Будущее России может состояться только как государства русских в качестве державообразующего, стержневого народа и других коренных народов России, объединённых русским народом. Будучи многонациональной страной, Россия (по ооновской классификации) является мононациональным государством, как, например, Китай или Израиль. В современном мире Россия реально может существовать только как высокоцентрализованное национальное государство (nation-state — нация-государство), как государство, характеризующееся высокой степенью институциализации (самодержавная Россия и СССР отличались низкой степенью институциализации, представляли собой в реальности совокупность «чрезвычайных комиссий», «рутинизация» которых резко уменьшала их эффективность), как государство, возглавляемое национально и стратегически (геоисторически) ориентированной властной элитой.
Централизация и укрепление «вертикали власти» — одно из средств в создании такого государства, однако эти меры в большей степени характеризуют форму, чем содержание. Содержание нового центроверха будет зависеть от того, какой тип государства и государственности он станет воплощать — нации-государства или корпорации-государства.
Одно из противоречий современной русской жизни заключается в том, что постсоветская государственность в своём развитии комбинирует черты двух принципиально различных типов — нации-государства и корпорации-государства. Если на Западе эти формы являются стадиально различными, диахронными, то в РФ они развиваются синхронно, переплетаясь друг с другом и в то же время вступая в острый конфликт, в ходе которого рано или поздно станет ленинский вопрос «кто — кого? ».
Эта синхронизация разностадиальных государственных форм отражает более глубокий процесс синхронизации в постсоветской России первоначального накопления капитала и собственно капиталистического накопления. В Западной Европе некапиталистический и даже внеэкономический, силовой, по сути, процесс первоначального накопления предшествовал капиталистическому накоплению, был его внекапиталистическим фундаментом. В РФ конца ХХ — начала XXI в. (как когда-то в XIX-XX вв. на периферии капсистемы) эти процессы развиваются синхронно, причём первоначальное (внеэкономическое) накопление подсекает капиталистическое, душит его, не даёт развиться, делает его источником и сред- ством своего развития — посредством перманентного передела собственности.
То же — с взаимодействием национального и корпорационного (не путать с корпоративным) аспектами развития государства. От того, какой из этих аспектов победит, зависит судьба России, а не только то, будет она державой («Пятой Империей» по терминологии А.А. Проханова) или несостоявшейся страной (failed country, как говорят англосаксы). С большим историческим запозданием весьма трудно в сегодняшней России идёт процесс превращения русского народа в русскую нацию. Как в самодержавной России, так и в СССР этому препятствовал целый ряд факторов — социальных, религиозных, идеологических, сознательно-политических (власть поощряла национальное развитие окраин и «инородцев» в большей степени, чем русских — особенно это проявилось в советское время). Кроме того, русские составляли лишь половину (или около того) населения России и СССР. Сегодня впервые (с середины XVI в.) русские составляют 80% населения, а потому возникла возможность оформления в России не только нации, но и нации-государства. Однако на этом пути немало трудностей.
Глобализация как политико-экономический феномен позднего капитализма ослабляет национальное измерение вообще и нацию-государство, в частности. Об этом уже много написано на Западе. Иными словами, формирование нации-государства в России, если этот процесс пойдёт по-настоящему, будет происходить в неблагоприятных мировых условиях. Есть и неблагоприятные факторы внутреннего порядка, которые, впрочем, теснейшим образом связаны с внешними — с глобализацией и неолиберальной революцией, которую «властелины колец» Запада начали готовить с конца 1960-х годов, а осуществлять — с конца 1970-х, и одним из элементов которой стало крушение советского коммунизма и распад СССР.
Во всём мире — с разной скоростью — идёт процесс формирования нового типа государства, претендующего занять место нации-государства, пик развития которого приходится на период 1850–1970-х годов. Речь идёт о феномене корпорации-государства (далее — КГ).
КГ — это такое устройство, цели и функционирование которого носят прежде всего экономический характер, т. е. направлены на снижение издержек. Следовательно, они требуют минимизации политических и социальных издержек по содержанию территории прописки — от сведения к минимуму социальных обязательств, характерных для государства, до избавления от экономически лишнего, нерентабельного с экономической (корпоративно-государственной) точки зрения населения (от отсечения от «общественного пирога» до фактического исключения из реальной жизни).
Как только главным для государства провозглашается экономическая конкурентоспособность в глобальном масштабе, о социальной и национальной составляющих государства можно забыть — государство начинает вести себя, как корпорация, в которой всё определяется экономической эффективностью: «выживает сильнейший» и «ничего личного».
