РУССКИЙ ВИФЛЕЕМ

НОМЕР 2 (738) ОТ 9 ЯНВАРЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Александр Проханов
РУССКИЙ ВИФЛЕЕМ
Отрывок из нового романа
Наутро, верный своему мессианству, Коробейников отправился за очередной горстью земли в деревеньку Будник, где родился Креститель Руси, святой князь Владимир Красное Солнышко. Машина плутала в пригородах Пскова, крутилась среди утлых домиков, убогих огородов, нелепых гаражей, пока не оказалась в поселке, чье имя "Будник" удостоверил бредущий вдоль изгороди старик. Коробейников оставил машину и двинулся под уклон по тропке, оглядываясь по сторонам. Странное дело: с каждым шагом растительность становилась сочнее и благодатнее. Всё крупнее казались розовые мальвы у палисадников. Гуще и мощнее разрасталась картофельная ботва, сплошь усыпанная фиолетовыми цветами. Подсолнухи напоминали золотые блюда, полные сотового меда. Даже бабочки-голубянки, кружившие над лужей, были больше обычного, трепетали лазурным облаком.
Он чувствовал легкость, которая вернулась в его утомленные мышцы. Походка стала молодой и упругой. Глаза обрели зоркость и изумлялись необычно зеленой траве, ярко раскрашенным заборам и наличникам, небесной синеве над кроной могучей зацветающей липы. Он улавливал запах готовых распуститься цветов, аромат крапивы, близость реки. Будто окружавшее его пространство расширилось ввысь и вширь, сделало глубокий вдох.
Под горой, с которой он спускался, текла речка. Вода — тихая, темная, — едва струилась. На другом берегу теснились деревенские домики. Посреди реки лежал огромный, гладкий камень. Темно-коричневый, глянцевитый, покрытый испариной, напоминал крупное животное, гиппопотама или носорога, погруженного в воду. Казалось, животное дышит. Вот-вот из его опущенных в реку ноздрей поднимутся шумные серебряные пузыри. Вид камня заворожил Коробейникова. Казалось, камень обладает притяжением. Является центром этой окрестности. Тянет к себе дороги и тропы. Влечет ручьи и речки. Наклоняет вершины деревьев. Обращает в свою сторону чаши подсолнухов. Хотелось спуститься к камню и погладить его теплую кожу, услышать стучащее в глубине сердце.
Коробейников присел на берегу, созерцая валун, воображая, как на этот камень босыми ногами забирался маленький мальчик в льняной рубашке, которому суждено было сбросить с днепровской кручи деревянного идола и отворить незримые врата ослепительным богоносным энергиям, преобразившим Русь.
Осторожно достал с груди отрезок скатерти. Постелил на берегу, так что тень от камня падала на плат. Взрыхлил землю, рассекая лезвием корни травы. Снял дерн, поддевая черную ноздреватую мякоть. Земля бархатисто легла на белую ткань. Его зоркий глаз разглядел в земле крохотную прозрачную перепонку, видимо, отпавшую от крылатого муравья.
Всё было таинственным и волнующим. Вид камня. Слюдяное крылышко. Похожая на вдохновение легкость, какая обычно предшествует творчеству. Это творчество было связано не с человеком, не с природой, а с чем-то глубинным и безымянным, создавшим и природу, и человека, и весь бесконечный, в переливах и дуновениях мир. Он чувствовал себя сотворенным, помещенным в эти творящие и сберегающие потоки.
Увидел, как на другом берегу речушки из дачного домика появился человек.
Голый, в набедренной повязке, худой, как йог, с костяными ребрами, струнно натянутыми мышцами, пугливо обращал к дому гладко выбритую, яйцевидную голову. Высоко подымая ноги, словно на них были ласты, подошел к воде. Стал перебредать речку, беспокоя солнечный слабый поток. Вышел на берег, не замечая Коробейникова, блестя мокрыми ногами, двигая сложным рельефом мышц на сухой спине. Приблизился к камню. И вдруг ловко вскочил на него, как вскакивают на спину быка. Боясь, чтоб его не сбросили, пал ниц, распростерся, плоско прижался к камню. Превратился в оттиск, в хрупкий отпечаток. Коробейников с изумлением смотрел на него, боялся спугнуть.
