МЕДВЕДЕВ И РАЗВИТИЕ

НОМЕР 12 (748) ОТ 19 МАРТА 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Сергей Кургинян
МЕДВЕДЕВ И РАЗВИТИЕ
Первый — собственно политический — уровень исследуемой проблемы
ЧАСТЬ 1. ЧТО ЗА СТРАННЫЙ «ИНФОРМОВИХРЬ»?
Выдвижение Д.Медведева состоялось 10 декабря 2007 года.
13 декабря 2007 года в газете "Коммерсант" была опубликована первая знаковая статья. Статья называлась "Россия и мир будут потрясены убийством Владимира Путина". Автор — собственный корреспондент газеты "Коммерсант" в Вашингтоне Дмитрий Сидоров.
В статье Сидорова рассказывалось о докладе группы высокостатусных американских кремленологов. В группу входили директор российской и евроазиатской программ Центра стратегических исследований Эндрю Качинс (в прошлом руководитель московского отделения Фонда Карнеги), бывший директор по России Совета по национальной безопасности Томас Грэм (занимавший в недавнем прошлом еще и высокие посты в администрации Буша-младшего), профессор международных отношений университета Джорджа Вашингтона Генри Хейл, старший эксперт Института мировой экономики Питерсона Андрес Аслунд и другие.
Доклад американских кремленологов был представлен Центром стратегических исследований. Тем самым центром, чьими российскими и евразийскими программами ведает один из авторов доклада Эндрю Качинс.
В статье Сидорова всё внимание было сосредоточено на фрагменте доклада, который принадлежал перу Качинса. В этом фрагменте описывалось предстоящее убийство Владимира Путина. Причем в достаточно атипичном для политологии жанре. Процитируем вслед за Сидоровым:
"Россия и мир будут потрясены убийством Владимира Путина на выходе из храма Христа Спасителя после полуночной мессы 7 января 2008 года".
Мои сограждане, начитавшиеся разных залихватских отечественных материалов, спросят: "Ну, и что?"
А то, что политология в США не имеет ничего общего с нынешней российской политологией. В США господствует достаточно жесткая жанровая регламентация. Именно жанровая! Политолог может рассматривать сценарии самого разного рода. В том числе и такие, в которых находится место теракту против главы государства. Но жанровая регламентация не позволяет автору ПОЛИТОЛОГИЧЕСКОГО прогноза говорить: "Будет убит там-то тогда-то". Это может делать специалист другого профиля, имеющий оперативную информацию, или автор детектива.
Господин Качинс писал не детектив, а фрагмент политологического доклада. Ну, и?..
В любом случае, уже через три дня после выдвижения (всего лишь выдвижения!) Д.Медведева на роль главного кандидата в президенты от правящей элиты (и партии) — первый раз возникла, и вполне нешуточным образом, тема убийства… Да, не Медведева, а Путина… Суть от этого не меняется. Выдвижение Медведева – и сразу тема политического убийства.
А дальше — тема стала тиражироваться. То Медведева могут убить в Белграде. То его должны убить "кадыровцы"… Ах нет, не "кадыровцы", а "удуговцы"… Обвиняемые в подготовке силы открещивались и говорили: "Да, убьют! Но не мы, а наши конкуренты!" Вспоминается, как покойный О.Квантришвили звонил журналистке Л.Кислинской и говорил: "Я чувствую, что с вами произойдет несчастье, но я в этом буду не виноват, о чем уже сообщил на имя прокурора Краснопресненского района".
Российским высшим должностным лицам сулят несчастья. Значит ли это, что будут несчастья? Отнюдь. Надо ли обращать на это внимание? Вроде бы и не надо… Но…
Но все видели выход В.Путина и Д.Медведева к зрителям рок-концерта на Красной площади в день выборов. И все слышали, что после обращения к публике Д.Медведева В.Путин спросил собравшихся, дают ли они ему минуту. И сказал: "Выборы президента Российской Федерации СОСТОЯЛИСЬ".
Для меня подтекст этой фразы был однозначен: выборы могли не состояться, но состоялись. Ошибочна ли моя трактовка?
