Гость из прошлого — это всегда знамение… Каков гость, таково и знамение. Новым гостем из прошлого стал Ю.Афанасьев, опубликовавший 25 января 2008 года статью в "Новой газете". Называется статья "Сирены современной России". Ну, сирены и сирены.
В этой статье Афанасьев обращается к неким общественным группам, которые чутко следят за тем, что происходит со свободой в моем Отечестве. Ну, обращается и обращается. К кому-то автор всегда должен обращаться… Слава богу, что есть общественные группы, обеспокоенные тем, что происходит со свободой в моем Отечестве. А даже если у Афанасьева есть иллюзии, и таких групп нет, все равно я счастлив, что кто-то еще готов защищать идеал свободы в современной России.
Кто такие "сирены"? Это (цитирую Афанасьева) — "Кончаловский, Павловский, Михалков, Проханов, Кургинян, Сванидзе, Леонтьев, Соловьев, Радзиховский, Познер, Пушков, Ципко, Шевченко, Мигранян, Марков, Дугин, Третьяков, Доренко, Калягин, Бурляев, Белковский, Глазунов, Никонов".
Согласитесь, что список очень солидный. Охвачен крайне широкий спектр. Широта спектра вроде бы тянет на анекдот. Но я не стал бы торопиться с оценкой. Намного важнее, что список этот воспроизводит некую давнюю либерально-инквизиционную практику. С чего бы это вдруг? Почему Ю.Афанасьев, ратуя за свободу, составляет проскрипционный список врагов свободы — понятно. Как говорила Липочка в бессмертной драме А.Островского "Свои люди — сочтемся!", "в ихнем кругу все так делают". Да, делают, но с разным рвением, соответствующим содержанию текущего момента.
Иногда — поЧти не делают. Иногда — делают так, что дух захватывает. Но составление доносительных листов — неистребимое качество наших вольнодумцев и борцов за свободу. И с этим ничего не поделаешь. Почему "Новая газета" дает этому "зеленую улицу" — более интересный вопрос. И еще более интересный вопрос: что сие означает? Что выражает? Что знаменует?
СМЫСЛ ЗНАМЕНИЯ
Я ведь говорил, что гость из прошлого — это знамение. Так что за знамение-то? В чем смысл? Смысл… Вопрос о смысле в сегодняшней аналитической культуре, согласитесь, чуть ли не подзапретный.
Как-то так получается, что сегодня никто ни в чем не хочет обнаруживать никаких смыслов. Явление — да. Смысл — нет. Ничто ничего не означает, не выражает и не знаменует. Оно есть то, что есть, и все тут. Статья Афанасьева — это статья Афанасьева.
Подобную аналитическую культуру кое-кто называет "песней акына". Но я отвергаю это название и сопряженные с ним образы ("…Степь, караван идет, один верблюд справил нужду, другой… а в чем же соль? Соли нет, одно дерьмо"). Я слишком уважаю фольклор Средней Азии (например, эпос о Манасе), чтобы проводить такие сравнения. И я слишком уважаю верблюда. Верблюд — это корабль пустыни, это героическое и поэтическое животное. Поэтому естественное исправление верблюдом своих физиологических потребностей никак не может быть сопоставлено с деятельностью Ю.Афанасьева и ему подобных. Потому что верблюд несопоставимо благороднее.
Но то, что "караван либералов" идет и занимается этим самым, — это точно. Караван состоит из многих. И делают они это один за другим. Сначала Ю.Афанасьев, следом за ним некий гражданин США Борис Парамонов в той же газете делает то же самое. Называется это "Песня о Родине". Что именно делает? Сами читайте и нюхайте. В двух словах — патриотизм наш это несусветная гадость, равно как и наша "патрио" (то бишь Родина). Попробовал бы гражданин США Б.Парамонов исполнить такую же песню в отношении США… Но он потому и гражданин США, что пробовать не будет. И будет гражданином США, пока не попробует.
Но почему идет целый караван либералов? В чем смысл (он же — соль из вышеприведенного анекдота)? Те, кто должен по роду профессии думать о смысле, почему-то предпочитают считать, что караван есть, а смысла нет ("соли нет, одно дерьмо"). Я же считаю, что смысл существует. А отказ от понимания этого смысла — непростительно легкомыслен.
Легкомыслие становится опасным политическим фактом только тогда, когда совсем разные политические силы начинают в чем-то действовать одинаково.
Если Ю.Афанасьев, Б.Парамонов и другие будут легкомысленно исполнять свои функции, а их оппоненты также легкомысленно отказываться от анализа продуктов подобной мыследеятельности, то возникнет тотальное легкомыслие.
Легкомыслие — не политический факт, а некое свойство определенных мыслящих особей. Тотальное легкомыслие — это макрофеномен и макротенденция. И в этом смысле — политический факт. Когда такие "макро" возникают внутри не отвергающего их общества — добра не жди.
Так что давайте лучше поищем смысл. И для этого обратимся к истории. Наш оппонент считает, что мы никогда к ней не обратимся. Потому что легкомысленны, как и он. И на то есть свои причины. Мол, начнешь обращаться, многим мало не покажется.
Не знаю, как многим, но ваш покорный слуга к истории обращался, обращается и будет обращаться. Ибо это обращение — единственный способ нахождения смысла в чем бы то ни было. Начнешь оглядываться на прошлое — и иначе увидишь смысл настоящего. Даже если это настоящее является буквальным повтором прошлого. То есть дежавю. Опять же важно, на какую тему дежавю.
Итак, жанр — дежавю. Тема — проскрипции.
ПРОСКРИПЦИОННОЕ ДЕЖАВЮ
Дело в том, что Афанасьев уже составлял проскрипционные списки лет этак двадцать назад. Составлял — и оглашал. Оглашал он их на очень модной и влиятельной тогда "Московской трибуне". Сейчас уже забыли, что такое "Московская трибуна", а зря.
Выступая на этой трибуне в те далекие годы, Ю.Афанасьев размахивал моей книгой "Постперестройка" и говорил буквально следующее: "У коммунистов появились мозги, и с этим срочно пора кончать".
Уже тогда возникало несколько вопросов.
Вопрос №1. Почему с мозгами надо кончать? Может быть, надо обрадоваться, что они возникли, вступить в диалог, развить дискуссию? Или собственных мозгов нет, и интеллектуальная дискуссия невозможна?
