ВСЕ ОСТАНЕТСЯ ЛЮДЯМ

НОМЕР 24 (760) ОТ 11 ИЮНЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Виталий Михайлов
ВСЕ ОСТАНЕТСЯ ЛЮДЯМ
Слово о Григории Романове
В 1988 году во Франции вышла в свет книга воспоминаний бывшего президента Валери Жискар д'Эстена "Власть и жизнь". Заподозрить автора в симпатии к коммунистам невозможно. Но и не считаться с его мнением было бы по меньшей мере легкомысленно, ибо этот баловень судьбы, аристократ с блестящей подготовкой, — один из крупнейших и признанных мировых политиков. Любопытно прочитать те места из книги Жискар д'Эстена, которые посвящены Романову. Бывший французский президент встретил Романова впервые на правительственном приеме в Москве и был поражен его "отличием от остальных какой-то непринужденностью, явной остротой ума. Он выделялся на общем сером фоне". А ведь речь шла о высоких советских руководителях. Именно тогда, в 1976 году, Брежнев всерьез думал о 43-летнем Романове как о своем преемнике и называл его "самым способным человеком". Мне довелось как раз в эти годы работать помощником Романова, видеть его ежедневно, что называется, вблизи.
В то время это был красивый, стройный, щеголеватый, всегда подтянутый человек, любивший строгие темные костюмы и белоснежные сорочки. Благородная седина серебрила его виски. Он никогда не курил. Никогда, кстати, даже в узком кругу не употреблял бранных слов и непечатных выражений. Была какая-то крестьянская хитрость в его живых, стального цвета глазах. Никому никогда не верил на слово. Перепроверял, и не раз, информацию, особенно о людях. Лишь одну "слабинку" подметил я у него в эти годы. Когда мы оставались в кабинете одни, он снимал пиджак и надевал штопаную-перештопаную кофту. Бережливость была у него в крови.
Григорий Васильевич Романов внес огромный вклад в развитие производительных сил всего Северо-Запада. Если говорить о нём как о политическом деятеле, то в своих действиях он исходил из незыблемости завоеваний Октября. И потому действовал с помощью социалистических рычагов, опираясь на общественную собственность, отрицая частную. Отдадим ему должное: он сделал за годы своей работы в Питере очень и очень много. Романов — самородок, который редко встречается в жизни.
Он из когорты победителей, тех, кто выстоял в войну, кто хлебнул лиха вместе с народом, его имя по праву должно стоять рядом с именами тех, кто поднимал из руин заводы и фабрики, кто развивал науку и образование народа. Войну он встретил в Ленинграде.
Сначала их, выпускников судостроительного техникума, отправили под Лугу рыть полевые укрепления. Потом, когда немцы подошли к Луге, студенты пешком отправились в Ленинград. Шли долгие недели вдоль железной дороги. Однажды, во время одной из поездок, уже будучи первым секретарем обкома, он остановил свой "ЗИЛ" неподалеку от станции Антропшино и грустно сказал: "Здесь мы выходили под бомбежкой из-под Луги, а теперь ничего не узнаю". А затем была страшная блокада. Его в тяжелейшем состоянии нашла каким-то чудом во Всеволожском госпитале Анна Степановна, первая и единственная любовь. Выходила, продавая последнее. Такой она осталась у меня в памяти: преданнейшая жена, настоящая боевая подруга, посвятившая жизнь мужу. В Питере на Лиговке, дом 100, начиналась их совместная жизнь. А потом армия. Он встретил войну рядовым на Ленинградском фронте, а закончил сержантом.
Ему, Романову, не понаслышке знавшему все тяготы военной поры, всю кровь, боль и грязь войны, видевшему тысячи смертей, как никому другому, были близки и дороги все блокадники, все, что пережили жители города.
Плоть от плоти народа, не случайно он так уверенно чувствовал себя именно среди народа, в рабочих коллективах, на стапелях, в цехах, на стройках.
Каждое утро на стол Романова ложились три сводки: положение в городе с хлебом, мясом, молоком. Он назубок знал сам и требовал того же от подчиненных: сколько Ленинград пьет, ест, сколько ему нужно тепла, электроэнергии, жилья. Кстати, при Романове очередь на получение жилья составляла всего пять лет.
Григорий Васильевич считал, и, помоему, справедливо, что Ленинград должен поставлять стране тракторы, корабли, станки, турбины, электрогенераторы, а страна Ленинграду — зерно, мясо, картофель. При Романове надои в Ленинградской области были практически самыми высокими в стране, да и урожаи зерновых, картофеля, овощей намного превышали результаты всех областей Северо-Запада страны.