12 марта 2008 года директор ФСБ Н.Патрушев на заседании Национального Антитеррористического комитета (НАК) заявил о том, что российским спецслужбам удалось благодаря полученной информации предотвратить несколько терактов во время президентских выборов 2 марта ("эти террористическо-диверсионные акты планировались бандитами для дестабилизации ситуации в стране").
14 марта на Ленте.ру выходит сообщение со ссылкой на газету "Твой день" о конкретно предотвращенном покушении на высших должностных лиц 2 марта 2008 года. Назван снайпер. Приведена карта, выделен сектор обстрела. Газета "Твой день" — вполне желтая и может написать что угодно. Но Лента.ру — не будет воспроизводить все что угодно. А значит?..
А значит, смена лидерства в России происходит в тревожной обстановке. Можно сказать — беспрецедентно тревожной. И это надо зафиксировать в качестве исходного пункта нашего анализа. Тревожность эта — не пиар. Всё происходит уже после выборов. И не нужен тревожный пиар! Кроме того, в пиаре не участвуют лица ранга Патрушева или Путина.
То есть — нет спокойствия. Его на самом деле нет. Говорится о том, что оно желательно в течение двадцати лет. А нет и трех месяцев этого самого спокойствия. Что же есть? Есть некие смутные толчки — предвестники потрясений, которых, в соответствии с декларациями, не должно быть.
ЧАСТЬ 2. РАЗВИТИЕ И СТАБИЛЬНОСТЬ.
В патриотических кругах всегда с восторгом цитировали фразу Столыпина: "Вам нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия". Иногда ее воспроизводят иначе: "Нам не нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия". Первый вариант наиболее достоверен. Но по сути варианты тождественны. В любом случае, говорится о том, что есть добро — великая Россия, и есть зло — великие потрясения. Злым силам нужны великие потрясения. Силам добра нужно отсутствие этих великих потрясений. И именно это отсутствие синонимично великой России.
Я не буду говорить о том, что самую великую Россию (по несомненному факту геополитического величия) создали в итоге великие потрясения. Это, в конце концов, для кого-то так, а для кого-то совсем не так.
Намного более существенно то, что великие потрясения могут возникать не только потому, что они нужны какому-то "вам". Они могут возникать объективно. Никому они не нужны, а история накапливает взрывчатку противоречий. И они могут возникать в силу противоречивого поведения этого самого "нам". А также в силу слабости "нам", его неспособности снять внутренний раскол, приводящий к этой слабости, мобилизовать народ, встать на уровень новых исторических требований, отвечать масштабу большой игры и так далее.
Все эти слабости "нам" были налицо. Как налицо был и объективный характер накапливающихся противоречий, не учитываемых элитой. А также её несоответствие Большой Игре. Элита была расколота. Материалов (даже открытых, а есть и другие) о том, кто в пределах этой самой элиты организовал убийство Столыпина, слишком много. И вряд ли кто-то из серьезных людей сегодня решится утверждать, что данное убийство — дело рук маргиналов (Богрова и его непосредственных руководителей).
В любом случае, пока Столыпин говорил, что "нам нужна великая Россия", какое-то "нам-1" говорило: "Нам не нужен Столыпин". И это "нам-1" оказалось сильнее столыпинского. Кто-то считает, что в "нам-1" входили сам государь император и члены его семьи. Вопрос спорный. Но то, что сотворил сие высший круг российской имперской элиты, очевидно.
Итак, есть много вопросов уже к слову "нам".
Но еще больше вопросов к слову "нужны".
Повторяю, в Истории есть взрывчатка противоречий, приводящая к потрясениям. "Нам", конечно, они не нужны. Но это "нам" — не инопланетяне-прогрессоры из фантастических романов, и не высшие надчеловеческие инстанции.
Все, что может "нам", — это оценить масштаб противоречий и скорость их накопления. Увидеть ту "риску" (красную черту), за которой произойдет взрыв этих самых накопленных противоречий.