Человек лежал долго, слившись с коричневой глыбой. То ли грелся под лучами высокого солнца, то ли пропитывался истекавшей из камня энергией. Слегка шевельнулся. Стал отлипать, осторожно, будто боялся оставить на камне прилипшую кожу. Выпрямился — худой, стеблевидный. Поднял вверх руки, соединив ладони, похожий на солнцепоклонника, который улавливает лучи огненного божества. Зачерпнул из небес божественный свет. Согнулся, перенося горсть света из неба к камню, будто вливал её в холодную глыбу. Ждал, когда свет уйдет в камень, и ладони его опустеют. Вновь выпрямился, воздев руки. Минуту стоял, закрыв глаза, похожий на заостренную статую. Резко зачерпнул из небес. Присел, поднося к камню полные света ладони. Выливал светящуюся субстанцию в камень, дожидаясь, когда с пальцев упадут последние капли, и таинственная светоносная сила уйдет в валун.
Коробейников наблюдал его действия, похожие на магический танец. Ему начинало казаться, что усилия человека не напрасны — тёмный камень светлеет. В нём проступают невидимые прежде цвета: розовые, золотистые, фиолетовые. Он становится менее тяжким. Из глубины раздаются едва уловимые звуки, напоминающие музыку, которую именуют "музыкой сфер".
Человек, совершавший оживление камня, изменил телодвижения. Теперь он наклонялся к камню и черпал из него, как из чаши. Подымал наполненную горсть на уровень сердца, опрокидывал в себя. Вращал грудью, животом, бедрами. Проталкивал сквозь тело незримый сгусток, который блуждал в мышцах, перекатывался под ребрами, взбухал то в бедре, то в плече.
Выбросил напряженную, с растопыренной пятерней руку к реке, словно испустил из ладони невидимый пучок, стараясь выдавить на воде отпечаток своей ладони. Река безмятежно лилась, слабо вспыхивала у прибрежных травинок.
Человек не оставлял своих усилий. Вычерпывал из валуна горсти света. Впрыскивал в сердце. Массировал грудь. Круговыми движениями живота толкал сквозь мышцы и кости. Раскручивал в себе, как в центрифуге. Вгонял в руку, страстно протянутую к реке. Выталкивал из трепещущей ладони, желая увидеть на воде отпечаток. Его мышцы рельефно взбухали. Он походил на античную фигуру, обвитую змеем. Казалось, его тело охватывает невидимая молния, неустойчивый огненный жгут, который стремится распасться. Усилием воли, конвульсиями тела он удерживает раскаленную до миллиона градусов плазму. Изнемог и упал на камень. Лежал, как подбитый. Неровно дышал и пульсировал, словно птица, разбившаяся о землю. Вяло сполз с камня. Увидел Коробейникова.
— Да, вот так … — пробормотал и сел на траву, прижав к подбородку костлявые колени. Выглядел обессилевшим. На его голом черепе костяные швы набухли от невероятного напряжения. — Не хватило внутреннего потенциала… Стих Пушкина не совпал с биоритмами… "Лемносский бог тебя ковал для рук бессмертной Немезиды…" — он извинялся перед Коробейниковым, будто демонстрировал ему неудавшийся фокус, — Марфинька, должно быть, опять рассердится… Ушел и Марфиньку не спросил... Марфинька добрая, она простит…— он изможденно умолк, виновато глядел на Коробейникова большими мерцающими глазами.
— Что вы делали? — спросил Коробейников осторожно и вкрадчиво, боясь, что человек обратит внимание на лежащую перед ним горсть земли и задаст ему тот же вопрос.