Вопрос №2. Либеральна ли формула, согласно которой надо кончать с мозгами? Как быть, например, с фразой великого либерала из шиллеровской трагедии "Дон Карлос" маркиза де Позы: "О, дайте людям свободу мысли"? Понятно же, что одновременно "кончать с мозгами" и давать свободу мысли невозможно. Фразу Вольтера "я не разделяю Ваших убеждений, но готов отдать жизнь за Ваше право их высказывать" — уже так затерли, что дальше некуда. Но какой без нее либерализм?
Вопрос №3. Как именно можно "кончать с мозгами"? Мысль свободна. Цензура невозможна. Значит, нужно развернуть какие-то неслыханные психологические репрессии. Но это называется "охота на ведьм" или "грязный пиар". Если это устроить, то "прощай, достоинство", и какой либерализм?
Вопрос №4. Что будет после того, как с мозгами покончат? Появятся безмозглые, но не бессильные. Это прямой путь триумфу подворотни. Зачем он нужен либерализму? Подворотня покончит с одними мозгами — займется другими. Потому что для кого-то любые мозги — это пакость, и с ними со всеми пора кончать. Так что либерализму нужен триумф подворотни? Какой же он тогда либерализм?
Вопрос №5. Кто порекомендовал Афанасьеву так своевременно и мудро заявить, что с мозгами пора кончать?
Начнем с ответа на последний вопрос.
Может быть, никто ничего Афанасьеву тогда не рекомендовал? И это был просто зов его души? Увы, я точно знаю, что была письменная рекомендация. Точно знаю, чья. Знаю я это, как сейчас говорят, не "вааще", а "чисто конкретно". То есть "с точностью до прочтения этой рекомендации".
Но мало ли, что я знаю? Как доказать-то? Мало ли, как! Например, по уровню реакции на указания Афанасьева. Я тогда еще математикой баловался. Хотите, покажу кривые, демонстрирующие масштаб информационной войны, начатой тогда же? Хотите, добавлю к этому хронологию? Информационная война началась через три дня после тогдашнего выступления Ю.Афанасьева. В ней участвовало два десятка газет. Она длилась многие месяцы. В пределах войны согласованно менялись тематические регистры и интонации.
Кто этим управлял? Афанасьев из своей квартиры? Некий штаб в его Историко-архивном институте? До каких пор можно "ваньку-то валять"?
Война строилась на оголтелой лжи. Все нарицательные сейчас творения грязных пиарщиков — "отдыхают". Увы, наш либерализм не вобрал в себя великие идеи гуманизма. Он не считает, что в правде сила. Печатать в своих официальных публичных биографиях, когда и сколько работал у Ельцина, при этом смотреть в глаза оппоненту и говорить "Я не работал у Ельцина", — это норма нашей извращенной либеральной культуры.
Кончать с мозгами… Устраивать информационные репрессии… Основывать их на лжи… Применять самые грязные пиар-технологии… И называться либералами, ахая по поводу бесчестности кремлевских пиарщиков… Кто это все исполняет? Наследники идеалов Гюго?
Есть историческая память, и они ее у нас не отнимут. Я это буду помнить. Мои дети и внуки будут помнить.
Но помнить — не значит ненавидеть. У меня нет ненависти к либерализму. Вот чего нет, того нет. У меня нет даже ненависти к той патологии, которая состоялась вместо него в России. Я не ненавидеть хочу, я хочу понимать. В любом случае, не бывает патологии такого масштаба, не имеющей политических и культурных корней.
У круга Ю.Афанасьева, взявшего на себя роль ревнителя свободы и назвавшего себя "либеральным", были тогда все возможности для подобной травли. И эти возможности были предопределены исторической ситуацией. Народ поддерживал советский реформационный либерализм, плавно перетекавший в ельцинизм. Ну, куда деться от правды-то? Поддерживал народ своего убийцу. На руках носил. И в этом его, народа, историческая ответственность.
Но я не буду называть этот народ разного рода скверными именами. Опять-таки, потому что не хочу ни восславлять, ни проклинать. Хочу понимать. Понимание же приводит к тому, что было нечто обоснованное в том народном безумии. Коммунистическая номенклатура страшно загнила. И народ это чувствовал. Не хочу сказать, что он чувствовал только это. В любом случае, его ответственность и правота страшным образом сочетаются. И все мы еще долго будем платить по этим счетам.
Прошло двадцать лет. Все эти двадцать лет мы пытались что-то доказать народу. И что-то, в общем-то, доказали.
Еще больше "преуспели" наши противники — весь этот круг Афанасьева. Они рассказали о себе много. Они раскрылись — бесстыдно и окончательно. Они продемонстрировали, "кто есть что" на языке творимой ими реальности.
Это не бесплатное удовольствие. Теперь у круга Афанасьева нет и в помине сотой доли тогдашней общественной поддержки. Нет и не будет. Так сложилась жизнь. И так ее складывали.
Возникла новая реальность. И посреди этой новой реальности — "те же и Мартын с балалайкой". Опять, гляди-тко, Афанасьев с его проскрипционными списками. Двадцать лет прошло… Двадцать лет!
У проскрипционщика — ни ветра в парусах, ни инфраструктуры. Без всякой поправки на время и обстоятельства, ничего не меняя и ничему не учась, надо взять и "наехать"! И принцип, заметьте, тот же: "Чую, чую, появились мозги! И не там, где это нужно…". Нужно кому?
Мне возразят: "Сам же говоришь, что историческая ситуация изменилась. Так чего дергаешься?"
Отвечаю. Есть ложная концепция исторических изменений. Она состоит в том, что любые такие изменения необратимы. Опирается эта концепция на теорию линейного прогресса. А ее противники говорят, что прогресса нет вообще.
Прогресс есть! И он обладает абсолютной ценностью. Но это, так сказать, крайне нелинейная штука. Иначе не было бы возвратов чего бы то ни было. Не было бы исторических циклов. Не было бы Темных веков или цивилизационных катастроф.
Исторические изменения всегда обратимы. Мера их обратимости определяется разумностью и эффективностью политического класса. Сегодняшний политический класс еще менее разумен и эффективен, чем его номенклатурный предшественник. А потому не пренебрегайте, не фыркайте! Не уповайте на то, что новая почва сама откажется взращивать старые ядовитые семена. Ничто хорошее само собой не происходит. Всегда нужно усилие — интеллектуальное в том числе. Что в данном случае оно должно иметь своим предметом — тоже понятно.