КГ — это такой административно-экономический комплекс, который, будучи хотя бы формально госаппаратом, играет самостоятельную и определяющую роль в данной стране; который в то же время ставит политико-экономические национальные интересы этой страны в зависимость от экономических аппаратно-ведомственных (корпоративных) или, по крайней мере, рассматривает первые сквозь призму вторых; который приватизировал в своих интересах характерные для государства как для института властные функции (приватизация власти-насилия) и в то же время отказался от выполнения большей части характерных для государства социальных обязательств и функций (или резко сократил их). КГ в его идеально завершённой (идеально типической, как мог бы сказать М. Вебер) виде есть десоциализированное (вплоть до а-социальности) и денационализированное (приватизированное) рыночно-репрессивное государство, которое при дальнейшей эволюции через несколько десятков лет вообще может полностью сбросить государственные характеристики, перестанет быть государством и превратится в жёстко иерархизированную патримонию на клановой основе. Внутренний принцип организации КГ — клан; именно клан, а не физический индивид, как в нации-государстве, есть базовая социальная единица корпорации-государства: индивиды «здесь не ходят».
Если задачей нации-государства, адекватного индустриальной эпохи массовых обществ было включение в политико-экономический процесс на своей территории практически всего населения, то задача КГ — включение только экономически прибыльной части населения (способной создать прибавочный продукт и обеспечить спрос, т. е. быть потребителем — объектом вторичной эксплуатации) и исключения в той или иной форме всего остального. КГ объективно есть снятие противоречия между нацией-государством и ТНК в ущерб нации (количественно и качественно) и на пользу административно (репрессивно) рыночному сегменту государства и ТНК. Это «снятие» намного более адекватно глобализации, чем нация-государство: во-первых, оно более конкурентоспособно с точки зрения капиталистов (или их функциональных эквивалентов) — не тратится на социальные и политические нужды; во-вторых, способно эффективно действовать во внелегальной, внеправовой зоне (то, что премьер-министр Франции начала 1990-х годов Эдуар Баладюр назвал la zone du nondroit). КГ в своём нормальном функционировании стирает или как минимум превращает в пунктир границу между легальным и криминальным, правовым и организованно-беспредельным. И это тоже соответствует глобальной экономике, которая в значительной степени есть криминальная экономика.
Процессы формирования КГ идут во всём мире. Там, где существует гражданское общество, мощные религиозные традиции (особенно не западные) или национальные идентичности (именно поэтому госкорпоратократия стремится загнать на периферию национальное), где государства велики в пространственном отношении, эти процессы идут медленно. Там, где КГ мало что может оказать сопротивление, оно развивается стремительно. Это страны Африки к югу от Сахары (неоархаичный вариант КГ), Латинской Америки (модерновый вариант) и некоторые экс-социалистические страны (глобалитарный вариант). Иными словами, формирование КГ идёт быстрее на периферии и полупериферии КГ. В то же время КГ — это ещё не столько структурная реальность, сколько тенденция. Как такового КГ ещё нигде не существует. Как и нации-государства уже не существует — оно, как пишут на Западе, «ржавеет», «тает», «отмирает». В структурной реальности существует некая форма государственности, в которой в разных странах в разной пропорции сочетаются национальное и корпорационное. Победа последнего — не фатальный процесс. Причём, по иронии истории, именно там, где корпорационная составляющая развивается быстрее, действуют факторы, которые не только тормозят этот процесс, но и способны повернуть его вспять.
Суть дела в следующем. Капитализм есть не селективно-одномерная (капиталист — пролетарий), а тотальная система эксплуатации, в которой капиталисты одной зоны (ядро) эксплуатируют пролетариев, полупролетариев, крестьян, а также капиталистов и землевладельческую верхушку других зон (полупериферия и периферия) ; в которой средние и даже часть рабочих классов ядра соучаствует в эксплуатации всех социальных групп полупериферии и периферии. Сегодня в условиях системного кризиса капитализма, снижения мировой прибыли главные кандидаты на социальное потрошение — средние классы ядра и верхушка полупериферии и периферии. Разумеется, какое-то время эта верхушка может перекладывать бремя «старшего капбрата» на местное население, но, во-первых, с последнего, как правило, и так уже содраны три шкуры; а во-вторых, рано или поздно и этого становится мало и бьёт час экспроприации одними экспроприаторами, с большой дубинкой, тех, кто слабее — в качестве иллюстрации см. картину Брейгеля-старшего «Большие рыбы пожирают малых».
Конечным результатом подобной экспроприации, скорее всего, будет развал/распад/расчленение «корпорациезируемого» государства. Глобальная иерархия — это иерархия корпораций, внешне (но только внешне) напоминающая иерархии сеньоров и корпораций Средневековья. Именно эта иерархия, верхушка которой объединена в кластер ТНК под названием «США» (Глобамерика) — структуру неоимперского типа, гарантирует безопасность всех корпораций и в то же время держит в узде средние и низшие звенья, обеспечивает их эксплуатацию — главные формы последней в условиях глобализации приобретают межкорпорационную форму. Это вершина трофической пирамиды, не отменяющая эксплуатацию самими корпорациями населения и инфраэксплуатацию внутри самих угнетённых групп. И, тем не менее, главные, наиболее прибыльные формы эксплуатации, смещаются на уровень отношений между корпорациями различных видов и типов как особых социально-экономических индивидов — легальных, внелегальных и «промежуточных».