— Видите ли, это не просто объяснить. Этот камень, — как бы это поточнее сказать, — напоен энергией. Я, если так можно выразиться, добываю энергию из камня. Иногда мне это удается. Когда я пощусь, подолгу стою на молитве, а во время сеанса читаю Евангелие, или "Даниила Заточника", или Пушкина, или Бунина. Здесь важны тончайшие совпадения — биоритмы организма, мое духовное состояние, календарное время, от которого зависит энергоемкость камня. Камень в течение года, месяца и даже дня меняет свои свойства. — Человек говорил тихо и умоляюще, словно боялся услышать насмешку — не в свой адрес, а в адрес камня, который в его воображении был живым и нуждался в защите. — Меня зовут Семен Семенович. — Человек протянул худую коричневую руку, и Коробейников, называя себя, почувствовал в ладони человека особенное тепло, как если бы тот нагрел ладонь от печки.
— Что это за камень?
Огромный валун, казалось, тоже был утомлен совершенным над ним действом. Из него уходил свет, меркли оттенки, смолкла потаенная музыка.
— Видите ли, это особенный камень. Его температура всегда на несколько градусов выше окружающей среды. Если угодно, он теплокровный. Зимой вокруг него река никогда не замерзает. К нему даже в январе прилетают утки и лебеди, чтобы кормиться на свободной ото льда воде. Сюда пригоняют стадо коров, коровы обступают камень и лижут его, будто в нем содержатся особые ферменты. А раз в году, на Рождество, он начинает светиться. Это, знаете, поразительное зрелище. В черной ночи, среди снегов вдруг начинает разгораться сияние, — Семен Семенович восторженно воздел брови, и его влажные, трепещущие глаза отразили дивное видение. — Представляете, в черной проруби, среди заснеженных берегов и погасших огней загорается огромный хрусталь, напоенный неземным светом. На его отражении, расплескивая блески, плавают волшебные птицы.
— В чем волшебная природа камня? — Коробейникову показалось, что перед ним находится восторженный сказочник, сотворивший поэтический миф. Но он тут же подумал, что и сам в глазах других мог выглядеть, как безумец, одержимый необъяснимой манией. — Откуда в камне чудодейственная сила?
— Видите ли, мой близкий знакомый, астрофизик, известнейший в своей области ученый, который, увы, не вынес страшных для Родины дней и умер, — он сделал точные расчеты. Согласно этим расчетам, Вифлеемская звезда была крупным метеоритом. Прошла над Святой землей на север и упала где-то на северо-западе России. Она упала именно здесь, под Псковом. Вы видите перед собой один из самых крупных фрагментов приземлившейся в России Вифлеемской звезды.
Коробейников восхитился. Не было и тени неверия. Было восхищение перед открывшейся ему тайной. Сидящий перед ним экзотический человек, совершавший таинственный обряд, был преемником тех давних волхвов, что в шелковых одеждах и пышных тюрбанах шли по ночной дороге вслед за лучистым светилом. Оно катилось над рощами и холмами и встало, окруженное дивным сиянием, над кровлей сарая, где родился дивный младенец. А потом уплыло по темному небу на север. Камень, лежащий в воде, был отшлифован не льдами, а оплавлен пылающим воздухом. Хранил в себе космический жар и святое сияние Вифлеема.
— Но почему об этом никому не известно? — Коробейников не подвергал услышанное сомнению, но лишь хотел полнее приобщиться к открывшейся тайне. — Ведь падение такого метеорита должно было сохраниться в преданиях.
— Оно и сохранилось. Я изучал фольклор угро-финских народов. Там существует сказание о прилетевшем с неба лучезарном цветке. В Карелии, у водопада Кивач, есть наскальные изображения, где небесное божество несет в руках лучистую комету, на которую молятся люди. Тунгусский метеорит, упав на землю, причинил неисчислимые разрушения. А Вифлеемская звезда распалась на осколки в этих местах, над нынешней Мальской долиной. Усыпала окрестности множеством камней, одухотворив эти земли. Там бьют целебные ключи, лежат разноцветные говорящие камни, восходят к небу божественные потоки. Но главное ядро метеорита, самый большой осколок Вифлеемской звезды, — упал сюда. Вот он, лежит перед вами. Недаром в Буднике родился Святой Владимир, креститель Руси. Космическое тело принесло на землю весть Бога-Отца о рождении его возлюбленного Сына. Запечатленная в звезде божественная энергия сообщила этому месту волшебные свойства. Родившийся в Буднике князь воспринял эту энергию еще в чреве матери и принес Христову проповедь славянским племенам.