ПРЕДМЕТ — ЛИБЕРАЛИЗМ
Ю.Афанасьев выступает от имени нашего отечественного либерализма. И ведь не он один. Я не хочу приравнивать либерализм к его рупорам. Но и противопоставлять одно другому тоже бессмысленно. Надо разбираться с нашим либерализмом, разбираться по существу. Не "кончать с мозгами", как предлагает Афанасьев, а активизировать эту мыслительную деятельность. И не бояться, что появление мозгов у противника чревато для нас опасностью. Тупость чревата большей опасностью. Так что давайте думать о либерализме. Не проклинать, не воспевать — понимать.
Либерализм столетиями проигрывает Россию. Это факт. Но почему проигрывает? И как проигрывает?
Признав факт проигрыша, зафиксируем далее, что либерализм обвиняет в проигрыше Россию. Ее и только ее. Он делает это столетиями. Он бичует эту негодяйку за то, что она не может его полюбить. Он говорит ей, что от этой ее неспособности проистекают все беды.
Заметим, что только наш отечественный либерализм ведет себя подобным образом.
Только он не стыдится такой, позорной и аполитичной, линии поведения.
Только он никогда не спрашивает себя, почему он проиграл. И никогда не берет на себя ответственность за проигрыш.
Тем самым он лишает себя всяких шансов на что бы то ни было. В том числе и на саморазвитие. Потому что саморазвитие — это анализ своих ошибок. Своих, а не России.
Наш либерализм не хочет признаваться ни в каких ошибках. Каяться должны все, кроме него. Несовершенны все, кроме него. И особенно несовершенна Россия, потому что она его не любит. Так утверждает либерализм.
И он, утверждая это, оголтело, бесстыдно лжет. Потому что несколько раз за свою историю Россия полюбила либерализм.
Она его полюбила в феврале 1917 года и на подходах к августу 1991 года. И оба раза она за это поплатилась исторической катастрофой. Из этой исторической катастрофы Россию потом выволакивали другие, нелиберальные, силы. А либерализм, гаденько разбирая реальные или выдуманные несовершенства этих сил, внутренне остался, что называется, "при своих". Он себя ни в чем не корит. Он своих ошибок не признал. Разве что кто-то в эмиграции слегка поразмышлял над соучастием в катастрофах, унесших десятки миллионов жизней. Но именно слегка.
Слегка — это вообще родовая травма российского либерализма.
"Monsieur l'Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил…"
Вот именно, что всегда слегка. То есть всегда легкомыслие. Оно-то и есть болезнь. И болезнь, представьте себе, отнюдь не случайная. Если учить слегка, то продукт обучения не может не быть легкомысленным. Слегка и легкомыслие — это не случайно однокоренные слова. "Легкость необыкновенная в мыслях", — говорил Хлестаков у Гоголя.
Что показывает Гоголь, тыча нам в нос этим страшным своим героем? Что там, где легкомыслие, там и пошлость. Когда учат слегка, то продукт обучения — всегда пошляк. Это может быть очень эффектный пошляк, ядовитый, злой, но это именно пошляк. Потому что суть пошлости в поверхностных реакциях на то, что никак не может быть при такой поверхностности понято. Ну, не может, и все. Отсюда страшное отвращение нашего либерализма к пониманию чего бы то ни было.
Девяносто лет прошло с 1917-го года. Девяносто лет кто-то прославляет, а кто-то поносит, кто-то обвиняет, а кто-то оправдывает. Сколько можно? Когда-то должен начаться тяжкий труд по объяснению. И более того — пониманию. Объяснение и понимание — не одно и то же. Это раз и навсегда доказал Дильтей. Ну, да ладно…
Для начала отодвинем в сторону понимание. К нему еще вернемся. И обсудим хотя бы обязательность объяснения. От нее-то куда, казалось бы, денешься?
Что такое сталинизм? Предложите аппарат описания феномена, выявите его структуру, определите генезис. Будьте объективны! Ведь это же не плод безумных действий больного человека по фамилии Джугашвили! Так нельзя! А рядом находились тоже больные люди? Вся партия была больна? Хорошо, вся партия. А народ? Без поддержки народа как партия могла победить в гражданскую войну? Силами латышских стрелков, китайцев, кавказцев и евреев?
Буденный — это кто? Латыш? Китаец? Мингрел? Хасид? Дурочку-то сколько можно валять?
Тогда говорится, что болен был весь народ. И больной народ поддержал больную партию.
Далее возникает вопрос, почему он болен и чем.
Оказывается, что болен он несвободой. Началось, мол, это все с Ивана Грозного. А Иван Грозный откуда появился? Оказывается, что просто такой у нас народ — раб. А рабом его сделала власть. Китайский богдыхан не сделал свой народ рабом. Иранский шахиншах не сделал. Калигула не сделал. Филипп II не сделал. А Иван Грозный сделал. А почему это он сделал? Он был так беспрецедентно жесток? Более жесток, чем шах Аббас, "да будет благословенно имя его"? Чем Карл IX, устроивший Варфоломеевскую ночь?
Значит, дело не в жестокости властителей, а якобы в особой омерзительности русской души. Которая более, чем любая другая национальная душа, влечется к рабству.
Но если она так влечется к рабству, откуда революции? Да и многое другое. Французы к рабству не влекутся. Но под Гитлера они легли "на раз", за несколько месяцев. Героизм маки, Сопротивление никоим образом оскорбить не хочу. Не хочу — но правда очевидна. Известно, когда начали воевать и когда кончили. И чем кончили, тоже известно. Это — не рабская суть. А у русских — рабская. И потому они гитлеровцев, которые хотели их поработить и уничтожить (документы по плану "Ост" уж никак не выдумки), с колоссальными жертвами выгнали из страны. Неся колоссальные жертвы, гнали до Берлина и добили гадину в логове.
Пошляк и на это найдет что ответить. Пошляк всегда на все будет отвечать. Остротой слов он всегда будет умело прикрывать свою внутреннюю суть — гложущую его внутреннюю пустоту. Именно эта пустота и рождает особый тип существования. Достоевский прекрасно описал это… Не в "Бесах", не дождетесь. В "Записках из подполья".
