СВЕТ «РАМПЫ» — И ШТАМПЫ

НОМЕР 25 (761) ОТ 18 ИЮНЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Елена Антонова
СВЕТ «РАМПЫ» — И ШТАМПЫ

В начале московского лета, раз в два года, "москвичи и гости столицы" могут лицезреть все течения современной хореографии, какие только могут прийти в голову искушенным в искусстве пластики тела, но пресыщенным классическим балетом хореографам стран, где ныне властвует принцип потребления. Роль проводника в мир современного танца взял на себя Николай Басин, художественный руководитель театра "Балет "Москва", труппа которого имеет два состава — "классиков" и "современников".
Цель Международного фестиваля современного танца "Рампа Москвы", прошедшего в седьмой раз, формулируется так: знакомство публики с поисками новых форм в области танца. Цель — безусловно, благая. Но, как давно записал в своих "Дневниках" Лев Толстой, в современном искусстве (Толстой подразумевал литературу) "нам с одинаковой притягательностью предлагается всё, что производится. Чем дальше назад, тем меньше предлагаемое: большая часть отсеяна временем…. Предлагаемое имеет вид конуса вершиной книзу…. Очевидно, и среди современных есть такие, которые останутся, но трудно напасть на них, во-первых, потому, что их так много, что нельзя пересмотреть всех, а во-вторых, потому, что, так как толпа всегда глупа и безвкусна, выставляется на вид только самое плохое". Замечу, то, что одобрено временем, не зря называется классикой и в искусстве танца. Хотя сам классический танец, как любое живое творчество, новаторству не чужд. Вспомним хотя бы Юрия Григоровича. Его балеты "Спящая красавица", "Щелкунчик", "Лебединое озеро", "Иван Грозный", "Ромео и Джульетта", "Золотой век" привнесли немало нового в искусство танца, существенно обогатили его.
Памятуя об этом, я и буду рассматривать то, что на сей раз предложила "Рампа Москвы", которая, как и предыдущая, прошла на сцене Театра имени А.С. Пушкина. Свои работы представили балетные труппы Словении, Италии, Венгрии, Австрии, Украины, России. "Балет "Москва" показал сразу три свои новые постановки — "Свадебку", "Иудифь", "Terraclinium". Исходя из весьма представительной географии участников фестиваля, замечу, что лексика Contemporаry Dance к настоящему времени в основном устоялась. Почерк большинства постановок этого направления узнаваем. Приемы привычны. Поиск сведен к тому, как заинтриговать публику, вызвать ее заинтересованный отклик, неважно чем — надрывом, эротикой, голым телом, даже откровенным эпатажем. В этом и состоит главное отличие большинства новейших постановок современного танца от работ мастеров классики, рождающее в чем-то даже пренебрежительное к ним отношение со стороны взыскательной части публики, что само по себе, конечно же, неправомерно.
Оговорюсь, что и в этой, конъюнктурной в немалой степени области, работают люди, которые искренне ищут новые пути в искусстве пластики тела, способные ответить современным вызовам времени. И делают это с любовью к человеку, не опуская его до низменных инстинктов, а, наоборот, облагораживая его, помогая постичь нелегкую премудрость: уважать себя, а, следовательно, и окружающих. В этом ключе была показана работа одного из основателей "Фичо Балета" из Словении Горана Богдановски, который обращал на себя внимание и прежде. Его моноспектакль "Иван" продолжает развивать новое направление синтеза музыки, танца и драмы, которое, по его словам, должно "преображать повседневность в искусство". И вот перед нами — до трусов раздетый молодой человек в тонких очках, который пластикой движений, жестами, мимикой лица, обворожительной улыбкой пытается показать, как зависит самочувствие парня по имени Иван от вызовов внешнего мира. Физическая обнаженность героя — зримый образ обнаженности его чувств. Это и переламывает первоначально скептический настрой зала: в конце получасового выступления лица большинства зрителей освещает добрая улыбка. Каково будущее этого вида искусства пластики тела (танцем назвать это трудно) — покажет время. Но то, что эти поиски не оставляют аудиторию равнодушной — факт несомненный.
Балет "Трилогия", представленный на фестиваль Туринским театром балета, которым с недавних пор руководит молодой хореограф Маттео Леваджи, стремится, по его словам, продолжить линию на усиление драматического компонента танца. Балет построен как инструментальный концерт, исполненный посредством танца и музыки. Его средняя часть — лирическое адажио, па де-де, которое артисты танцуют под музыку Генделя, — близка классике. А первая и третья части, поставленные на музыку Арво Пярта и Майкла Наймана, используют приемы современного балета, которые здесь выглядят почти каноническими. В целом балет, исполненный на весьма высоком для постановок современного танца уровне, оставляет неплохое впечатление. Некая ирония, звучащая в этих словах, отражает существующую на сегодня иерархию классического и современного танцев. Впрочем, па де-де получило свою порцию аплодисментов у стосковавшейся по высокому искусству танца публики. Что же до стремления усилить драматический компонент, то, на мой взгляд, в любой добротной постановке старой классики, не говоря уж о балетах Григоровича, его, как и возвышающей душу романтики, не в пример больше.