Человек проповедовал, как пастырь, и убеждал, как ученый. Коробейникову казалось, что перед ним сидел волхв. Он мысленно покрывал его голый, с набухшими швами череп пышным тюрбаном. Одевал тощее от постов и волхований тело в долгополые, из восточных тканей одежды. Он был один из тех троих, что вошли в ночные ясли и увидели на соломе, среди дышащих овечьих и коровьих голов, Деву с Младенцем. Положили перед ними дары и смиренно удалились вслед за лучистым светилом. Этот волхв сопровождал Звезду до тех пор, пока она не повисла над северными лесами и реками сверкающей люстрой, оросила землю драгоценными брызгами. Волхв был стражем чудесного, упавшего с неба камня. Берег его тайну. Делился ею с Коробейниковым.
— Вы должны мне поверить. Окрестности Пскова — эта Святая земля. Ее освятила Вифлеемская звезда. Земля рождает героев, святых и поэтов. Все, кто прославил псковскую землю, — дети Вифлеемской звезды. Александр Невский — сын Вифлеемской звезды. Старец Филофей — сын Вифлеемской звезды. Пушкин — сын Вифлеемской звезды. Александр Матросов — сын Вифлеемской звезды. Десантники, погибшие в Аргунском ущелье, — дети Вифлеемской звезды.
Коробейников радостно и изумленно внимал. Он и сам был волхв, чьи стопы направила в эти земли божественная воля. Привела на склоны Мальской долины. Указала груду волшебных говорящих камней, от которых к небу улетают бестелесные души. Вменила идею Священного Холма, мистерию собирания священных земель, в каждой горсти которых таится частица Вифлеемской звезды. Вот они, двое волхвов, сошлись у небесного камня, и уже приближается третий. Коробейников оглянулся, словно ожидал увидеть на склоне горы звездочета в колпаке и хламиде, раздвигающего остроносыми чувяками легкие травы.
— Но почему же в наше время никто не знает тайну о чудесном камне? Почему она за семью печатями?
— Не совсем за семью печатями. Известно, что Гитлер направлял свои экспедиции не только в Тибет и пустыню Гоби. Когда немцы оккупировали Псков, особый секретный отряд СС разыскивал в этих местах звезду. Ее обнаружили по рассказам немецких военных врачей, которые здесь, у камня, развернули госпиталь. Над камнем был сооружен шатер. Летчиков "Люфтваффе", сбитых и обмороженных в русских снегах, клали на камень, и они исцелялись. Гитлер приказал привезти камень в Германию. В Будник уже стали прокладывать железнодорожную колею. Но псковские партизаны взорвали колею и уничтожили экспедицию СС. Когда после войны строился Московский университет, Берия, знавший о чудодейственном камне, предложил распилить его на плиты и выложить ими здание МГУ, чтобы плодить среди студентов гениев. Но Сталин запретил. Говорят, он собирался воздвигнуть над этим камнем огромный православный собор, первый за время коммунистического правления. Хотел, чтобы к Звезде, как к православному камню Каабе, стекались паломники всего мира. Но смерть Сталина помешала осуществлению проекта. Хрущев, в которого с новой силой вселился бес атеизма, велел взорвать камень, но саперу, который монтировал динамит, оторвало руки.
Коробейников верил, не подвергал сомнению рассказ человека, не искал источников этих фантастических сведений. Он был причастен к тайне, о которой не ведали миллионы, живущие в громадных городах, владеющие научными и инженерными истинами, уповающие на торжество цивилизации и рукотворного материального мира. Здесь, в псковской глуши, у безвестной речушки, у небесного камня, двое волхвов были наделены таинственным знанием, исповедовали тайную веру. Когда цивилизация рухнет, инженерные науки будут исчерпаны и физический мир вырвется из-под власти самонадеянного разума, сокровенные знания будут востребованы. Вифлеемская звезда вновь воссияет в русском небе. Свершится Русское Чудо. Русское Рождество и Спасение. Это и есть "другая Россия", сокровенная Русь, которая укрылась в глуши и лепечет на птичьем языке невнятные миру слова. Слова о Русском Воскрешении.