Он мыслил всегда масштабно, по-государственному и ставил перспективные задачи перед активом области.
Романов и людей примечал таких же, как он сам, — сильных характером, волевых, c широким кругозором. Такая была романовская плеяда не только партийных вожаков, но и директоров заводов, объединений, генеральных конструкторов. Это и Л.Н. Зайков (тогда уже Герой Социалистического Труда, руководитель огромного "безымянного" объединения, сейчас оно называется "Ленинец"), это и А.П. Думачев, секретарь обкома партии, знавший экономику получше всех нынешних экономистов. Это секретари горкомов и райкомов, такие, как В.Я. Ходырев, В.М. Никифоров, директор оптико-механического объединения М.П. Панфилов, генеральные конструкторы, дважды Герои Социалистического Труда, академики Н.Н. Исанин и С.Н. Ковалев, это знаменитый оптик М.М. Мирошников и сотни других.
Характерна история выдвижения Л.Н. Зайкова. Однажды утром Романову позвонил министр адиопромышленности П.С. Плешаков с одной просьбой: отдать ему Зайкова на должность первого заместителя министра. "Нашел топор под лавкой, — ответил ему Романов. Кстати, это было его любимое выражение. — Ладно, позвони мне завтра". Сам быстро вызвал машину и отправился на Московский проспект, где находилось объединение "Ленинец", которым тогда руководил Зайков. Кого-кого, но Зайкова трудно было удивить, застать врасплох внезапным визитом руководства. Несколько часов они ходили по подразделениям фирмы, слушали доклады начальников отделов. А кончилось все сверхнеожиданно для всех, прежде всего для Зайкова. Как давным-давно решенное дело Г.В. Романов сказал: "Даю неделю на сборы. Через неделю будешь командовать городом, выдвигаем тебя председателем Ленгорисполкома. Мне такой градоначальник — волевой, думающий и много знающий — очень нужен". Вечером того же дня Григорий Васильевич сам позвонил Плешакову: "Петр Степанович, ты опоздал немного с просьбой. Льва Николаевича уже выдвинули председателем Ленгорисполкома. Ты уж в другом месте поищи себе зама".
Когда Романов ехал по городу, то внимательно рассматривал все вокруг. Подмечал любые мелочи. И требовал того же от других руководителей. Однажды мы притормозили на набережной, откуда открывался красивый вид на "Аврору" и гостиницу "Ленинград". "Видишь, как получилось складно. Пришлось срезать несколько этажей у гостиницы. Нельзя было вылезать за силуэт Военно-медицинской академии". Романов очень бережно относился к историческому наследию, был педантичен в подходах к реконструкции города, никогда не гнался за глобальными проектами.
Талант Романова состоял в том, что он обладал обостренным чувством нового, передового. Он вникал во все — в дела научные и хозяйственные, много времени посвящал оборонке, которая тогда требовала к себе особого внимания и была его коньком.
За те годы, что я трудился рядом с Григорием Васильевичем, мы не по одному разу объехали всю область. Он говорил: "В городе у меня есть кому присмотреть за порядком, а вот в области и кадры пожиже, и труба пониже". Из первых секретарей горкомов в области особо выделял двух: Николая Федоровича Федорова из Тосно и Валентина Михайловича Гребнева из Луги. Любил посидеть с этими незаурядными людьми, обсуждая с ними события сегодняшние, да и в завтра заглянуть. Отдыхал с ними душой. Вообще мог подолгу советоваться с людьми, обсуждая проблему и так, и этак. Но когда решение было принято, энергии и воли Романова можно было только позавидовать.
Мы часто ездили в Сосновый Бор, на Ленинградскую атомную станцию. Романов очень тревожился за состояние экологии области. И, как оказалось, не зря. Хотя, думаю, у такого хозяина вряд ли могли заезжие ученые ставить эксперимент на действующей ЛАЭС, как это произошло в Чернобыле. А как нажимали на Романова высокие московские руководители, уговаривая его построить еще одну, теперь уже теплоцентраль на атомной энергии. Не отступил, не согласился.
Когда-то давно вместе с Андроповым, тогда еще председателем КГБ, Романов ездил на Карельский перешеек выбирать место для санатория "Белые ночи". "Дюны здесь особые, как в Прибалтике", — говорил он. "Поддерживаю твое предложение, Григорий Васильевич, двумя руками, — отвечал Андропов, — станем ездить сюда отдыхать, это будет как дублер прибалтийским здравницам". И оказался прав.
