Авторский блог Евгений Дмитриев 03:00 1 апреля 2008

ВНЕ ФОРМАТА

НОМЕР 14 (750) ОТ 2 АПРЕЛЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Евгений Дмитриев
ВНЕ ФОРМАТА
Записки на полях VII Фотобиеннале
Когда за дело берется Ольга Свиблова, результат поражает. Не столько даже качеством, сколько размахом. Ольга Львовна на голубом глазу может выставить слабенького Сергея Борисова, затем развлечь публику гей-барочными снимками парочки Пьер+Жиль, через краткое время показать русское фото начала ХХ века. И это не считая Родченко! Она любит разное фото, для Свибловой нет понятия "формат", за это ей отдельное спасибо.
Особая же "девушкина песня" — Фотобиеннале. Зритель найдет всё! От маловразумительных выпендрежников (из милости, анонимно) до настоящих мастеров (из почтения, "Магнум-фотос").
Вот и я, следуя стилистике фотобиеннале, не стану ограничивать себя рамками "объективной" критики. Нет! — напротив, я буду предельно пристрастен, а для пущего эффекта стану смешивать языки, путать понятия и небрежно маркировать события.
Относится ли персональная выставка Антона Корбайна к VII Фотобиеннале, я не знаю. Её открытие состоялось раньше, чем официально-фестивальное, но это без разницы: такое совпадение — достаточный повод для разговора.
Что есть артист? Не в точном переводе "художник", а в более узком: "актёр", человек сцены? Ничтожная личность, для которой в правильные времена не находилось места даже на христианском кладбище.
Ныне всё поставлено с ног на голову. Фотограф, снимающий "селебритиз", автоматически превращается в фигуру знаковую. На него "ходят".
Сверхзадача Антона Корбайна (по его собственным словам, произнесенным на московском вернисаже) — показать в "рок-звезде", "поп-идоле" или "джаз-иконе" наличие человека. Для того и портрет.
Однако, по признанию автора, ему редко дают на сессию более двух минут, и делает он всего четыре-пять кадров. Возможности поставить свет или даже выбрать точку съемки у него нет. К жесткому кадрированию еще в видоискателе Корбайн, кажется, не привык. Но что-то ему удается! Он не чужд азам фотодела.
Мало света? Мало времени? А зачем светочувствительная пленка? На выходе — зерно. Что приятно, "вкусное", товарного качества зерно, которого часто не могут добиться начинающие. Даже если снимки прошли сквозь фильтры фотошопа, или же пленка была особо обработана на этапе проявки (что отрицает Корбайн), то и это автора характеризует отнюдь не с худшей стороны.
Однако уже о "кадре" Корбайна говорить смешно. Тогда, может быть, есть смысл порассуждать о психологизме его портретов?
Нет. Для того, чтобы сделать удачный портрет и удалить из процесса элемент случайности, необходимо работать с моделью очень и очень долго. Из тысячи снимков выбирается полсотни. Потом и из них остается пара. На выставку же попадает тот, на который выпал "орел".
А вы говорите про две минуты!
Впрочем, так снимают людей. Артистов фотографируют иначе. Всё интересное в них относится именно к области недочеловеческой. Поэтому часто постановочная студийная съёмка оказывается более состоятельной, чем "стрельба по-македонски" в закулисье.
В тот же день, когда ММСИ (Петровка, 25) принимал Корбайна, галерея "Победа" (ЦСИ ВИНЗАВОД) принимала гостей на "Визуальном голоде" Ранкина (John Rankin Waddell). От "Победы" мы привыкли ждать лакомств. Уже состав гостей говорил о том, что Корбайн — продукт для горожан low middle вкуса и среднего разума. Тогда как Ранкин созвал зрителя в пределах от абсолютно неразумного, но крайне озабоченного созданием интеллектуального имиджа, VIP до умника, в лексиконе которого совершенно отсутствует устойчивое словосочетание "хороший вкус". На Ранкина собрались маргиналы. Как "сверху", так и "снизу".
В то время как Корбайн поразил обилием телекамер едва не всех каналов (включая "Звезду", которую видеть там было, согласитесь, странно), то Ранкина и прочих очень важных персон вылавливали только фотокорры светских хроник. Которые вряд ли знали в лицо нужных им особей, поэтому, на всякий случай, фотографировали всех подряд, кто имел хоть чуть богемный вид. Поскольку таковых в переполненной "Победе" было большинство, работы у девочек из "фуршетных репортеров" было много. Дочери Очень Богатых Родителей старательно позировали, незамеченным среди толпы тусовался, по слухам, сам Ранкин, понять что-то было трудно, но посмотреть на работы псевдо-глянцевого фотографа стоило!