Оценив скорость накопления противоречий, их уровень в настоящий момент и тот критический уровень, за которым будет взрыв, надо решить простейшую арифметическую (и сложнейшую историческую) задачу.
Предположим, что противоречия-2008 находятся на уровне 65% от критических. Предположим, что накопление противоречий идет со скоростью 5% в год. Тогда "нам" до взрыва осталось семь лет. И за эти семь лет "нам" надо сделать то-то и то-то. Обеспечить прочность системы, провести опережающие антикризисные мероприятия, — словом, ПРЕДУГОТОВИТЬСЯ.
Если элита, лица, отвечающие за государство, успевают предуготовиться, они спасают страну.
Скажи национальный лидер тогдашней Российской империи (лучше бы император, ну, ладно… пусть даже Столыпин): "У нас сейчас 1907 год. До мировой войны осталось семь лет. Нам надо ПРЕДУГОТОВИТЬСЯ. Меры таковы..." Какова была бы цена подобной смены семантики, её разворот от "нужны — не нужны" к "надо предуготовиться"? Я думаю, что ценой было бы спасение империи. Вы не согласны?
Мне могут возразить, что в истории никогда никто так семантику не трансформировал. Как никто? А Сталин? "Мы отстали от передовых стран на пятьдесят-сто лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут. Максимум в десять лет мы должны пробежать то расстояние, на которое мы отстали от передовых стран капитализма". Сказано это было 4 февраля 1931 года на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности. До начала Великой Отечественной войны оставалось ДЕСЯТЬ ЛЕТ. Ровно столько, сколько было названо.
И сказано было по сути только одно: ПРЕДУГОТОВЬТЕСЬ.
Но во что была отлита эта фраза! В какую систему действий! В какую идеологическую и культурную всепроникающую работу, призванную трансформировать сразу и менталитет, и реальность! Это был не пиар. Это была мощнейшая система мобилизационных действий, направленная на преобразование сразу и бытия, и сознания. ДнепроГЭС и Магнитка… "Если завтра война, если завтра в поход…" и "Александр Невский" Эйзенштейна… Речь шла о сотнях тысяч элементов, трансформирующих изнутри сразу всё. Это и есть Проект. И этим Проект отличается от прагматически-назывных действий. Этим же Идеология (и её основа — мобилизационный миф) отличается от пиара (основанного на брендах).
ЧАСТЬ 3. О БРЕНДАХ.
Пренебрежительное отношение к брендам несовместимо с актуальной политологией.
Во-первых, потому, что слишком многое является именно брендами. Откинешь это многое — вообще ничего не поймешь.
Во-вторых, потому, что какие-то компоненты бренда всё же перетекают в реальность.
Бренд державности и стабильности (порядок, вертикаль власти) что-то как-то угомонил в нашей крайне неблагополучной реальности. Мы хотя бы «огрызнулись» в Чечне и смыли позорное клеймо хасавюртовского предательства.
Так что давайте не будем пренебрегать брендами. Но и отождествлять их с идеологией давайте тоже не будем. Бренды — они и есть бренды. Не больше, но и не меньше.
Рассматривая бренды как систему (а они всегда складывают систему), мы должны не просто подчеркивать отдельные слова и говорить: "Вот один бренд. Вот другой, третий". Система брендов — это не набор брендов, а принцип организации. Чтобы раскрыть принцип, надо дополнительно к понятному слову "бренд" ввести еще два менее понятных слова: "генерализованный бренд" и "супербренд".
Генерализованный бренд — это тот бренд, вокруг которого организуется политическая речь. То есть это главный бренд, доминирующий над другими. Он так же заявлен, как и другие. Так же внятен или даже более внятен. Он просто главнее других.
Супербренд — это нечто большее. Он может быть не задан явно в политической речи. Но может неявным образом управлять и этой речью, и подходом, порождающим речь, и связью между речью и поведением, и политическим мироощущением.
Бренды предыдущего периода (2000-2008) — общеизвестны. Стабильность, державность, предсказуемость, вертикаль власти.
Генерализованный бренд — это всё же "стабильность".