— Видите ли, — человек понизил голос до шепота. Оглядывался, словно боялся, что их могут подслушать. — Всё указывает на то, что в этом месте скоро должен родиться новый русский гений. Великий духовный лидер, который спасет Россию в час смертельной беды. Отсюда Россия получит неисчерпаемые запасы энергии, несравнимые с энергией нефти, урана, и газа. Это святая энергия. Энергия русских страданий и слез, русского героизма и святости. Я живу здесь уже несколько лет. Стараюсь приобщиться к этой энергии. Стать ее проводником. Стать носителем русской святости. Чтобы в час, когда родится дивный младенец, я бы мог возвестить об этом всему остальному миру.
Человек восторженно блестел глазами, озирал деревья, речку, ютящиеся за речкой дома. Коробейников вслед за ним смотрел на огороды с подсолнухами, изгороди, шиферные и жестяные кровли, надеясь разглядеть над одной из них божественное свечение, — там, где родился младенец.
Тот, кто назвался Семеном Семеновичем, поднялся на гибких ногах. Повел костяными ключицами. Взглянул на высокое солнце.
— Прошу меня извинить. Мне нужно повторить мой сеанс. Совпадение биоритмов и календарного времени.
Направился к камню, бормоча: "Я помню чудное мгновение… передо мной явилась ты…" Вспрыгнул легко на глыбу. Стал творить свой обряд.
Вычерпывал из неба пригоршни волшебной субстанции. Вливал их в камень. Многократно переносил прозрачную сущность небес в твердую материю камня, который постепенно начинал светлеть, наливался бестелесной энергией, розовел, голубел, золотился. Человек выхватывал из камня светящиеся сгустки, вгонял в сердце. Вращениями, конвульсиями, сжатиями проталкивал сквозь предплечье в растопыренную, обращенную к реке пятерню. Извивался, мучительно напрягал дрожащие мускулы, словно по ним пробегал электрический разряд, текла обжигающая плазма. Коробейникову было невыносимо это зрелище. Он хотел повернуться, уйти. Вдруг увидел, как на черной воде отпечаталась серебряная пятерня, будто выдавилась на водах. Раскалено кипела, бурлила. Человек испускал из ладони лучистый поток. Пятипалая длань на воде сверкала, словно пульсировала шаровая молния.
— Сёмка, негодный, да что же ты, погибшая душа, меня мучишь!.. Да кто ж тебе велел из дома уйти!... — через реку, подхватив подол, перебиралась огромная толстолицая женщина. Она была столь же необычно велика, как и разросшиеся подсолнухи, цветы мальвы, лопухи в огороде. — Вот я тебя запру под замок, да и вызову санитаров!.. А ну, иди сюда, псих несчастный!...
Человек на камне сжался, жалобно скрючился, покорно соскочил. Послушно побрел к ней навстречу, погружая тощие ноги в воду. Бормотал:
— Марфинька, я ничего… Я на минуточку, Марфинька…
Они сошлись. Она крепко обхватила его, навалила себе на бедро, почти понесла. Он не сопротивлялся, послушно, как дистрофик, колыхался в её могучих руках, раскачивая яйцевидной головой. Они скрылись в калитке прибрежного домика. Всё стихло. Камень чернел, словно в его глубине померк светильник. А на реке всё так же сверкала, трепетала серебряная пятерня, будто впечатанная в воду небесным огнем. Но вот и она погасла.
За спиной Коробейникова раздалось мычанье, хлопанье бича. Стадо спускалось по склону. Черно-белые пятнистые коровы скользили копытами по траве, стремились к воде. Одни забредали в реку, пили, выпускали из ноздрей шумные пузыри. Другие окружили камень. Лизали его со всех сторон розовыми шершавыми языками, словно это был большой розоватый телёнок.
Коробейников поднял свой плат с землёй. Осторожно, как драгоценность, понёс к машине.