ТИХООКЕАНЦЫ

НОМЕР 14 (750) ОТ 2 АПРЕЛЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Владислав Шурыгин
ТИХООКЕАНЦЫ

ПО ДОЛИНАМ И ПО ВЗГОРЬЯМ…
…Шла дивизия вперёд,
Чтобы с боем взять Приморье,
Белой армии оплот…

Никогда не думал, что одна из самых знаменитых песен времён гражданской войны — это не просто абстрактный плод поэтического творчества, а произведение, посвящённое вполне конкретной дивизии Красной Армии. Ещё меньше я ожидал, что эта дивизия сохранилась до наших дней, и уж совсем не мог себе представить, что когда-то мне доведётся стать её гостем.

…Наливалися знамена
Кумачом последних ран.
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан…

Можно по-разному относиться к красным, но невозможно отрицать, что именно победы Красной Армии в Забайкалье и Приморье вынудили Японию прекратить оккупацию русского Дальнего Востока и убраться на острова. Уже через два дня после падения Волочаевской сопки последний японский солдат покинул Хабаровск, ещё через семь месяцев и Владивосток. А в ноябре 1922 года Дальневосточная республика вошла в состав РСФСР, чем было фактически завершено послереволюционное "собирание" русских земель. И 30 декабря 1922 года был провозглашён СССР.

…И останутся, как в сказке,
Как манящие огни,
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни…

Правда, историки до сих пор спорят, какой же конкретно дивизии была посвящена эта песня? Кто-то утверждает, что прообразом стала 2-я Приамурская дивизия, участвовавшая в штурме Спасска и Волочаевской сопки. По воспоминаниям офицеров, служивших здесь в восьмидесятые, тогда ещё были живы участники тех самых "ночей Спасска" и "Волочаевских дней". По их словам, двухдневный штурм Волочаевской сопки в феврале 1922 года, превращённой в сплошной укрепрайон, по ожесточению не уступит знаменитому штурму Перекопа в ноябре 1920 года.
Другие с таким же жаром доказывают, что песня посвящена Первой Забайкальской, а после освобождения Камчатки и Охотска, переименованной в Первую Тихоокеанскую дивизии как одной из основных участниц боёв за освобождение Приморья.

…Этих дней не смолкнет слава,
Не померкнет никогда.
Партизанские отряды
Занимали города…

Впрочем, келейные споры историков сегодня интересны разве что узкому кругу специалистов. Для большинства же современных слушателей этой песни по прошествии восьмидесяти пяти лет уже не очень важно, кто больше, а кто меньше достоин считаться прообразом песни. Песня живёт, песня звучит и для дальневосточников она стала почти гимном.

