«...Я НЕ УБЕГУ»

НОМЕР 52 (736) ОТ 26 ДЕКАБРЯ 2007 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Сергей Аракчеев:
«...Я НЕ УБЕГУ»
За день до вынесения приговора опальный офицер побывал в редакции «Завтра»
Владислав ШУРЫГИН. Сергей, глядя на тебя, сложно поверить в то, что перед тобой человек, который завтра в зале суда будет выслушивать приговор по делу, в котором обвинитель требует назначить наказание в виде лишения свободы на восемнадцать лет. Нет в тебе напряжения. И улыбка всё та же, почти мальчишеская, широкая. Неужели ничто не дрогнет внутри при мысли о завтрашнем дне? Неужели нет волнения?
Сергей АРАКЧЕЕВ. Я хочу найти слова, чтобы правильно ответить на этот вопрос. Скажу, что нет волнения – обману. Но если скажу, что сильно переживаю и думаю только об этом, – тоже обману. Я спокоен. И пусть это не будет выглядеть этакой бравадой, вот, мол, пофигист, ничего не боится. Моё спокойствие несколько иного толка. Знаете, тюрьма, неволя, суд обладают одним удивительным свойством, о нём писали многие, и я лишь повторю. Они кристаллизуют сознание. Делают его яснее, собраннее. А ещё они что-то делают с душой. Словно бы очищают её. Всё наносное, случайное отшелушивается и уходит. Ты остаёшься предельно собранный, становишься сам собой. Приходишь к себе, настоящему. Таким, каким ты был рождён и воспитан.
Моё спокойствие в знании себя. Чтобы впереди меня не ждало, я знаю, что справлюсь с этим. Тюрьмы я не боюсь. Полтора года, проведённые там перед первым судом, многому научили и на многое раскрыли глаза. Не сломали, не обозлили, не искалечили. Я прошёл через это, и теперь знаю, что смогу остаться человеком и там. Поверьте, это очень важное знание о себе, что ты это уже пережил, что не сломаешься, выстоишь. Оно действительно предаёт силы. Везде есть порядочные люди, везде можно оставаться человеком. И тюрьма, зона – не исключение.
Сегодня я совершенно иначе понимаю поговорку «От тюрьмы и от сумы не зарекайся!». Смысл её не только в том, что на Руси судьба страшно изменчивая штука и может в любой момент так перемениться, но и в том, что ты должен быть духовно готов к тому, что придётся страдать, придётся тащить свой крест на свою Голгофу.
В.Ш. Скоро пять лет, как ты из сапёра, старшего лейтенанта Аракчеева стал сначала подозреваемым Аракчеевым, потом обвиняемым Аракчеевым, потом дважды оправданным Аракчеевым. Пять лет тянется нескончаемая чреда судов. Пять лет страна следит за «делом Худякова – Аракчеева». Что изменилось в тебе за эти годы? Кем ты был, кем ты стал?
С.А. Конечно, я уже никогда не буду тем старлеем Серёгой Аракчеевым, которым был до семнадцатого марта две тысячи третьего года. Что я тогда понимал? Тогда понятия «Долг», «Честь», «Родина» казались мне незыблемыми высокими категориями, на которых строится жизнь. А ещё была служба, которую я любил, были друзья, мечты о будущем. Была война, на которой я воевал, мои враги – фугасы, мины, «ловушки». Тысячи километров дорог. Мои солдаты, которых я должен вернуть их матерям. Была мечта о службе, о военной карьере. Радость от честно заслуженных старлейских звёздочек.
И я совершенно не знал, что в мире есть ещё прокуроры, «следаки», камеры, параши, допросы и этапы. Что под словом «честь» у некоторых прокуроров понимается «дело чести – посадить любого, на кого укажут», что слово «долг» может означать лишь то, что ты должен сидеть «при любом раскладе», а «интересами Родины» могут прикрывать любую прокурорскую подлость и низость, а тебе, при этом, будут ласково объяснять, что «как офицер и гражданин» ты из «интересов Родины» должен взять всё на себя…
С другой стороны, я совершенно не представлял, что за меня, обычного «старлея», мальчишку, будут бороться совершенно незнакомые мне люди самых высоких званий и должностей, что тысячи людей будут слать мне письма и выражать свою поддержку, что в России так много порядочных честных и совестливых людей.
Моё дело не просто всколыхнуло страну, оно даже привело к тому, что в Государственной думе России был принят специальный закон, запрещающий депутатам участие в суде в качестве общественных защитников. Фактически лишил их конституционных прав. Это было сделано после того, как Дмитрий Олегович Рогозин включился в процесс на моей стороне и до конца прошёл его рядом со мной. И мой низкий поклон ему за этот мужественный поступок. Он, настоящий мужчина! Храбрый и сильный человек.
Поверьте, этот опыт изменяет человека навсегда.
