ВОЛЯ И ВЕРА

НОМЕР 10 (746) ОТ 5 МАРТА 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Юрий Рябинин
ВОЛЯ И ВЕРА
Апокриф о встрече Сталина со святой Матроной
Одна из самых почитаемых русских святых — блаженная Матрона — во время войны неизменно молилась за победу христолюбивого русского воинства над супротивными, за страну Российскую и за ее верховную власть. По воспоминаниям близких к ней людей, блаженная с какой-то особенной симпатией относилась к Сталину.
Способная проникнуть в душу любого практически человека, м. Матрона, возможно, распознала в Сталине личность, сформировавшуюся в значительной степени под влиянием православного вероучения, а значит вовсе и не потерянную для Бога и для церкви. Политика, проводимая Сталиным с середины войны и до самой своей смерти, кажется, вполне подтверждает такое представление: покровительство, которое Сталин оказывал в этот период Русской Церкви сравнимо разве с деятельностью величайших державных повелителей — апологетов христианства — Константина Великого, Юстиниана и др. Достаточно только вспомнить об учреждении Сталиным новой Московской патриархии в конце 1943 года.
Более того, можно очень небезосновательно предполагать, что после смерти жены Сталин монашествовал. И ни в каком ни в переносном смысле, а как будто вполне натурально. Боже упаси! — мы не претендуем на сенсационное заявление, что, де, Сталин — монах. Никаких достоверных фактов, подтверждающих это, нет. Но ведь с другой стороны вопросы веры, они менее всего нуждаются в документальном, юридически оформленном, подтверждении. Можно вести совсем не монашеский и богопротивный образ жизни, имея свидетельство о пострижении хоть за подписью самого святейшего патриарха. А можно вовсе не исполнить соответствующего обряда, а жить при этом по самому строгому монашескому правилу. И кто скорее наречется сыном Божиим?
Монашествовать, как известно, не обязательно непременно в затворе и с тяжкими веригами на раменах. До сталинского христианского ренессанса на территории СССР не существовало ни одного монастыря. Во всяком случае, легально действующего не оставалось ни одного. Но при этом монашествующих было нисколько не меньше, чем до гонений на Церковь. Если монаха из монастыря переводили в лагерь, то это не значит, что он переставал быть монахом. Если монах вынужден был снять рясу и надеть рабочую спецовку или бухгалтерские нарукавники, то, опять же, это не означает, что он лишился сана. Бог, как говорится, не в бревнах, а в ребрах. Можно быть вроде бы мирянином, служить в должности, по всем признакам оставаться благонамеренным гражданином, но при этом личную жизнь строить по строгому монашескому уставу. В советское время таких монашествующих мирян было не так уж мало среди всех слоев общества.
То, что Сталин был редкостным аскетом, каким не всякий подвижник веры бывает, не отрицают даже самые злобные его ненавистники. Недавно выступал по телевидению один из охранников Сталина и рассказал, как он однажды, не в силах совладать с мальчишечьим любопытством, украдкой заглянул в хозяйский гардероб: а что же там хранится? Какие же шедевры портняжного искусства скрываются там от посторонних глаз? Наверное, товарищ Сталин, как тот пушкинский Скупой Рыцарь, весь день минуты ждет, когда бы распахнуть свои закрома, облачиться в белоснежный, шитый золотом, мундир, подойти к самому большому в Кремле зеркалу и, сверкая бриллиантами орденов, сказать самому себе: вот он, повелитель полумира!
Размышляя таким образом и опасаясь, как бы не ослепнуть от волшебного блеска парадных облачений генералиссимуса, охранник боязливо приоткрыл дверцу шкафа… Спустя полвека он рассказывает, что у него самого — в то время едва ли не мальчишки — гардеробчик был куда солиднее сталинского. Он привык уже долгое время изо дня в день видеть всесильного отца народа в одном и том же потертом, выцветшем френче — ветеране Великой Отечественной. Но этот френч по сравнению с тем, что висело в шкафу на плечиках, мог показаться коронационным облачением предшественника генсека. Охран- ник обнаружил за дверцей едва ли не лохмотья.