А вот супербренд…
Чтобы выявить супербренд, нужны специальные исследования. Супербренд может и не являться стержнем деклараций или даже ядром политической лингвистики. Кроме того, при такой социальной (да и не только) дифференциации нет единого супербренда для всего общества. Есть супербренд элиты… Супербренд неэлитных слоев нашего общества...
По нашим оценкам, элитным супербрендом периода с 2000 по 2008 год ("Э—00/08") является связка поименований "Брежнев" и "застой".
Я никоим образом не хочу этим сказать, что Путин — это "Брежнев" новой эпохи. Путин — во многом антипод Брежнева (молодость, здоровье, решительность). У него другой (по сути альтернативный) политический стиль. Наконец, Путин аккуратно использует даже адресацию к совсем иному прецеденту (в том числе и говоря о том, что надо развиваться, "или нас сомнут").
Но Путин не захотел мобилизационно "раскурочить" унаследованную реальность. Не захотел — и всё. Он отнесся к этому наследству как к чему-то, что надо упорядочить. И упорядочил, причем достаточно жестко.
Возникла сумма двух слагаемых. Одно — Путин как тот, кто упорядочивает. Другое — реальность, откликающаяся на это упорядочивание.
Реальность откликнулась на упорядочивание с провокативной податливостью… В любом случае, сумма двух слагаемых даже в арифметике не равна одному слагаемому. А уж в политике тем более.
Процесс упорядочивания и встречная реакция упорядочиваемого породили нечто. Внутри этого "нечто" и возник "Э— 00/08" в качестве неявного супербренда.
Присмотримся к тому, что свидетельствует в пользу такой гипотезы. Например, к риторике правящей партии — "Единой России".
Одним из наиболее внятных, заметных и молодых функционеров этой партии является господин Мединский. Подчеркну во избежание недоразумений, что, по моей оценке, господин Мединский ДАЛЕКО НЕ ХУДШИЙ представитель данной партии и её высшего эшелона. Он хороший полемист. У него есть позиция и есть желание её высказать. Но позиция как раз и состоит в том, что Брежнев и застой — это совсем неплохо. А может быть, и не просто неплохо, а хорошо. А может быть, и не просто хорошо, а… Ну, скажем так, идеально в рамках возможного. Господин Мединский много раз высказывал такую позицию по телевидению.
Но поскольку большинство фигур масштаба, равного Мединскому (или большего), позицию вообще не высказывают с надлежащей глубинной разверткой, то по прямым высказываниям ничего доказать нельзя. Скажут, что это мнение Мединского — и только.
Но я могу приложить к этому мнению многое другое. Например, мониторинг государственного телевидения. В массе передач осуществляется глубокая ревизия образа Брежнева, содержания так называемого "брежневизма". Я же не говорю, что это всё директивно управляется из Кремля… Я не столь наивен… Кроме того, если бы это управлялось из Кремля, было бы неинтересно. То-то и интересно, что это делает элита, а не истеблишмент. Масс-медийная элита, и не только она.
К этому могу добавить еще способ оперирования историческими прецедентами. Госпожа Слиска, например, никогда ничего не говорила о том, что Брежнев — её любимый герой. Для неё это недопустимо эксцентричное высказывание. Но она предлагала бороться с нынешней организованной преступностью (да и криминальностью в целом) с помощью воскрешенных народных дружин. То, что эти дружины не могут, оказавшись погруженными в нынешний контекст, не стать перифериями банд, она не учитывает. При этом её высказывание — это и не проект, и не пиар. Это мироощущение. Невнятное предъявление чего-то типа долженствования. Надо бы, чтобы было так…
Речь идет не о том, чтобы бросить камень в чей-то конкретный огород. Почему бы Слиске не предъявлять такое "надо бы"? В любом случае, оно на порядок лучше того, что предъявляет Ксения Собчак. У которой совсем другое "надо бы".