Наш либерал — это человек из подполья. Подполья метафизического, онтологического, политического. "Свету ли провалиться иль мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить".
Подпольная психология, описанная Достоевским, очень глубока и даже трагична в своей отвратительности. Но у нее есть одно ограничение. Люди этого типа категорически неспособны к реализации какой-либо власти. А также осуществлению какого-либо проекта и так далее. Психология этого типа роковым образом воспроизводит раз за разом феномен либеральной импотенции.
Дело не в том, что Барышня-Россия не любит либералов. Дело в том, что либералы специфически любят Барышню. Как известный кот из анекдота ("три часа водил по крышам, все рассказывал, как его кастрировали"). Либералы не хотят окончательного обнаружения Барышней всех особенностей их антропологии. Поэтому они Барышню не только не любят. Они ее ненавидят. Но по известной подпольной схеме и влекутся тоже.
И здесь я могу от ответа на вопрос, почему нет объяснения, перейти к ответу на вопрос, почему нет понимания. Немецкая классическая философская школа, начиная с Шеллинга, доказала, что для понимания нужна, помимо интеллекта, еще одна обязательная мелочь. Она называется любовь. Любовь позволяет проникнуть в предмет не объяснительно, а иначе. Преодолеть ограничения субъект-объектных отношений.
Придется делать это вместо них. Потому что иначе содержание не раскроешь. Они не хотят развивать это самое содержание. И понятно, почему. Потому что на фоне такого содержания нечто слишком явственным образом обнаружится. Ну а нам-то что бояться этого обнаружения? Нам-то оно и нужно. И потому мы должны восполнить отсутствие их масштабного содержания. И перейти от мелочей к главному. Но что же главное?
ТУПИК СВОБОДЫ
Главное — это тупик свободы. Это огромная трагедия человечества. И обходить её при обсуждении темы глупо и недостойно.
Я никогда, в отличие от многих, не имел ничего против либерализма как такового. Потому что либерализм связан с такой невероятно важной проблемой, как проблема человеческой свободы. Каждый, кто растаптывает свободу или даже девальвирует её величие и важность, — для меня омерзителен. А поскольку настоящий либерализм — это подлинный певец свободы, то никакие расхождения с этим либерализмом не побудят меня кинуть камень в его сторону. Но ведь нельзя не признать, что проблема свободы — это невероятно больная и почти тупиковая проблема XXI века. Что все оказалось намного сложнее, нежели это представлялось великим либералам прошлого. Они-то считали, что человека стоит только освободить, и он взлетит. Освободить его надо сначала политически (Великая Французская революция), затем еще и социально (Великая Октябрьская социалистическая революция и предшест- вующий ей призрак, который ведь не случайно бродил по Европе).
Потом оказывается, что освободить сразу и политически, и социально может только коммунизм и только в мировом масштабе. Потом выясняется, что есть паллиатив в виде западного социального государства. И что это и есть "конец истории". Потом выясняется, что история все равно не хочет кончаться. И ей надо помочь с помощью интервенций и бомбардировок (сравни — экспорт революций). Но все это мелочи.
Пусть экспорт, пусть бомбардировки. Пусть конец истории. Пусть западная либерально-социальная скука… ЛИШЬ БЫ ВЗЛЕТЕЛ ЭТОТ САМЫЙ ЧЕЛОВЕК. Лишь бы воспарил, освободившись.
Трагедия в другом — что не взлетает. "Хороший ты мужик, — говорила героиня Нонны Мордюковой своему ухажеру. — Но не орел". В этом настоящая трагедия. Потому что если вообще "не орел", то что мы обсуждаем?
Но я и по поводу этой трагедии язвить не хочу. Трагедия — она и есть трагедия. Однако это у Руссо трагедия. И у Декарта, и у Монтескье. И у мучительно выясняющих отношения Локка и Гоббса. И у Сен-Жюста трагедия — Ромен Роллан описал. И у Ленина. И у Рузвельта.
У Афанасьева трагедии нет. У него есть один подпольный фарс на все времена. И что такое его свобода, понять не может никто, включая его самого. Это "свобода от"?.. Это "свобода для"?..
Мне вообще-то кажется, что наш либерализм не только антигосударственен, но и сугубо антигуманистичен. И что он потому и антигосударственен, что антигуманистичен. А что еще могут подарить нам с вами "Записки из подполья" в режиме исторического нон-стоп?
И, опять же, пошляк отбрешется. Он потому и пошляк, что всегда отбрешется. В этом суть определенного типа спора. Когда говорят, что в таких спорах ГИБНЕТ истина, то это емкая, но не вполне точная формула.
Главное, конечно, в сходном, но другом… В том, что в подобных спорах истина НЕ РОЖДАЕТСЯ. Она не обязательно гибнет. Она именно не рождается. Потому что свойства спорящего субъекта таковы (смотри выше). А при таких свойствах — какая беременность и какие роды?
У Генрика Ибсена есть страшная философско-политическая драма. Называется "Борьба за престол". Суть коллизии в отсутствии королевской идеи у того, кто претендует на власть. В итоге этот претендент — ярл Скуле — гибнет ради того, чтобы тот, у кого есть идея, ее осуществил. И осуществивший называет ярла Скуле "пасынком бога".
Наш либерализм не погибнет ради осуществления чьей-то идеи. Как там ядовито писал Зиновьев? "Секретарь обкома в бункере не удушится. Он скорее всех удушит, чем сам удушится". Вот так и наш либерализм.
Стыдно и страшно об этом говорить потому, что либерализм этот не без нашей помощи монополизировал категорию свободы. И ему ее отдали без боя. А свободу многие стали охаивать вообще. Это очень стыдно и мерзко.
Свобода — величайшее благо. И Россия это осознавала всегда. Другое дело, что в определенных условиях люди жертвуют свободой ради чего-то большего. На войне, например, жертвуют. А значит, свобода не является панацеей от всех бед. Иначе перед боевыми действиями в каждом взводе голосовали бы по поводу планов верховного главнокомандующего. И окончательный план принимался бы большинством голосов.