…Разгромили атаманов,
Разогнали воевод
И на Тихом океане
Свой закончили поход…

И всё же прямой наследник у этой песни есть. Сегодня окружной учебный центр подготовки младших командиров и специалистов, развёрнутый из бывшей 129-й мотострелковой дивизии — так после всех преобразований стала называться бывшая Первая Забайкальская стрелковая дивизия, по праву хранит боевые знамёна и награды своих предшественников. И он достойный наследник славы своих предшественников. Здесь расположен и музей легендарных дивизий
Начальник окружного учебного центра полковник Сергей Севрюков подтянут, пружинист. Худощавое обветренное лицо, крепкое рукопожатие. Видно, что полковник не из "штабных". И более близкое знакомство только подтвердило это впечатление.
Севрюков — армеец, можно сказать, до мозга костей. Родом из Бугульмы, он ещё в далёком 1982 году закончил Казанское суворовское училище, после него здесь же знаменитое Казанское танковое училище. Служил в Германии, потом в Ленинградском Военном округе, в 1995 году поступил в Академию бронетанковых войск и после её окончания прибыл на Дальний Восток. И вот уже десять лет он "дальневосточник".
Отдельной строкой его биографии командование "Уром" на островах Тарабарова и Большом Уссурийском. "УР" — это укрепрайон. И Севрюков был его последним командиром…
ОСТРОВ
…Что такое укрепрайон?
Комдив Севрюков откидывается на спинку кресла.
Фактически это была громадная крепость на островах Амура. Двадцать три километра сложнейших инженерных сооружений, различных заграждений, управляемых и неуправляемых минных полей. Всё эшелонировано, многократно перекрывается, прикрывает и поддерживает друг друга. Основа крепости — ПУЛАБы, пулемётно-артиллерийские батальоны, занимающие батальонные районы обороны.
РТОТы — роты танковых огневых точек. Бетонные "холмы" на вершине каждого в специальной нише танк ИС-2 с несколькими боекомплектами снарядов, все подходы к нему прикрыты вращающимися бетонными панцирями пулемётных гнёзд, в которых были установлены "Буки" — кривоствольные пулемёты — когда-то секретное оружие "уров". Сам пулемёт систему Горюнова располагался внутри ДОТа почти вертикально, а его ствол, искривляясь под девяносто градусов, утягивался в специальную амбразуру. Уничтожить его было крайне трудно. Фактически невозможно. Они же выкашивали всё вокруг на два километра. А ещё отдельные танковые батальоны танков ПТ-76, а ещё ракетные дивизионы "градов".
Под защитой этого "УРа" Хабаровск мог себя чувствовать совершенно спокойно, и многие годы, особенно когда напряжённость на границе с Китаем была реальным фактом, именно укрепрайоны были основой нашей обороны.
Но жить и служить здесь было нелегко.
Фактически остров — это и есть остров.
Сообщение с "большой землёй" через Амур. Летом на судах, зимой по льду. Но два месяца в году мы оказывались фактически отрезанными от мира. Осенью, когда вставал лёд, и весной, когда Амур вскрывался. Пока ещё лёд не встал и шуга идёт — в "пожарных" ситуациях использовали плавающие танки ПТ-76. Они играли роль речных мини-ледоколов. Но когда начинал идти тяжёлый лёд, тут уже всё замирало. Сообщение только вертолётами, и то не каждый день, а лишь пару раз в неделю. Или в экстренных случаях. Когда надо эвакуировать заболевших или доставить срочный груз.
Помню, пять лет назад была очень драматичная история.
Семьи офицеров жили прямо здесь же, на острове, в военном городке, здесь же были детсад и школа. И, как раз когда Амур начал вскрываться, в семье одного из офицеров тяжело заболел ребёнок. Врач диагностировал приступ астмы. Ребёнок начал задыхаться. А это ночь. К тому же, как это часто бывает весной, испортилась погода, повалил снег.
Ситуация патовая, ребёнок почти не дышит.
Вышли мы на хабаровское МЧС. Объяснили ситуацию. И лётчики на свой страх и риск решили лететь. Договорились, что вертолёт пойдёт с включённым посадочным прожектором, чтобы даже сквозь снег мы увидели луч и обозначили место посадки, когда он подлетит, ракетами. Я поставил по краям площадки четыре "Урала" так, чтобы их фары создали "квадрат" света на площадке. Ждём. Метёт страшно. Думаю, как же они сквозь такую метель пробьются? И вдруг видим, луч света из облака к нам приближается. Начали пускать ракеты, они тоже увидели нас. Зависли над площадкой и прямо в этот квадрат света сели. Из вертушки сразу выскочил врач. Его в машину — и в городок.
Успели! Сняли приступ, а потом вместе с матерью этим же вертолётом эвакуировали в Хабаровск.
Такая вот островная жизнь…
По договору с Китаем остров Тарабарова был передан китайской стороне, как и часть Большого Уссурийского. Поэтому пришлось собственными руками "демонтировать" укрепрайон. Оружие и оборудование вывезли на склады. Инженерные сооружения взорвали. Жалко было до слёз, но приказ есть приказ…