Но даже антагонизм этих "надо бы" не подрывает единства супербренда. Константин Устинович Черненко и специфический журналист Виктор Луи, являвшийся посредником в международных (американо-советских и иных) элитных коммуникациях брежневской эпохи, могли быть полными антиподами по части "надо бы". Но супербренд был единым. Эксцентрика Виктора Луи (в том числе, и в виде автомобиля марки "Порш") допускалась супербрендом эпохи, предполагавшим как субукладность и субкультурность, так и сцементированность всего этого многообразия какими-то правилами общей социальной игры.
Внятные формулировки Мединского… Менее внятные адресации Слиски… Что еще привести в доказательство? Нарастающую "канцеляритность" речи? Генерализованный интонационный стандарт?
В конце концов, все, наверное, понимают, что я говорю не о буквальном копировании той эпохи — оно невозможно. Я о чем-то, что разлито в воздухе этой эпохи. И не только в воздухе, которым дышат обитатели элитных особняков ценой в десятки миллионов долларов. Тем же воздухом дышат обитатели гораздо более скромных коттеджей. И даже сайдинговых строений с аккуратно подстриженными газончиками и умильными гномиками посреди оных.
На расширенном Госсовете Владимир Путин говорил о развитии, а элита слушала. Она не фыркала, упаси бог. Она умилялась, восторгалась. Но содержание было ей абсолютно чуждо. Не говорю об отдельных людях — говорю о социальном целом. Целое ведет себя совсем не так, как отдельные люди. Целое вело себя совершенно так же, как на XXV Съезде КПСС.
И что дальше? Можно ли противопоставить элитному бренду — народный? И сказать, что "Н-00/08" — это "Сталин"?
И да, и нет. В народных массах рейтинг Сталина кроет все остальные рейтинги. И это неслучайно. Но функционирование супербренда "Сталин" в неэлитных слоях общества весьма специфично. Нынешний способ функционирования этого супербренда — мечтательно опаслив. Мол, хорошо бы… Эх-бы… Но… Словом, нужно, чтобы «этот Сталин заявился во все дома, кроме моего собственного».
Никакого отторжения Сталин не вызывает. Вызывал, но не вызывает. Восхвалять его, адресоваться к его опыту… Все это не только допустимо, а стало хорошим тоном… Лезть же снова в холодную воду реального сталинизма… Нет уж, лучше теплая субстанция статус-кво.
Пока надо всем доминирует желание сохранить статус-кво. Или, еще точнее, не оказаться еще раз в водовороте перемен.
Присказка брежневской эпохи — "Только б не было войны". Присказка нынешней — "Только б не было реформ". Присказки разные, но сходство есть. Рев площадей конца 80-х годов: "Мы ждем перемен!" — заменен на сдержанное всеобщее рычание: "Никаких перемен! Никаких вообще! Ни на йоту!" Зюганов и Жириновский — это тоже перемены. Хотя…
Представьте себе кандидата по фамилии "Зюриновский". По официальным цифрам, он набрал бы примерно 30%. Оторвать от "партии власти" наиболее патриотическое крыло он бы мог. А это еще 15-20%. Кроме того, никто не знает, кого бы он мобилизовал из "непришедших".
Мне скажут, что такого кандидата нет. Я отвечу фразой эпохи Кромвеля: "Такие люди, как молния, — о них узнаешь, когда они поражают". Так хотят люди перемен или не хотят? А вам никогда не случалось чего-то не хотеть (причем очень страстно) и одновременно…?
Словом, всё, что ниже "элиты" (и очень условного среднего класса), находится в крайне неустойчивом состоянии.
Поэтому я предлагаю всё же для начала сосредоточиться на этом самом "Э—00/08".
ЧАСТЬ 4. БРЕНДЫ И СУТЬ ПРОЦЕССА.
Есть супербренд. И есть генерализованный бренд.
Генерализованный бренд — новый. И он очевиден: развитие. Прежний генерализованный бренд — стабильность. Новый — развитие.
Прежний маркируется личностью Путина. Новый — личностью Медведева.