Интересным было выступление Будапештского театра танца, которым руководит его основатель, хореограф Бэла Фолди. Стиль театра соединяет в себе основы классики и выразительных средств современного танца, развитых в Европе и Америке, которые выше названы почти каноническими. Именно выступление этого коллектива дало почувствовать, что на сегодня "европейский модерн танец" устоялся. И это — грустно. Бурное развитие завершено, а результатов, хотя бы на йоту приблизивших его авторитет к авторитету классического балета, нет. Тем не менее, вечер, когда был показан спектакль венгерского коллектива "Время", стал, пожалуй, лучшим на фестивале. Начнем с того, что очень хороша идея спектакля. Четыре хореографа, работающие сейчас в разных странах Европы, рассказывают о том, что занимает их сегодня, в начале нового века, не только языком танца (мы видим четыре па де-де, поставленных ими), но с помощью иных средств. На опускающемся после каждого па де-де экране мы видим, как они репетируют, рассматриваем картины, висящие у них, слышим музыку, которую они предпочитают. Это ново привлекает. Да и танцы, совмещенные с личностью хореографа, прокручиваются памятью по-иному. Жаль только, что при всем несходстве личностей хореографов и мыслей, вложенных ими в постановки, не только лексика танцев, но их приемы и сочетания нередко казались до удивления похожими.
В вечер, когда предстоял показ постановки Компании Эдитты Браун, австрийского хореографа, которая, как значилось в программке, "следует своим собственным путем в искусстве", перед началом спектакля царил небывалый ажиотаж. Еще бы! Ведь "в сочетании с доброжелательным упрямством и спокойным пренебрежением к модным поветриям и увлечениям поэтическая сущность ее творений превращается в аргумент против повсеместного разочарования в действительности". Таким слогом даже о лучших своих друзьях не писал ни один из признанных сладкопевцев XX века. Кроме членов австрийского посольства на показ пришли и иные знаменитости Москвы, такие, как Роман Виктюк. Сверх того, видимо, в награду за хорошее поведение, на спектакль привели еще и школьников. И вот "в оболочке компьютерной музыки" Тьери Забойцефф зрители начинают приобщаться к "одному из самых таинственных и, одновременно, трогательных спектаклей о мире в эру генетически модифицированных оргвнизмов" "Luvos vol. 2." Пусть меня простят за столь обильное цитирование программки спектакля, но добавить что-то равноценное я не могу. Разве что в названии "luvos" означает сорт белой глины, которой перед спектаклем обильно умащают свои голые тела артисты, а vol. 2 — говорит о том, что так же, но с цифрой 1, была названа постановка того же хореографа 20 лет тому назад, рассказывавшая "о мире" в те времена. На протяжении почти часа представления при неярком освещении сцены зрители могли видеть в основном лишь спины, зады (правильнее было бы сказать ж… ы), руки и ноги артистов, переплетающихся так и эдак. Головы не выявлялись совсем. Да они и не нужны вовсе для "поэтической сущности" этого действа. Зато зады демонстрировались крупным планом и в различных сочетаниях. Только по окончании "танца", на пресс-конференции, я, как мои коллеги, узнала, что все пять выступавших артистов (танцоров?!) были дамами.
О трех спектаклях, которые показал на фестивале "Балет "Москва", скажу предельно кратко. "Свадебка" на музыку Стравинского, которую с трудом можно было узнать из-за эксцентричной аранжировки, была так переосмыслена и переиначена, что от ее славянских корней не осталось и рожек с ножками. Зато были невнятная кутерьма на сцене, голое тело невесты, пардон, ее души, множество движущихся колясок, куда поочередно прыгали друг на друга девки и парни, а также огромное число штампов современной хореографии. О графике танца и говорить нечего, ее не было и в помине. Зато все это заменяла "колоссальная энергетика" спектакля. Нынче так повелось: когда трудно что-то сказать, а сказать надо, на выручку приходит "энергетика". Хореографическая драма "Иудифь" поставлена по известному библейскому сюжету хореографом Эдвальдом Смирновым на музыку Екатерины Кожевниковой. Заняты в ней артисты обеих трупп "Балета "Москва" — классической и современной. Но ее постановка столь убога по мысли и исполнению, что ее нельзя назвать даже иллюстрацией этого ветхозаветного апокрифа, давшего жизнь стольким мировым шедеврам искусства. Примитивно все: накладные плечи ассирийских воинов во главе с Олоферном (как у современных хоккеистов), страдания женщин осажденного города Ветилуй, пир в стане ассирийцев с танцами продажных женщин. Венцом балета стал момент, когда обезглавленный! Олоферн исполняет свой заключительный танец. Тут добавить, как говорится, нечего. "Terraclinium" Никиты Дмитриевского — диаметрально противоположен "Иудифи". Он задуман как интеллектуальный современный балет. Но, во-первых, он во многом вторичен, а, во-вторых, непонятен ни широкому кругу зрителей, ни большинству балетных "профи". И потому остался как бы "вещью в себе".
Современный танец себя не исчерпал. Поиски продолжаются. И, кто знает, может быть, и будет открыто что-то такое, что останется с человеком на века. А потому и фестивали этого вида искусства нужны и полезны.