ПОЛИГОН
Честно скажу, когда мы ехали на полигон, очень не хотелось столкнуться с показухой. Сколько я видел "мёртвых" полигонов за эти годы? Заросших травой и густым подлеском пустошей с сиротливыми "проплешинами" показных стрельбищ для инспектирующего начальства или заезжих высоких гостей. Но когда мы свернули за Князе-Волконкой с трассы, и УАЗ бодро покатил по проходящей вдоль учебных полей и стрельбищ дороге, на сердце отлегло. Танковые трассы сменялись стрелковыми стрельбищами, стрельбища — учебными полями, и снова начинались трассы и стрельбища. И почти везде пыхали сизой солярой движки танков, юркими жуками сновали БМП, даже сквозь гул мотора пробивались частый треск выстрелов и аханье орудий. Вдали, на учебном поле, копошились фигурки в белых маскхалатах то ли разведчиков, то ли сапёров. Неподалёку переминался с ноги на ногу выстроенный в две шеренги взвод. Несколько пулемётов ПК, расставленных на огневом рубеже, не оставляли сомнений в том, что скоро в общую какофонию полигона впечатаются новые очереди.
Полигон жил размеренной жизнью хорошо отлаженной школы. Уроки, занятия, экзамены. Для военного полигон это и есть школа. Здесь закрепляются и оттачиваются до автоматизма навыки, приобретённые в классах учебного центра…
Март, но на термометре ниже десяти градусов мороза.
Приглядываюсь, во что одеты солдаты?
Первое, что бросается в глаза, — у всех на ногах добротные валенки, в которые заправлены ватные камуфлированные штаны. Поверх такие же тёплые ватные куртки. Воротники застёгнуты на горле. На голове вечные, как мир, ушанки, завязанные под подбородком.
Конечно, валенки не из "gortexа" и куртки не "alaska". Как и двадцать, и тридцать, и пятьдесят лет назад, зимний ватник — основная одежда русского солдата. Разве только теперь раскрашенный под камуфляж. Не очень удобный, стесняющий движения, но всё же не дающий замерзнуть.
Увы, но наша армия, наверно, ещё долго не увидит отечественных Vibram, SkyWalk, Gore-Tex и Sympatex. Пока Министерство обороны больше озабочено не полевой формой своих солдат, а очередной сменой формы парадно-церемониальной. Даже модельера Юдашкина к её разработке привлекло — видимо, для создания "гламурного" образа человека в погонах.
Воевать же нашей армии приходится всё в той же форме, в которой когда-то воевали в Афганистане отцы нынешних солдат и деды в Великую Отечественную. Радует хотя бы, что форма эта не второго срока, как это часто было в середине лихих девяностых, когда финансирование армии было почти полностью прекращено, и солдат одевали во что придётся: от сохранившихся на складах гимнастёрок до откровенного тряпья, которое оставалось после увольнения предыдущего призыва.
Впрочем, солдатам мало дела до моих рассуждений. Они внимательно вслушиваются в слова командира, ставящего задачи. И форма на них сидит вполне ладно. А в новых, ещё сохранивших кое-где "начёс" валенках они явно не страдают от холода…
Климат Хабаровска суров. Зимой морозы выстужают землю до металлического звона. Ветра иногда такие, что подхваченный с земли песок оставляет на лицах царапины. Летом изнуряющая жара под сорок и почти стопроцентная влажность выжимают из людей литры пота — ведь Хабаровск находится на широте Парижа, и даже зимой солнце здесь стоит так высоко, что иногда кажется, будто ты где-то на юге. А ещё летом в хабаровский край приходит мошкА. Так, с ударением на последний слог, здесь называют мелкую, с зерно риса, мушку-кровососа, которая заслуженно получила прозвище "летучей пираньи". С конца мая по июль тучи этих насекомых атакуют всё живое в округе. Укус мошкИ чрезвычайно болезнен и аллергичен. Даже от одного укуса у человека, не имеющего иммунитета, лицо может распухнуть так, словно его атаковала целый рой пчёл. И лишь с годами наступает определённое "привыкание", когда опухоли после укусов становятся не столь заметными, но привыкание это не распространяется на само чувство боли.
В некоторые годы мошкИ столько, что на период пика её активности приходится до минимума сокращать время пребывание личного состава на улице. В такие недели полигон пустеет, и лишь часовым да полигонным командам приходится принимать на себя удар летучих орд. Но чуть спадёт насекомая активность — и снова оживает конвейер полигона. День и ночь дрожит под гусеницами земля, не умолкают стрельбища. Взвода и роты нагоняют после вынужденного простоя программу…
Но сегодня о "летающих пираньях" напоминает разве что густая колкая крупа налетевшего снежного заряда. Зима не хочет сдавать свои права весне. Несмотря на ослепительно-яркое солнце в зените и лазуритно-синее небо, то и дело погода портится, налетают заряды снега. Погода здесь вообще меняется с какой-то калейдоскопической скоростью. Ещё царапают лицо последние "веники" заряда, а сквозь белесые росчерки снегопада уже ярко пробивается солнце.