Ничего плохого нет в этом самом новом генерализованном бренде. Нам действительно позарез нужно развитие. Хотелось бы не бренда, а чего-то большего. Но, во-первых, есть то, что есть. Во-вторых, бренд, как я уже говорил, — это совсем не мало. Хоть что-то из него перетечет в реальность. А в-третьих… В-третьих, надо попытаться ухватить суть текущего процесса. Размышления же о должном — адресуют к другому жанру.
Суть же весьма масштабна. И то, что мы доберемся до нее через бренды, никак не девальвирует результат.
Масштабная суть собственно политического процесса состоит в том, что новый генерализованный бренд порождает нечто, отдаленно сходное с перестройкой.
Ведь что такое была перестройка? Это был уход от застоя. Хочу ли я этим сказать, что Медведев — это Горбачев-2? Совершенно не хочу этого сказать. По крайней мере, он не в большей степени Горбачев-2, чем Путин — Брежнев-2.
Медведев — волевой, жесткий и быстро развивающийся политик. О содержании этой политики говорить рано. Оно крайне вариативно. А вот что-то уже понятно. Например, что разговоры о марионеточности Медведева, мягко говоря, весьма и весьма наивны.
Но дело не в политиках, а в политике. То есть в тенденциях, выявляемых, в том числе, и через генерализованные бренды. Была — стабильность… Теперь — развитие.
Мне возразят: «Говорится о сочетании стабильности и развития».
Так-то оно так. Но сочетать это крайне трудно. А кто-то считает, что невозможно в принципе.
Пока речь идет только о словах — все в порядке. Более того, такой разговор (при всей его проблематичности в философском и практическом смысле) имеет внятный третий — собственно политический — смысл.
ЭТОТ РАЗГОВОР МАРКИРУЕТ СОБОЙ ЕДИНСТВО КУРСА ПУТИНА И КУРСА МЕДВЕДЕВА.
Путин говорил о развитии на расширенном заседании Госсовета. Путин, а не Медведев. И политически это крайне важно. Медведев же, говоря о развитии, все время подчеркивает, что оно должно быть стабильным. И это тоже политически важно.
Но такой разговор — не более чем разминка.
А дальше начинается главное. Приходит новый лидер… Если он просто приходит и продолжает курс — это одно. Но если он — лидер развития, а предыдущий лидер — это лидер стабильности, то это другое.
Представим, что этот новый лидер осуществляет какие-то кадровые изменения. Если он просто новый лидер, то ничего особенного. Известное дело, «новая метла».
А если новый лидер предъявляет себя через новый генерализованный бренд («лидер развития»), то и новые кадры — это «кадры развития», а старые — «кадры стабильности». Но рано или поздно окажется, что старые кадры — это плохие кадры, а новые кадры — хорошие кадры. А как иначе?
И тоже, вроде, ничего особенного. Однако если старые кадры — это кадры стабильности, а новые кадры — кадры развития, то оказывается (понемножку, по миллиметру), что стабильность — это плохо, а развитие — хорошо. Но плохая стабильность — это в каком-то смысле застой (застой-2). А альтернатива застою-2 (хорошее — всегда альтернатива плохому) — это перестройка-2.
А тут еще та самая суть… Может быть, суть не так уж и интересна. В политике такое часто бывает. Но от этого суть не исчезает и не перестает "ворожить".
Устойчивое развитие — миф. Точнее, фигура речи, прикрывающая неразвитие.

"Ни один из нас бы не взлетел
Покидая землю, в поднебесье,
Если б отказаться не хотел
От запасов лишних равновесья".

Теория равновесия, "теория баланса" — это одно. Теория развития — другое. Впрячь в одну телегу коня и трепетную лань не удалось даже Альберту Гору, творцу этой самой идеи устойчивого развития.
Застой-2, перестройка-2… Повторение, о котором я говорю, ни в коем случае не будет буквальным. Но тонкое сходство в ситуациях может возникнуть. Для того, чтобы точнее разобраться в подобных тонкостях, нужно вспомнить детали перестройки-1.
Внутри неё ведь было несколько фаз.
Первая фаза называлась "ускорение".