Вряд ли Сталин соблюдал посты — это слишком бы бросалось в глаза окружающим. Но то, что он далеко не был чревоугодником, опять же вынуждены, обычно косвенно, подтверждать даже его записные обличители в своих злопыхательских сочинениях. А уж как Сталин выпивал! — это вообще можно было использовать в качестве агитационного примера в период горбачевской кампании по борьбе с пьянством. Осмелимся даже привести такое сравнение: он выпивал, будто причащался! Впрочем, может быть, он помимо того еще и причащался. Кто знает? Приведенные примеры делают такое предположение очень правдоподобным.
Какой-нибудь скептик непременно заметит: он же трубкой день и ночь дымил! Хорош монах! Но вспомним, что тот же августейший предшественник генсека курил, пожалуй, не меньше, однако это не помешало ему вообще быть прославленным в лике святых.
Нынешние наши "тираноборцы", чтобы уязвить покойного "тирана" — живому-то многие из них еще успели поаплодировать, — усердно выискивают в его жизни, в его облике любую зацепку, любой повод бросить на исполина свою пигмейскую тень — каблуки набивал, чтобы казаться повыше ростом, рябой, рука сухая — и раздувают из мухи слона: вот же он какой! презирайте его вместе с нами! Но, кажется, никто из них за многие годы своей титанической борьбы не придумал очернить Сталина какой-нибудь амурной историей. Сюжетов такого рода о похождениях известного плейбоя Берия — сколько угодно. О Ленине, и то поговаривают. Но вот о Сталине почему-то — молчок.
В связи с этим вспоминается байка екатерининской эпохи. Однажды какой-то губернатор подошел к графу Орлову и слезно пожаловался: Алексей Григорьевич, — житья нет! — кто-то всё время распространяет слухи, будто я беру взятки; помогите, посодействуйте восстановить репутацию… Орлов ему отвечает: а вы знаете, сударь, я вот взяток не беру, и обо мне никто таких слухов не распространяет.
Сталин овдовел в 1932 году. Ему тогда было едва за пятьдесят. Казалось бы, при его-то возможностях, при его-то неограниченной власти, кремлевскому горцу не поздно было еще устроить в своей резиденции женскую половину на зависть всем султанам и шахам. Но где же они эти невольницы-наложницы? Неужели ни одна из них не вошла в историю? И почему же ни один изощренный стилист не расписал с натуралистическими подробностями очевидца забав дорвавшегося до молодого женского мяса стареющего и потому особенно опасного маньяка? и ни одно золотое перо не вывело красочно и трогательно хотя бы единственную девичью судьбу, загубленную за зубчатой стеной? Обычно — и с симпатией к Сталину, и без таковой — пишут, что в окнах его апартаментов всю ночь горел свет, и тень с трубкой по занавескам мелькала: "…шагаете в кремлевском кабинете, дымите трубкой, не смыкая глаз". Можно, конечно, это объяснить, как совсем уж извращенную форму эротомании…
По свидетельству многих, Сталин крайне неодобрительно, неприязненно, с какой-то патриархальной стыдливостью, старомодной целомудренностью, смущением, относился к любому проявлению сексуальной распущенности. Члены политбюро любили в Кремле смотреть фильмы всем кворумом. И если в какой-нибудь заграничной картине были любовные сцены, по нынешним-то временам совершенно невинные, но по стандартам прежней морали довольно фривольные, кремлевский схимник обычно вставал и уходил. Он бежал от этого, как от чего-то постыдного, греховного.
Кто-то непременно возразит: да разве может такой жестокий и кровавый диктатор быть верующим человеком? Прежде всего, заметим, степень жестокости ни в коем случае не исчисляется количественными показателями. Сын, имеющий только намерение выгнать из дома престарелую мать, даже еще не сделавший этого, человек несоизмеримо более жестокий, чем диктатор, сгноивший миллионы своих подданных в голой тундре. А сколько таких сыновей стоят нынче по храмам со свечками! И никто не скажет, что они не верующие. Поди-ка их разбери, — верующие они или нет? Раз декларируют свою веру, стало быть, так и есть.