Абсолютно не собираюсь приравнивать все ситуации к военным. Я просто указываю на военную как на контрпример. Карл Поппер, яростный поборник свободы, говорил, что для опровержения чего-либо нужно не набирать статистику, а привести один контрпример. Так вот я и привожу один контрпример на тему о том, что свобода — не панацея. Она не панацея во время ведения боевых действий. Ну, и хватит. Почему надо оспаривать, что где-то она незаменима? Я тоже так считаю. Проведите границу, покажите, где кончается эта незаменимость. На войне она кончается. Где еще?
Но не ради теоретического спора с Афанасьевым я стал реагировать. И не ради того, чтобы сводить счеты или проблематизировать какие-то дурацкие проскрипционные списки. Главное для меня, как всегда, содержание определенного исторического периода. В данном случае — того узкого и во многом переломного периода, который мы сейчас переживаем. Периода больного и неспокойного. Периода, требующего своей диагностики. А также прогностики. Давайте к этому и перейдем, используя Афанасьева.
ДИАГНОСТИКА И ПРОГНОСТИКА
Мне кажется, что статья Ю.Афанасьева — это диагноз некоего состояния дел в стране. Дело не том, что Афанасьев ставит диагноз. А в том, что его статья — это диагноз. Причем, увы, долговременный.
А главное в этом диагнозе состоит в том, что в нюхе Афанасьеву не откажешь. У него есть нюх, как и у каждого нашего либерала ("у вас был правый уклон или левый? — запишите: колебался всегда вместе с линией партии"). Когда у людей нет ценностей (а я уверен, что у Афанасьева их нет ВООБЩЕ), они чем-то должны ценности заменить. Чем, кроме нюха?
Нюх этот отнюдь не сводится к потиранию рук в связи с выдвижением Д.Медведева. Тут-то как раз у изучаемого мною субъекта наличествует целая гамма противоречивых чувств. Удастся ли охмурить и кинуть… Не удастся… Что можно извлечь… Что потерять?
Есть более масштабный нюх — международный. "Демпартийный" Вашингтон просто оккупирован нашими либералами, которые чуют, что республиканской власти приходит конец, и срочно составляют проскрипционные списки. Мои знакомые из США жалуются, что совокупный список наших сограждан, которые должны пострадать в связи с подозрительной близостью к республиканской администрации США, составляет уже более пяти тысяч человек. Что ничем, кроме доносов, "либеральные гонцы из России" не занимаются. И что в доносах все сосредоточено на очень пошлых вещах (запрет на въезд в США, организация неприятностей по части собственности за рубежом и так далее).
Но это всё — лишь прагматический невроз, а не подлинная прагматика. За неврозом стоит нечто большее.
Первая причина возбуждения нынешнего либерала состоит в том, что он нюхом чует противоречивость нынешнего российского политического класса. С одной стороны, класс амбициозен и готов поиграть в патриотизм. И даже в самобытность. С другой стороны, он все глубже врастает в западное общество. Это уже не только счета за рубежом. Это собственность, бизнес, образование детей, натурализация семьи за границей и так далее.
Наш либерал хочет быть посредником в отношениях Запада и российского господствующего политического класса. Причем он хочет быть единственным посредником в этих отношениях. И рассматривает свою псевдоидеологию просто как главное и незаменимое доказательство, мягко говоря, лояльности Западу. В этом смысле наш либерал — стопроцентный раб. Просто у него другой хозяин. Не отечественный, а зарубежный. Но рабства ничуть не меньше. Можно обсуждать проблематичность свободы как панацеи. Но нельзя не презирать рабство, причем любое.
Наши либералы любят ссылаться на Салтыкова-Щедрина, бичевавшего, так сказать, почвенное рабство. Но Щедрин был шире. Доказательства уведут нас далеко, я лишь процитирую одно его письмо из Ниццы: "…И везде виллы, в коих сукины дети живут. Это беспредельное блаженство сукиных детей, их роскошь, экипажи, платья дам — ужасно много портят крови…".
В таких случаях говорят — без комментариев.
Не был бы наш либерал рабом — давно бы он что-то смог. А он не может ничего. И злится. И лебезит. Чем больше злится, тем больше лебезит. А чем больше лебезит, тем больше злится. И это первая фундаментальная причина его нынешнего возбужденного состояния.
Вторая причина возбуждения в том, что безупречный нюх либерала улавливает ускоренное загнивание нашего политического класса. Когда загнивает класс, а вместе с ним и страна? Когда класс удерживает власть, причем достаточно эффективно, и при этом не решает общественные проблемы, не отвечает на исторические вызовы. Это классическая формула загнивания. Так загнивала советская номенклатура. Так начинает загнивать новая номенклатура.
И тогда либерал потирает руки, похахатывает, обвиняет прогосударственных дураков, лишенных нюха, в готовности прочно приклеиться к тому, что "вот-вот тю-тю". Его ахи и охи состоят в том, что "негодяи прильнули к власти", а подтекст — в том, что "дураки прильнули к гибнущей власти".
Все, что не решает общественные проблемы и не отвечает на исторические вызовы, — будет гнить и смердеть. И для либерала очень соблазнительно приклеить к этому гниению все живое в России ("идиотские прислужники гибнущего режима"). Это — дежавю на тему распада СССР.
Тогда те, кто хотел отжать до конца минимальные шансы на спасение СССР, шли к гибнущему классу, понимая, что вне него СССР спасти невозможно. И убеждали класс решать общественные проблемы, отвечать на исторические вызовы. Решение проблем и ответ на вызовы, между прочим, не обязательно предполагают демократию, которая — не панацея.
Но ведь может быть и "диктатура гниения"! Для реабилитации демократии скажу, что она не так легко превращается в "бобок", как диктатура. Диктатура гораздо легче начинает гнить и сгнивает дотла. У демократии есть другой иммунитет, если она сочетает свободу с долженствованием, а права целого (общества, страны) с правами части (индивидуума).
Поскольку у наших либералов был только нюх, то они даже не могли понять, как это так можно — идти к гибнущему и протягивать ему руку помощи. Наши либералы — циники. Они вообще не понимают, что такое служение принципу. Для них каждый — циник. Не перепрыгивает, не предает — значит, на что-то рассчитывает, что-то хочет урвать. Такая интерпретация других свойственна людям, считающим, что весь мир устроен по их образу и подобию.