Ни государства, ни их международная организация — ООН — не гарантируют более порядка. Он обеспечивается — на данный момент («завтра» всё может измениться) — силовым образом Глобамерикой как неоимперской матрицей, суперкорпорацией, корпорацией корпораций, по крайней мере в интенции. В этом плане то, что называют «внешней политикой США», которая на самом деле в значительной мере приватизирована явными и тайными структурами, есть в значительной степени попытка реорганизации мира под иерархию корпораций, причём приватизация, о которой идёт речь, есть одновременно средство и результат этого процесса. Неизвестно, дойдёт ли он до логического конца, думаю — нет. Но он успеет изрядно помять и попотрошить многие «корпорационные» или «квазикорпорационные» верхушки полупериферийных и периферийных обществ, особенно те, которые как некто из анекдота готовы сказать: «Товарищ волк сам знает, кого первым кушать».
Выбор у полупериферийных верхушек (у периферийных его, по сути, нет) в такой ситуации невелик. Либо перейти на положение приказчиков «хозяев Матрицы», что крайне опасно — рано или поздно те пришлют своих ревизоров для проверки «мёртвых душ», и те сядут в качестве неогауляйтеров или чего-то вроде них в системе глобального апартеида. Либо начать сопротивляться «железной пяте» в союзе с другими полупериферийными обществами (в одиночку не выстоять), но прежде всего опираясь на свой народ, на державообразующую нацию. А это означает деконструкцию элементов КГ и ускоренное конструирование нации-государства. Только мощное нация-государство способно защитить верхушки полупериферийных обществ, не позволить «железной пяте» указать им место «у параши» глобального мира. Только мощное нация-государство соответствует долгосрочным интересам верхушки и может позволить им превратиться в настоящую, т. е. национальную властную элиту. Только мощное нация-государство может стать основой реализации долгосрочной стратегии внутри и вне страны.
«Перезагрузка Матрицы» — деконструкция уже набравших силу элементов КГ и их «национализация» (в широком смысле слова) — едва ли может быть безболезненной. Любое ограничение группового, классового интереса верхов в общенациональных целях, даже если, по сути, это ограничение их кратко- и среднесрочных интересов в пользу их же долгосрочных интересов, предполагает конфликт, а часто «внутриэлитную революцию» (которая в определённых условиях может стать спусковым крючком смуты, революции; в России это боярские заговоры 1598–1605 гг., февраль 1917 г.). Этот процесс предполагает борьбу внутри элит, а в каких-то случаях — внутриэлитную революцию.
В истории России было два очевидных перехода к национально ориентированной форме власти: первая — к национально-самодержавному от удельно-боярского, княжеско-боярского (опричная революция Ивана Грозного, 1564–1572 гг.) ; вторая — к национально-коммунистическому от интернационально-коммунистического (революция Иосифа Грозного, 1929–1939 гг.). Оба перехода протекали в острейшей борьбе и были вызваны крайними обстоятельствами — необходимостью срочного выбора вектора развития в условиях, во-первых, скудных ресурсов (помимо прочего к 1929 г. было «проедено» дореволюционное наследство) ; во-вторых, острых социальных противоречий (между господствующим слоем и основной массой населения; между верхушкой и средне-нижними слоями господствующего слоя; между кланами внутри самой верхушки) ; в-третьих, в неблагоприятной или даже опасной для общества в целом (экономическая независимость, политический суверенитет, национально-религиозная идентичность). Без этих обстоятельств, без ситуации «края» острая внутриэлитная борьба вряд ли начнётся. Наша нынешняя ситуация, если ещё и не достигла «края», то к середине второго десятилетия XXI в. (к 100-летию Октябрьской революции?) достигнет (если не раньше). Вот это и будет Момент Истины для верхов и народа, момент окончательного выбора между нацией-государством и корпорацией-государством, между бытием России и небытием. Пока что корпорационное и национальное развитие государственности России протекает одновременно при доминировании первого, оно обгоняет второе и боится его (отсюда, в частности, отношение власти к «русскому вопросу»). В то же время мировые игры, «разборки глобального уровня» заставляют власть volens nolens активизировать национальную составляющую. И рано или поздно придётся делать окончательный выбор. Последний, разумеется, будет зависеть и от мировой ситуации, от того, каким будет её вектор в ближайшие 10–15 лет (сохранение монополярного мира, новая биполярность, распад глобальной системы), иными словами, от закономерного глобального случая. Но случай помогает подготовленному. Неподготовленных он стирает Ластиком Истории. Навсегда. И, конечно, создание нации-государства как щита и меча русского мира возможно только на основе русского национального возрождения, завершения формирования русской нации — процесса, которому власть (прежде всего в интересах самосохранения в глобальном мире) должна всемерно содействовать. Время не ждёт.