Кроме того, Сталин был уж никак не более жестоким и кровавым, чем некоторые его предшественники — верховные правители России, принадлежность которых к православной церкви ни у кого не вызывает сомнения. Самый яркий и традиционный пример, разумеется — Грозный. Но вспомним самого крестителя Руси — святого Равноапостольного князя Владимира Святославича. Решившись осчастливить соотечественников новой верой, он объявил коротко: "Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб — да будет мне враг". Нетрудно вообразить, каково это в древней Руси было почитаться врагом великого князя: спуск шкуры долой, как в басне старика Крылова, таковым был обеспечен.
Вот, что говорил о Сталине известный московский священник и духовный писатель о. Дмитрий Дудко: "Если с Божеской точки смотреть на Сталина, то это в самом деле был особый человек, Богом данный, Богом хранимый… Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для всего мира. Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек. Не случайно в Русской Православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже "Вечную память", так случайно не могло произойти в самое безбожное время. Не случайно он и учился в Духовной Семинарии, хотя и потерял там веру, но чтоб по-настоящему ее приобрести. А мы этого не понимаем… Но самое главное все-таки, что Сталин по-отечески заботился о России".
Когда отец Дмитрий говорит о Сталине: "с внешней стороны атеист", — он имеет в виду чисто декоративную сторону — звезды, кумач, ленинский профиль, "Интернационал" и т.д. Мы же привели в пример другую, сугубо личностную, характерную, "внешнюю сторону" жизни Сталина, позволяющую нам утверждать, что он был человеком православным. Может быть, и воцерковленным. Может быть, даже и монашествующим. Впрочем, одно только одобрительное мнение м. Матроны о Сталине делает совершенно излишним всякое заступничество за него, исключает необходимость искать примеры, подтверждающие его праведность, его истинную христианскую духовность. Поручительство крупнейшей русской святой говорит само за себя.
По слухам, Сталин и м. Матрона встречались. Это якобы произошло вскоре после начала войны.
Как-то, уже в наше время, на могилку к м. Матроне на Даниловском кладбище пришла старушка, с давних пор знавшая блаженную, и рассказала такую историю. Во время войны её сын состоял в кремлевском обслуживающем персонале. Случалось ему изредка и попадаться на глаза советским небожителям, в том числе самому Сталину. И вот однажды он набрался смелости и обратился к любимому вождю. Он сказал ему, что в Москве, неподалеку от Кремля, на Арбате, живет редкостная провидица, настоящая святая, предсказавшая многим самые невероятные события, впоследствии действительно случившиеся. И если товарищ Сталин хочет узнать что-либо о судьбах Отечества, то старица непременно его примет и верно скажет, что ждет Россию. Сталин заинтересовался. Расспросил подробнее работника о Матроне, велел помощникам записать адрес. А вскоре и явился к ней в Староконюшенный собственной персоной. Долго ли, коротко ли они разговаривали — не известно. Молва сохранила лишь пророчество м. Матроны о неминуемой победе русских. После чего Сталин укрепился духом и, подчинив своей железной воле весь народ — от маршалов до рядовых бойцов, — отстоял столицу, а затем и вовсе изгнал новых ордынцев из священной русской земли.
Скорее всего, в подлинности этого свидетельства усомнятся не только атеисты с тираноборцами-иноверцами, но также многие люди церкви и почитатели Сталина: всегда жизнеописания и крупных государственных деятелей, и знаменитых подвижников веры, всегда они обрастают всякими легендами, красивыми преданиями, занятными небылицами. Так же и визит Сталина к м. Матроне, может быть, всего лишь, легенда, чей-то вымысел. Но если все-таки признать, что Сталин, вынужденно переболев большевистским язычеством, исцелился и возвратился к своей исконной православной вере, то его визит к м. Матроне выглядит поступком не менее естественным, чем посещение князем Димитрием Иоанновичем Сергия Радонежского накануне Куликовской битвы.