Однако не надо недоучитывать этого нюха. Вы ведь на охоте используете собак? А почему? Потому, что верите их нюху. Но ведь придя домой с охоты, если вы по профессии музыкант, вы не начнете сотрудничать с собакой в деле написания своей симфонии?
Афанасьев может полностью "сойти с катушек", потерять чувство меры, "поплыть" от избытка накопленного яда — НО НЮХ ОН НЕ МОЖЕТ ПОТЕРЯТЬ НИКОГДА. Особенно же нюх на сладкое загнивание. Потому что живому отвратителен мертвый дух. А для подпольщика он сладостен. Он только этим духом и способен подпитываться, этот самый подпольщик. Потому он его так хорошо и чует.
Поэтому не будем пренебрегать тонкой структурой текста, который предложил Афанасьев. И не будем ссылаться на то, что это дурно пахнет. Если бы наука чуралась запахов, мы бы все еще переживали такие эпидемии чумы и холеры, как в Средние века. Да что там наука! Разве диагностика и прогностика донаучной древности чуралась неблаговонных субстанций? Те же авгуры, например. И не они одни. Занявшись же структурой текста, мы обнаруживаем несколько существенных обстоятельств.
СТРУКТУРА КАК ИНДИКАТОР
Обстоятельство №1. Как и любой текст, текст Афанасьева имеет смысловую ось. Осью является негодование на то, что всякие там "враги свободы" не только выступают по телевидению, но и имеют театры, журналы, центры…
Это подпольное гаденькое начало, не скрывающее своей откровенно (всегда поражаешься — как так можно?) завистливой сути, содержит еще более скверный подтекст. Тоже абсолютно нескрываемый и обескураживающе бесстыдный. Поскольку в самом факте наличия разных там центров, театров, журналов ничего плохого обнаружить невозможно, а одной завистью сыт не будешь, то Афанасьев делает "ход конем". Поясню на своем примере.
Вот есть у меня театр, журнал и что-то еще. И никакой подпитки от государства это не получает. Не то чтобы я чурался этой подпитки. Но я как-то так привык жить. Афанасьеву это просто непонятно. Любому французу или англичанину понятно, а ему — нет. Афанасьев полностью исключает, что какой-то сумасшедший сегодня будет понижать уровень личного потребления ради того, чтобы обзавестись театрами или журналами. Поскольку театры и журналы нерентабельны, а в феномене их наличия Афанасьеву надо видеть конкретную выгоду, то ему совершенно ясно, что все эти невыгодности — на самом деле прикрытие для выгоды. Меня, мол, "подкармливают", я подкормку с кем-то "распиливаю", кому-то "откидываю", и для этого держу псевдоструктуры.
Англичанин или француз из числа самых прагматичных скажет: "Это он для репутации делает! А уже с репутации что-то имеет".
Афанасьев зайдется подпольным хохотом: "Какая репутация? Кого она сейчас в России волнует?"
ТО ЕСТЬ СМЫСЛОВОЙ ОСЬЮ РАССУЖДЕНИЯ АФАНАСЬЕВА ЯВЛЯЕТСЯ ПОДПОЛЬНОЕ СМЕРДЯЩЕЕ БЕССТЫДСТВО, КОТОРОЕ ГЛУМЛИВЫМ ОБРАЗОМ ХОЧЕТ ВЫСТУПАТЬ ОТ ЛИЦА ЦЕННОСТЕЙ И ЧИТАТЬ КОМУ-ТО МОРАЛЬ.
Обстоятельство №2. Афанасьев проклинает советский период как античеловеческий. Ничего нового, все это слышали миллион раз. И всегда поражало одно и то же. Кто такой сам Афанасьев? Кем он был во время этого "коммунистического ужаса"? Он был часовщиком, кочегаром или пораженцем в правах?
Он был ректором Историко-архивного института!
Что такое ректор? Это номенклатура соответствующих органов. Партийных, министерских и других. Это чиновник, часть системы. Афанасьева кто заставлял быть частью системы? Он хотел быть историком?
Ах, историком! Я читаю официальную биографию.
Окончил аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС в 1971 году.
В аспирантуру АОН принимались члены партии с высшим образованием, с опытом партийно-пропагандистской работы, преподавательской или литературной деятельности, проявившие склонность к научным исследованиям.
Иными словами, АОН была не просто ВУЗом при ЦК КПСС. Это был особый ВУЗ при "святая святых" ЦК — его высших кадровых и идеологических подразделениях.
А ведь Афанасьев еще после этого стажировался в Сорбонне. И когда стажировался? В 1971 году, сразу после окончания АОН, и еще в 1976 году. Кто организовывал в эти годы стажировки в Сорбонне — надо разъяснять?
Итак, оканчивал Афанасьев некое учебное заведение, которое было и сердцем и одновременно мозгом той самой "античеловеческой коммунистической системы", которую проклинает Афанасьев. Мы видим по Афанасьеву, как работали эти мозг и сердце.
Афанасьева туда на аркане тащили? Туда на арканах не тащили. Там надо было гореть огнем коммунистической "античеловеческой страсти". Ну, он и горел. Как еще?
А вот еще данные из послужного списка. "Член КПСС до 1989 года. Был инструктором райкома ВЛКСМ, работал в ЦК ВЛКСМ, возглавлял Центральный совет Всесоюзной пионерской организации…" Это тоже надо разъяснять?
В декабре 1986 года Ю.Афанасьев становится ректором Московского историко-архивного института. Мой театр в том году хотели в последний раз закрыть. Я хорошо помню, что такое 1986 год. Это год, в который еще абсолютно господствуют все нормы продвижения на ректорский пост. Именно в этом году Афанасьев печатает в "Коммунисте" статью, требуя реабилитации Н.Бухарина и Л.Троцкого. И это абсолютно точный карьерный ход. Не был бы он карьерным, не печатал бы ничего похожего "Коммунист".
Мы что, забыли, что такое "Коммунист"? Это то же самое, что Академия общественных наук при ЦК КПСС, то есть святая святых партийной системы. Это даже не газета "Правда"!
Афанасьев блестяще движется в русле самой концентрированной коммунистической номенклатурной карьерности. И одновременно чует новые веяния. 1986 год — это ЕЩЕ год абсолютного господства всех советских стандартов продвижения по служ- бе. Но это УЖЕ и год постепенного сдвига в идеологии. А что особенного? При Хрущеве тоже были жесточайшие стандарты, но идеология менялась.