Я не смогу уже вернуться в тот мир, где был раньше. Со всем тем, что я пережил, уже невозможно снова выйти на грозненскую улицу с миноискателем. Не потому, что я забыл своё ремесло. Нет. Если когда-то Родине будет нужно моё мастерство сапёра, я без колебаний одену форму. Но сегодня я другой. У меня отобрали то будущее. Теперь я совсем иначе вижу мир, иначе его чувствую. Я хочу приносить пользу людям, и буду это делать, но уже не со щупом сапёра в руках…
В.Ш. Завтра приговор. В какой-то степени это итог того сражения, которое ты дал «системе», решившей сделать тебя крайним, повесившей на тебя чудовищное обвинение. В ночь перед сражением в русской армии обычно принято подводить какие-то итоги. Переодеться в чистое, написать письма родным. Я вижу, что ты внутренне собран и готов к завтрашнему дню. Но готовы ли к нему те, кто прожил эти годы рядом с тобой? К чему готовы они?
С.А. Это очень трудный для меня вопрос. Я ничего не загадываю. Но уголовное дело перечеркнуло очень многое в моей жизни и очень многого меня лишает. Четыре года рядом со мной женщина, которую я люблю всей душой и которая любит меня. И если бы не эти суды, мы давно бы были мужем и женой. Но я не могу себе позволить связать такими обещаниями человека, которого люблю. Ведь обвинительный приговор это фактически разлука на половину жизни. Требовать такой жертвы от любимой я не могу и не хочу. По этой же причине мы не можем родить ребёнка, хотя оба мечтаем о нём. Сделать ребёнка безотцовщиной, чтобы он рос с клеймом сына «зэка», пусть даже и ложно обвинённого, это слишком жестоко. И хотя Людмила готова и к этому, но я принял решение. Я дождусь, когда, наконец, всё закончится. Эта та плата, которую я плачу за подлость людей сфабриковавших это дело. Но моё возмущение – это моя сила. Я не смирюсь. Я пойду до конца. Есть ещё верховный суд, есть европейский суд. Я буду бороться за свою судьбу, за своё счастье.
В.Ш. Сергей, завтра – приговор, и поневоле у очень многих людей на память приходит аналогичный недавний приговор по делу Эдуарда Ульмана, когда за несколько дней до приговора Ульман и двое его товарищей исчезли. Впереди ещё длинная ночь. Но я вижу, что ты настроен завтра войти в зал суда. Сергей, срок-то светит огромный! Восемнадцать лет, это не год и не пять. Это почти столько же, сколько ты прожил до этого. Ты видишь, как идёт этот суд. Насколько предвзят судья. Насколько наглы и циничны прокуроры. Неужели не было мысли о побеге?
С.А. Владислав, я очень ценю наше знакомство, уважаю тебя как человека и мне очень важно, чтобы ты меня понял. Я не убегу! Я в здравом уме и хорошо отдаю себе отчёт, что в случае если суд «подломится» под давление прокуратуры, то следующую половину жизни мне придётся провести в тюрьме. И надеяться на снисхождение суда к русскому солдату у меня нет повода. Совсем недавно очередной узник чеченской войны омоновец Лапин получил одиннадцать лет строго режима. Карательная машина работает.
Я понимаю, почему исчез Эдуард Ульман и его товарищи. На очередном судилище их лишили главной защиты любого военного – выполнения приказа. Никого больше не волновало, что разведгруппа находилась на территории, контролируемой боевиками, что в ГРУ приказы выполняются безоговорочно, и это опыт, выработанный десятками лет и тысячами погибших групп. Прокуроров это не волновало. Те, кто отдал приказ, так и не были найдены, а на ребят повесили ответственность за выполнение «незаконного приказа». В этих условиях выбора не было. Я искренне уважаю и восхищаюсь Эдуардом Ульманом – это настоящий профессионал, человек, до конца преданный Родине. Его просто подставили и предали. И не его вина, что ему пришлось стать беглецом в собственной стране. Но его путь мне не подходит.
Я ни в чём не виновен. На моей стороне правда. На моей стороне десятки свидетелей, документов, экспертиз. Моё дело от начала и до конца сфабриковано и высосано из прокурорского пальца. В этих обстоятельствах бежать – значит, полностью реабилитировать должностное преступление тех, кто это дело «сшил». Дать им возможость почувствовать себя победителями. Снять с них моральную и юридическую ответственность за всё то, что они сделали. Я им этого не дам.
Я не могу подвести многие тысячи тех, кто поверил в меня, в мою невиновность. Тех, кто мне все эти годы помогал и был рядом. Поэтому завтра я буду в зале суда. Это мой выбор.
В.Ш. Сергей, газета выйдет в свет через несколько часов после того как приговор уже будет зачитан. Что ты хочешь сказать тем, кто завтра возьмёт в руки эту газету?
С.А. Прежде всего, я хочу успеть сказать огромное спасибо всем, кто в меня верит, кто помогал мне своим дружеским участием, кто был рядом со мной эти месяцы. Без вас я бы не справился с этим испытанием. Благодаря вам я никогда не чувствовал себя одиноким. Моё сердце спокойно и я готов к любому исходу. Моя судьба – это судьба русского офицера, который честно служил своей стране, своему народу. Сражался за них с теми, кто посягнул на нашу территориальную целостность, кто грабил, насиловал и убивал. Я ни в чём не виноват. На моей стороне правда. Для меня очень важно пройти этот путь до конца. И что бы не ждало меня впереди, я не сломаюсь и не сдамся…
В.Ш. Сергей, мы все очень надеемся на то, что завтрашний день принесёт тебе, наконец, долгожданную свободу. Мы твои друзья, и что бы не случилось, мы будем рядом с тобой.
Удачи тебе, русский солдат!
Удачи и победы!