Ранкин не стал врать и делать вид, что его интересует в "звездах" хоть что-то, выходящее за пределы их профессии. Он, умница, понял, что публичные люди интересны только самим фактом своей публичности. Ну и причиной, конечно. Которая лежит вовсе не там, где пытался искать ее Антон Корбайн.
Нескрываемо постановочные фотографии Ранкина оказались психологически более состоятельными, чем попытки "бытового портрета" Корбайна. Возьмем U2. Против устало-безликих "простых парней" голландского автора играет гламурно-хитрозадый Боно Ранкина. Побеждает команда последнего. Ибо она истинно есть группа престарелых буржуинов, успешно обманувших публику когда-то своей мнимореволюционностью.
Или Кит Ричардс. Прекрасный портрет по всем параметрам. По гамбургскому, что называется, счёту. Такой, знаете, старый жучила и жулик, что невольно проникаешься к нему симпатией.
Дэвид Боуи. На гей-икону "Святой Себастьян" (Антон Корбайн) уверенно наползает тень Натана Адлера, героя альбома "Outside" (Ранкин). Второе не только глубже, но и точнее. "Хамелеон-принц" Боуи не зря сменил десяток масок, остановившись на личине частного сыщика, расследующего ритуальные убийства в их мистической связи с музыкой. Не зря он взял и псевдоним в честь культового холодного оружия (к клинкам типа Bowie knife относится, кстати, и штык-нож Калашникова). Он участвует в оргиях-убийствах девственниц не для того, чтобы продлить молодость. А для того, чтобы, войдя в доверие к сатанистам, раскрыть преступление и срубить немного бабла. Именно таков ухмыляющийся во все свои вставные зубы Боуи у Ранкина.
К сказанному о достоверности следует добавить виртуозное владение Ранкиным основами ремесла. Поставить свет и упаковать в совершенную композицию обнаженную Кирстен Данст он умеет.
Ладно, примем, что телевизионщики устали и не смогли пойти на изысканно-безвкусного, неизвестного народу Ранкина. Но ведь открытие выставки пяти мастеров из Magnum Photos (Центр Современного Искусства ВИНЗАВОД, Цех белого) случилось на следующий день!
Увы! — потрясающие по качеству работы Георгия Пинхасова, Гарри Груйера, Алекса Уэбба, Ги Ле Керрека и очень недурные Лиз Сарфати остались без широкой рекламы. И то сказать: медиа-идолов фотографы "Магнума" вниманием не слишком балуют. Понять же, что хорошая фотография работает не с публичной фигурой как таковой, а зачастую лишь с цветом, светом и композицией, дано далеко не каждому.
Несколько ТВ-камер всё же было на вернисаже. Телевизионщики опрашивали Лиз Сарфати, пытали "Гарика" Пинхасова, беседовали с умным и симпатичным Алексом Уэббом. Не знаю, обошелся ли без внимания Груйер (а его пейзажи просто поражают своей безыскусной загадочностью!), но вот Ги Ле Керрек — точно остался загадкой для посетителей. Ибо на вернисаже отсутствовал. При том, что его спросить было о чем и — что особенно для нас важно — в рамках нашей темы: Ле Керрек предложил серию джазовых лиц ("Джаз от J до Z").
Глядя на его снимки, начинаешь понимать, чем отличается настоящий фотограф от любителя, вооруженного камерой. Кажется, какая разница между тем, что снимает он и Корбайн? Те же лица, только черных больше: здесь и Майлз Дэвис, и Сесил Тейлор, и Арчи Шепп. Только вот глаз Ле Керрека устроен как-то по-иному. Потому его герои человечны, даже когда автор "ловит" их во время выступлений. Он не стремится сделать для их гуманизации серию back stage — ему, кажется, вообще всё равно, чем занимается джазмен, попавший в видоискатель.
Результат впечатляет: качественные черно-белые снимки сбалансированы композиционно, свет на них становится таким же действующим лицом, как и музыкант, за их "сиюминутностью" скрывается большая работа не просто человека, влюбленного в джаз, но художника, видящего в своих героях "братьев по оружию". Обратим внимание: Ле Керрек не стремится к дегероизации персонажей — он фиксирует изначально малогероическую среду демократичнейших из музыкантов. Пожалуй, наоборот: иные его джазисты, не чуждые в жизни наркотикам и алкоголю, приобретают ореол почти что святости, ибо в их несовершенствах Ле Керрек способен увидеть отсвет высших миров.
Что ж, наша сила в немощи совершается. Видеть так, сохраняя весь внешний лоск публичности без ущерба для проявления глубины "внутреннего человека", могут единицы. Но именно они делают фотографию искусством!
1.0x