Новое веяние 1986 года сродни хрущевскому. Сталин плохой — его жертвы хорошие. Афанасьев прекрасно чует новое веяние. То есть нюх у него впрямь отменный.
Почему нюх? Потому что проходит еще какое-то время, и он называет этих же людей "большевистскими извергами".
Обстоятельство №3. Попутно еще один вопрос… Как бы его помягче-то сформулировать?.. Ну, мы знаем, что кто-то пострадал за свои антисоветские убеждения в советскую эпоху… Как именно пострадал, обсуждать не будем. Но хоть как-то пострадал. То есть реально шел против течения. Мы знаем, что кто-то в гораздо более мягкую ельцинскую эпоху шел против течения и тоже имел издержки… Большие — меньшие… По крайней мере, приобретений не получал. У меня возникает деликатный вопрос: когда против течения шел Ю.Афанасьев, и шел ли он хоть когда-то?
То, что на последней фазе советской системы он от нее "отпрыгнул", делает честь его информированности (нюху), но и не более. Есть у него хоть какие-то основания для взятия на себя роли "борца с системой"? И понимает ли он (а также его сторонники), как именно в глазах не окончательно сошедших с ума людей выглядит претензия на эту роль при абсолютном отсутствии каких-нибудь, хотя бы формальных, оснований для оной?
Трудно же считать такими основаниями то, что Ю.Афанасьев в последний период, который он воспевает как свободный, не сумел построить отношения с олигархами, "борющимися за свободу", и от них, что называется, "схлопотал", де-факто потеряв институт? Это иллюстрация к анекдоту "за что боролись, на то и напоролись", но никак не предъявление способности идти против течения хоть когда-либо и хоть в чем-либо.
Обстоятельство №4. Я не буду тщательно разбирать специфические особенности Историко-архивного института. Я только подчеркну, что он АРХИВНЫЙ. Архивы — это не общегуманитарная прописка в ведомствах. Это другая прописка. Ее тоже нужно было суметь и захотеть получить. А также отработать. Сие вытекает из сути системы, которую Афанасьев сокрушительно проклинает. Вам нравится этот душок? Как сказал бы Достоевский, "душок'с". Ну и нюхайте такой вариант страстей по свободе а ля Ю.Афанасьев. В этом исполнении и с этими модуляциями.
Обстоятельство №5. Будем считать, что мне нечто приснилось. И не более того. Давайте рассмотрим мой сон. С оговоркой на то, что это сон. Или гипотеза.
И представим себе, что в Советском Союзе в прямой увязке с теми органами, которые особо ненавидит рыцарь свободы и противник авторитаризма Ю.Афанасьев, создавались спецнаучные продукты по перестройке. В этих продуктах перестройка называлась "Модернизацией". И рассматривался в качестве обязательного классический модернизационный цикл, называемый еще полным циклом французской буржуазной революции.
Цикл включал в себя (это общеизвестно) жирондистов, якобинцев, термидорианцев, бонапартизм (директория, консульство, империя), реставрацию, новый революционный всплеск и так далее. Утверждалось, что только подобным образом наша страна может и должна осуществить внутреннюю системную модернизацию. И что только за счет такой модернизации она может выйти на новые горизонты.
Внутри подобного цикла, как вы понимаете, есть термидор и бонапартизм — как абсолютно необходимые элементы. Что, если эти элементы, как гласит мой сон, пропагандировались тем самым Афанасьевым, который теперь воет по их поводу, как пес на луну? Что, если именно он их требовал, внушая соответствующим высоким особам, что без этого "ни тпру, ни ну"? Что, если именно он уже закладывал в проводимый курс ту самую несвободу (термидор и бонапартизм), которую теперь истерически проклинает? Что, если вдобавок был достигнут консенсус между таким отечественным спецпроектом, разработанным в недрах какого-нибудь "АСУ-Перестройка" (название условно, ибо я оговорил жанр сна) и американским спецначинанием, именуемым "Гарвардский проект"?
И не приснилось ли мне, что Борис Николаевич Ельцин в одном из своих последних интервью называл гайдаровское правительство "правительством камикадзе"? А на вопрос, сказал ли он им об этом, отвечал: "Этого нельзя было делать. Им предстояло работать с полной отдачей". На языке спецведомств это называется не камикадзе, а "палево" или "бросовая агентура".
Возникает очень серьезный вопрос. К чему вели дело кураторы, "запаливая" демократическую агентуру? В условиях развала государства и социально-экономического кризиса они по определению могли вести дело только к фашизму. Причем по еще одной классической модели, состоящей из двух фаз — бросово-демократической (веймарской) и финальной (фашистской).
Следом возникает еще более серьезный вопрос: доколе "веймаризаторы" будут дистанцироваться от фашизма и не брать на себя ответственность за подготовку оного? Уже Ханна Арендт поставила этот вопрос достаточно внятно, хотя и очень корректно. Не настало ли время поставить этот вопрос более жестко? Мне кажется, что настало!
Я повторяю, мы не из тайги приехали. И иногда видим сны, релевантные действительности. И кое-кому (например, вашему покорному слуге) может надоесть все время говорить о снах. Мне просто до боли не хочется, обсуждая свойства "спецлиберального бросового сервиса", вновь вступать в диалог с тем началом, по отношению к которому осуществлялся сервис. Но в этом начале должно быть какое-то чувство вкуса! Или в выборе Ю.Афанасьева на данную роль есть особые формы сарказма? Тогда я снимаю шляпу. И просто хочу сказать, что я — сарказм уловил.
Обстоятельство №6. Жил-был такой политик — Борис Николаевич Ельцин. Говорят, что "о мертвых или хорошо, или никак". Но это касается людей. А не политиков. Ленин вот умер — и что? Или Сталин.
Борис Николаевич был далеко не бездарным политиком. Можно сказать, что он был слишком политиком. Но это вопрос спорный. Что несомненно, так это то, что он ничтоже сумняшеся расстрелял из танков законную демократическую власть, избранную на основе острейшей политической конкуренции. Она называлась "съезд народных депутатов".
Во имя чего он ее расстрелял? Во имя осуществления какого-то проекта… Или спасения собственной власти… Опять-таки — неважно.
Вы мне скажите: например, Шарон ради спасения власти мог бы расстрелять кнессет? И еще скажите: либерализм предполагает силовое разрушение институтов?