— По машинам! — и к стоящим впереди на огневом рубеже двум БПМ срываются с места расчёты. Солдаты в одинаковых светло-песчаных танковых ватниках подбегают к "броне", ловкими, привычными движениями стремительно забрасывают себя на корпус и уже через мгновение ныряют в распахнутые колодцы люков. Оживает движок, фыркает дымом и БМП, как стремительное животное в предчувствии атаки, вздрагивает, чуть покачивается на катках, словно ловит под ними опору для толчка, броска в отрыв…
— Вперёд! — командует уже в микрофон радиостанции руководитель стрельб на вышке. Послушные команде БМП почти синхронно трогаются с места. Оживают башни, короткие "хоботки" пушек "щупают" воздух, и через мгновение приглушённый стеклом ахает выстрел правой машины. Трассер снаряда стремительным росчерком уходит к прямоугольнику мишени на дальнем краю стрельбища и вздыбливает рыжую пыль, не долетев метров пятнадцать.
— Ноль второй, недолёт! — прижимает к губам микрофон руководитель. — Прицел на одно деление выше!
В этот момент стреляет вторая БМП, и трассер снаряда проходит точно через мишень и за ней рикошетирует от земли в небо.
— Молодец, Васильев! Попал прямо в центр! — бросает в микрофон руководитель.
Снова стреляет "ноль второй". На это раз снаряд вспахивает землю правее мишени.
Тут же стреляет "ноль первый", и снова снаряд проходит сквозь щит мишени.
— Ноль первый, попадание! Ноль второй, промах. Ушёл вправо…
Неожиданно налетает снежный заряд и всё вокруг тонет в белесой мгле. Видимость резко падает. Но "ноль первый" опять стреляет, и видно, как яркий огонь трассера снова принизывает еле видный контур мишени.
Севрюков улыбается.
— Талант! Три выстрела — и все три в цель. А третий-то как положил! Почти вслепую. Умница…
Захотелось увидеть наводчика-оператора, и после возвращения БМП на исходную мы спускаемся с вышки. Пока обходим её, к ней уже подбегают экипажи. Командир взвода принимает доклады о стрельбе. И я, наконец, могу разглядеть "снайпера" Васильева. Невысокий, худенький парень. По виду — совсем мальчишка… И тут, вдруг, до меня доходит, что он и есть мальчишка! Восемнадцатилетний — он даже моложе моей дочери…
И неожиданно становится как-то грустно.
…Кажется, давно ли я сам дырявил пулями мишени и азартно гонял по трассам на танке, готовясь к экзамену, а вот уже в солдатском строю — мальчишки, наши дети. И теперь уже на их плечах солдатские погоны, они "хозяева" этих полигонов, их руки на рычагах и штурвалах техники, их глаза ловят в паутину прицелов мишени. Они защищают Россию. И ведь хорошо защищают! С первого занятия без промаха дырявят мишени!
Я жму руку Васильеву с каким-то очень тёплым чувством.
Глаза у солдата хорошие. Серые, спокойные. Смотрит прямо, без робости, даже чуть залихватски. Ясное дело, гордится собой. И я знаю, что всё у него в жизни получится. Пролетят двенадцать месяцев службы — и, закалившийся на хабаровских полигонах, он вернётся домой настоящим мужчиной.
— Куда после армии? — спрашиваю я его.
— Буду в забайкальский институт инженеров железнодорожного транспорта поступать.
— Почему туда?
— У меня отец и брат на "железке"…
— Молодец, Васильев! Умница! Удачи тебе — и в службе, и в жизни!
— Конечно, сегодняшнюю ситуацию не сравнишь с тем, что было пять лет назад, и уж тем более десять. — Полковник Севрюков разливает по кружкам зелёный чай. — Если десять лет назад мы даже на дежурный транспорт бензин еле-еле наскребали, а о полноценной боевой учёбе и речи не шло, то сегодня мы обеспечены всем необходимым для полноценной учёбы. Более того, полностью отремонтированы учебные корпуса, оборудованы новейшими тренажёрами. И сегодня окружной учебный центр — это уже полноценная кузница специалистов для войск округа. Мы можем "с нуля" готовить здесь все основные армейские профессии: от механиков-водителей и наводчиков-операторов до разведчиков, сапёров и младших командиров. Конечно, есть свои трудности. Переход на новый срок службы — один год — внёс очень серьёзные изменения в учебные планы, но это уже, как говорится, проблемы, решаемые в рабочем порядке.
Безусловно, хотелось бы увидеть в округе и новое вооружение, новую боевую технику. Пока их мало. Но программа перевооружения принята — может быть, и эта ситуация качнётся в лучшую сторону. А вообще, служить сегодня можно. "Безнадёга" ушла, ощущение того, что всё кругом распадается и рушится. Я по своим офицерам сужу — с желанием люди идут на службу, и прощаться с Дальним Востоком, как раньше, никто не спешит. Конечно, развитием это ещё не назовёшь, но сползание в пропасть мы смогли остановить…
Москва — Хабаровск — Москва