладов. Сегодня начальники и не думают шутить, они делят "методом дихотомии" львиную долю всего фонда зарплаты. Современная система оплаты труда в России позволяет узкому слою руководителей получать до 50% фонда заработной платы всего коллектива.
В результате научное руководство нынешняя ситуация полностью устраивает, хотя порой дело доходит до парадокса. Молодой инженер, который работает в отделе, где есть хорошее финансирование, может получать зарплату больше, чем доктор наук в соседнем отделе. Думаю, не надо объяснять, какое отрицательное влияние оказывают эти перекосы на эффективность научной работы. Их принято оправдывать рыночными принципами. На всех уровнях успеха добиваются те сотрудники, которые умеют хорошо торговаться для того, чтобы "выгодно купить, выгодно продать, чтоб поменьше дать и побольше взять".
Однако на системном уровне олигархия губит не только отечественную экономику, но и отечественную науку. И времени на их спасение "естественным путём" уже не остаётся. Для этого требуется самое оперативное и жёсткое вмешательство государства.