И, наконец, объясните, за что их надо было расстреливать? Они звали назад к диктатуре? Они не звали и не могли звать. Там околачивались какие-то баркашовцы? Но группы очень похожей политической ориентации околачивались вокруг того же здания в августе 1991 года. И тогда тоже надо было бы "зачистить" демократов из любви к либерализму в связи с наличием в толпе "русских нацистов"?
Что, не было там баркашовцев? Хотите, перечислю, кто приходил в августе 1991 года поддержать Ельцина? Отнюдь не только либералы приходили. Приходили и яростные антикоммунисты совсем другого разлива.
Что, они не сами приходили, это были "полицейские провокации"? Так и в 1993-м баркашовцев к зданию Дома Советов привели. Хотите, расскажу, кто, кого и как?
Значит, когда нашим либералам "надо", то банальный полицейский ход может оправдать кровавую (глубоко антилиберальную по сути своей) акцию против демократически избранной власти. А когда этим же либералам "не надо", то несопоставимо более мягкие акции путинской власти (которая в Москве из танков по парламенту не палила — и это факт) именуются античеловеческими. Ничто так не ненавистно подлинному либералу, как двойные стандарты. И ничто так не любимо нашими спецлибералами, как эти же двойные стандарты.
Это же не споры о прошлом! Честно говоря, я уже и думать забыл, что есть такой Афанасьев. Но я вижу и знаю, что отечественный псевдолиберализм есть. И хочу его понять. Нам ведь и дальше жить вместе! Я хочу знать, что лежит в его основе. Как он определяет "врагов свободы". А вдруг окажется, что он определяет их по той же схеме, по которой определяли "врагов народа". Но тогда наш псевдолиберализм должен реабилитировать эту схему. А он чем больше ее задействует, тем больше же ее проклинает. Это нехорошо. И не сулит ничего хорошего.
Я согласен жить с клеймом "врага свободы" на челе. Ну, жил раньше, и буду жить. Но как настоящий член популяции, созданной трудами спецлибералов на ниве разрушения Отечества нашего, я ни за что на свете не соглашусь платить дважды за один и тот же не купленный мною товар. Один раз я уже заплатил, но дважды… Никакой "коррумпированный гаишник" этого потребовать от меня не может. А Афанасьев требует!
Обстоятельство №7. Предположим, что Афанасьев прав и в стране сейчас установился античеловеческий режим Путина и его последователей, который я воспеваю (где я его воспевал? Когда?)… Ну, ладно. Есть античеловеческий режим. Что такое для античеловеческого режима оппозиционная газета? Та же "Новая газета", например? Почему она тогда существует? Есть этому какое-то объяснение? Если режим не античеловеческий, то объяснение в том, что есть свобода. Но если свободы нет, то почему есть газета, отстаивающая свободу?
Потому что надо отчитываться перед Западом? Но перед ним можно по-разному отчитываться. Перед ним отчитывались, например, после Хельсинки. И одних борцов за права человека тогда можно было сажать, а других нельзя. Говорят даже, что кое-кто из тех борцов за права человека, кого было нельзя сажать, составлял для "ведомств" списки тех, кого можно было сажать. Но я не хочу верить подобным рассказам, несмотря на безусловную компетентность рассказывающего.
Вопрос в другом. Предположим, что нужна некоторая ВООБЩЕ оппозиционная газета. Ну, создали, и пусть она ВООБЩЕ ругает Путина. Но почему надо, чтобы она то же самое делала ЧИСТО КОНКРЕТНО? Чтобы печатались всякие интересные статьи с номерами счетов и прочей фактурой? Такого рода фактуру нигде не любят. Газета может быть декларативно-оппозиционной, вполне "товарной" для Запада и абсолютно неконкретной. Между тем, газета конкретна до боли.
Я ее за это абсолютно не осуждаю. Я с интересом читаю статьи. И все хорошо до момента, пока газета не становится на позиции Афанасьева. Но как только она на них становится, она… ну, как бы мягче сказать… ОНА НЕ ТОЛЬКО МЕНЯ СТАВИТ НА КАКОЙ-ТО ПОДИУМ, ОНА И СЕБЯ СТАВИТ НА ПОДИУМ. И ДАЖЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ СЕБЯ.
Потому что мне эту роль "врага свободы" навязывают не первый год и даже не первое десятилетие. Я как-то свыкся. Занял, так сказать, нишу. И давно по этому поводу высказываюсь открыто и без обиняков.
А вот куда попадает газета… Так это ни в сказке сказать, ни пером описать. Потому что в полицейском режиме, который описывает Афанасьев, полицейским является все — оппозиционная пресса, борьба за свободу. Это по определению так, дураков нет. Полицейские режимы прекрасно изучены. По этому поводу монографии написаны.
Как только полицейская (античеловеческая, видите ли) концепция Афанасьева берется на вооружение, то сразу оказывается, что публикующая эту концепцию газета (ее же не "Нью-Йорк таймс" публикует!) является тоже полицейской. И тогда начинают искать, чьей именно. Любознательные уже ищут. Опять же не "вааще", а в сегодняшнем стиле — "чисто конкретно". Хорошо если не найдут. Я буду рад за благородную газету. А если найдут?
ИЩУЩИЕ НАЙДУТ
А дальше — главное. Кто что ищет. Я ищу смысл. А кто-то будет искать другое. Это его дело. Мое же — предъявить согражданам этот смысл. Самым разным согражданам. В том числе и искренне либеральным. Если они сограждане (то есть, граждане, то есть патриоты) то почему бы нет? И доколе у нас (ведь только у нас же!) либерализм и патриотизм будут противопоставляться с такой сокрушительной и абсолютно разрушительной силой? Казалось бы, есть опыт этого противопоставления. Страшный и стыдный опыт февраля 1917 года… Опыт распада СССР. Неужели снова в дверь стучится не только гость из прошлого, но и само это прошлое? Так ведь стучится. Можно вслед за Эдгаром По воскликнуть: "Это гость лишь запоздалый у порога моего… Гость — и больше ничего". Но и поэт в итоге понял, что он ошибся, сказав, что "больше ничего". А нам-то как не понять этого?
НОМЕР 8 (744) ОТ 20 ФЕВРАЛЯ 2008 г.