Если бы перестройка реально пошла по пути ускорения (мобилизации возможностей системы под цели форсированного развития), то перестройка не только не оказалась бы крахом Советского Союза. Она спасла бы СССР и вывела на новые горизонты.
ЕСЛИ ХОТЕТЬ ФОРСИРОВАННОГО РАЗВИТИЯ, ТО ГЛАВНАЯ ЗАДАЧА СОСТОИТ В ТОМ, ЧТОБЫ НЕ ДОПУСТИТЬ УБИЙСТВА НОВОГО УСКОРЕНИЯ. И ВСЕ КАЧЕСТВА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРА — ЖЕСТКОСТЬ, РАЦИОНАЛИЗМ, СИСТЕМНОСТЬ, — ДОЛЖНЫ БЫТЬ НАПРАВЛЕНЫ НА ТО, ЧТОБЫ ВОСПРЕПЯТСТВОВАТЬ ТАКОМУ УБИЙСТВУ.
Так что убило ускорение?
Бренд под названием "сталинщина". И у меня есть самые серьезные основания считать, что этот бренд и был специально придуман для того, чтобы не допустить ускорения. Мобилизовать систему нельзя без элементов правильного, гибкого авторитаризма. Отнюдь не какого попало, а именно нужного. Потому что есть и такой авторитаризм, который несовместим с развитием и даже уничтожает все его предпосылки. Но если сходу сказать, что любые элементы гибкого авторитаризма, соединенные с развитием, это мерзость, рецидивы сталинизма, — оказывается, что система немобилизуема.
Еще раз подчеркну, что все параллели условны. Но если их проводить (а это необходимо делать во избежание худшего), то получается следующее.
Ускорение перекрывалось брендом "сталинщина".
Ускорение-2 может перекрываться брендом "чекизм".
"Чекизм" в функциональном смысле равен "сталинщине-2".
Теперь вдумаемся: на самом деле система немобилизуема потому, что перекрыты её мобилизационные возможности. Но говорить об этом "не положено" (кстати, главное правило застоя, которое продолжает действовать).
А о чем-то говорить надо. И надо продолжать по инерции искать возможности мобилизации, уже зная, что их нет. Как это сделать?
Тогда начинается следующая фаза перестройки — очищение. Что это такое в системном смысле?
Система на самом деле немобилизуема потому, что единственная возможность ее мобилизации (гибкий и эффективный дозированный авторитаризм) убита. Но об этом не говорят. И ищут, ищут… Что же мешает? В ходе фиктивных поисков выясняется: "Батюшки! Мешает-то засоренность системы! Давайте ее очищать". Начинается борьба с коррупцией.
Борьба с коррупцией без развития и гибкого дозированного авторитаризма (а) невозможна, (б) разрушительна.
Рушащейся системе выносится окончательный диагноз: неулучшаема. Дескать, "и ускоряли, и очищали, сами видите — ничего не выходит, надо менять систему". А как менять? Система сопротивляется. Нужна "демократизация" (третья фаза). Ее энергию надо направить на подавление сопротивления системы (активизировать "живое творчество масс"). Направляют. Система рушится полностью (четвертая фаза).
Что я хочу сказать? Что это ОБЯЗАТЕЛЬНО повторится? Нет! Я хочу сказать СОВСЕМ другое. Что для того, чтобы это НЕ ПОВТОРИЛОСЬ, тот печальный опыт НАДО УЧИТЫВАТЬ. Причем не на уровне буквальности (тут все совсем разное), а на уровне коварных системных аналогий. Их ни в коем случае нельзя воспроизводить.
ЛЮБЫЕ ОТДЕЛЬНЫЕ БЛАГИЕ ДЕЙСТВИЯ МОГУТ ОБЕРНУТЬСЯ СВОЕЙ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬЮ, ЕСЛИ СТРАТЕГИЯ И СИСТЕМНОСТЬ ПОДХОДА ОТСУТСТВУЮТ.
Это первый — собственно политический — шаг к развитию. Не повторить опыт демонтажа ускорения. Такова первая задача. Но — не единственная.
Продолжение следует