Григорий Васильевич был очень любознательным. Часто в поездках с нами бывал Р.Э. Прауст — один из талантливых руководителей села. И начались разговоры. "Ты, Рудольф, знаешь, что такое польдерное земледелие?" — словно учитель ученика спрашивал Романов. "Знаю, — отвечал Прауст, — у голландцев все земли под польдером". "А у нас можно развить польдер и где?". "Да в Ломоносовском районе сколько угодно таких земель". Потом разговор плавно переключался на сиюминутные заботы. Сколько таких поездок было — не счесть.
Что же оставили после себя Романов, а потом и Зайков, сменивший его на посту первого секретаря обкома, людям?
Это прежде всего огромный город, сохранивший всю свою архитектурную, историческую и культурную ценность. Если что и перестраивали, то бережно. Мощную индустрию, построенную на интенсификации производства, крупные комплексы на селе по производству продукции животноводства, птицефабрики, которые успешно работают до сих пор, как ни старались новые хозяева жизни разрушить их. Наконец разветвленную систему профтехобразования. Романов стремился быстро построить для Петербурга защиту от наводнений. Их сооружение стояло под жестким контролем обкома партии, а значит, Григория Васильевича. Здесь трудились лучшие кадры, которые возглавлял знаменитый гидростроитель Ю.К. Севенард. К сожалению, планам этим не дано было осуществиться. В начале перестройки строительство приостановилось. И только сравнительно недавно оно вновь продолжено, на что потребовались огромные затраты.
Вспоминается и такой случай. В обкоме КПСС готовились к очередному юбилею Брежнева. В приемную Романова принесли бесчисленное количество макетов тракторов, танков, судов и многое другое. Что же выбрал он? Новейшее достижение научно-технического прогресса — голографию, только что открытое тогда оптическое явление, воплощенное в действующий макет. Хотя и знал, что Брежнев и его окружение любят, так сказать, "прикладные" подарки, какие-нибудь новейшие телевизоры, радиоприемники, на худой конец — картины питерских художников.
Волею судеб Романов вошел в руководство страны поздно, на излете своей карьеры. Тогда, в 1985 году, только начиналась перестройка, и таких, как он, в ЦК и Совмине было абсолютное большинство. А нам хотелось, чтобы на смену старым кадрам пришли новые, молодые и энергичные люди. Но, увы, они оказались приспособленцами и пустозвонами. Вот уж воистину — большое видится на расстоянии.
Могу с уверенностью сказать, что Романов не построил для себя ни дворцов, ни дач. Жил в Питере в двухкомнатной квартире. Даже казенную дачу имел не на Карельском перешейке, не в Курортном районе, а в Осиновой Роще, потому что неподалеку был аэродром "Левашово".
Сколько же клеветы, недоброжелательности вылили на Романова все кому не лень после его ухода на пенсию!
Тут и некая увядшая эстрадная певичка начала откровенничать об особых отношениях. Здесь и известный баритон никак не может взять в толк, что это не Романов, а суд определил его в свое время на стройки химии.
Дебош-то пьяный был, и никуда от этого не деться. Не прилипла к Романову и выдуманная история про свадьбу дочери то ли в Таврическом дворце, то ли в Эрмитаже. А уж как старались.
Как все-таки коротка человеческая жизнь. Того же Григория Васильевича сколько раз судьба хранила, надежно защищала. Он ведь и из действующей армии был демобилизован лишь в июле 1945 года, буквально снят с эшелона, мчавшегося на Восток, на новую войну с японцами. По приказу Сталина всех специалистов немедленно возвращали к месту призыва — восстанавливать разрушенные города и села, заводы и фабрики. Так он вновь оказался в Ленинграде, на Ждановском судостроительном заводе. А мог ведь оказаться в Маньчжурии. Уцелел в блокаду, в военное лихолетье, а там, в Китае — кто знает. Судьба. Потом начал работать в КБ, учился заочно в Корабелке. Мог стать знаменитым конструктором кораблей, была у него жилка такая. Но вдруг вызывают в Смольный и направляют парторгом ЦК на завод имени Жданова. Времена были суровые, разговор короткий — ты фронтовик, это приказ партии. Словом, снова судьба, снова случай. Из таких случаев и состоит наша жизнь.
Хочу особо отметить такой факт. Президент России В.В. Путин лично интересовался здоровьем Григория Васильевича и его скромной пенсией, что была такой же, как у всего народа. Несколько лет назад глава государства по просьбе В.И. Матвиенко принял пенсионера Романова. Им было что вспомнить, что рассказать друг другу.
Надеюсь, что никогда не забудут потомки Григория Васильевича Романова: его могучую, словно из камня высеченную фигуру, чеканный профиль, его преданность нашему городу, стране, народу. Он был из когорты победителей. И этим, на мой взгляд, все сказано.
Приносим искреннюю благодарность редакции газеты «Россия» за предоставленный материал.