БЕРЕГИСЬ «СИНЕМА-БИС»!

№37 (721) от 12 сентября 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Борис Белокуров
БЕРЕГИСЬ «СИНЕМА-БИС»!

В недавно опубликованной нами статье Аслана Галазова "Почему прокат не катит?" названы некие вехи в новом кино России. Это "Остров" и "Груз-200", "Кремень" и "Изображая жертву", "Простые вещи" и "Эйфория"... Одни из этих картин превосходны, другие плохи, третьи — так просто пора бы уже и вывезти на свалку истории. Но очевидно одно: их названия на слуху, фильмы эти смотрят, о них пишут и говорят. В каждом из них содержится идея: социальная, эстетическая, иногда духовная (чаще — бездуховная). Есть и другое кино, снятое ради не вполне ясных целей, "от балды", обреченное на забвение поточное производство. Песок, который не способны удержать хрупкие пальцы времени. Во Франции подобные субкультурные очаги давно уже носят название "синема-бис", кино "второе", "иное", кино с обязательной приставкой "штрих" или "прим". У нас по самым скромным подсчетам на каждый снятый блокбастер или общественно значимый фильм приходится от девяти до шестнадцати с половиной кинокартин "бис".
"Синема-бис" было всегда, какие бы новации и чудеса ни вводило беспокойное искусство кинематографа, — писал киновед Мирон Черненко, большой знаток этой ниши. — Может показаться, что из бездны материала можно выловить хоть крупицы осмысления, анализа. Тщетно. Не помогает и серьезная пресса. Оставаясь на позициях своеобразного "эстетического шовинизма", она просто отмахивается от явления, недостой- ного просвещенного внимания". Действительно, откликов на подобного рода отечественную продукцию днем с огнем не найдешь. "И авторов рецензий, — замечает дальше Черненко, — трудно упрекнуть: фильмы эти действительно ниже всякой критики потому хотя бы, что и не претендовали на эстетическую ценность. Они были задуманы и сделаны для другого. Они хотели развлекать зрителя и развлекали его". Здесь следует добавить, что у авторов "синема-бис" не принято грузить зрителя собственным внутренним миром — и в этом их едва ли не единственный плюс.
Но не каждого способно развлечь и увлечь кино, сделанное с холодным сердцем и невесомостью в мозгах. Фильмами, скроенными в пароксизме "отмывания" денег, шизоидной жажды демонстрации собственного "я" или, к примеру, запечатления на пленке живых теней родных и близких. Особенно много такого рода лент выползало на свет божий в начале 90-х, аккурат между двумя политическими катаклизмами. Теперь тогдашняя "трэшуга" благополучно забыта всеми, кроме упертых маньяков-коллекци- онеров, хотя и на этой клумбе порой можно обнаружить дикие цветы красоты ("Гонгофер" Б.Килибаева, "Прикосновение" А.Мкртчана). Смена власти часто рождает волну суеверий: в ту смутную эпоху в ход в основном шла мистика, и не один десяток картин подавался как "первый советский фильм ужасов". Ныне, когда даже вид из окна даст фору любому "хоррору", на марше — сюжеты бытовые, описательные, часто комедийные, хотя не вызывающие и тени смеха. В целом реакцию человека со здоровыми рефлексами на избыточное производство "синема-бис" можно сравнить со "злой собакой" из стихотворения Дэвида Линча. Собака была злющей настолько, что у нее не оставалось сил есть, спать, даже лаять. Можно определить этот подход как агрессивно-пассивное неприятие.
Не будем рассматривать здесь бесконечное число фильмов о ловле террористов и о потерявших память следователях, ушедших в поиск маньяков, убивающих женщин: это займет слишком много сил и бумаги. Чуть поутих в нашем кино так называемый "криминальный" репертуар. Алексей Балабанов приписывает эту странную заслугу себе, утверждая, что "закрыл" тему фильмом "Жмурки". Между тем фильмы, снятые уже в традиции тех же "Жмурок", продолжают мелькать на периферии сознания. Несколько театральные "Семь кабинок" опытного Дм.Месхиева (когда-то осчастливившего нас великолепной "Американкой") — есть попытка поместить все архетипы "нашего нового кино" (лощеные киллеры и нелепые громилы, безмозглые охранники и напомаженные пьяные дамы) в единое время и пространство (в данном случае — запертый на ремонт женский туалет). Задача достойная "комедий с убийствами" Жоржа Лотнера! Подобное смешение в кучу "коней и людей" могло бы попасть в точку. Увы, весь фарс-гиньоль теряется в провинциальном старании, с которым артисты бубнят отведенные им реплики. Но "Семь кабинок" останутся в памяти хотя бы за счет образа одного из бандитов — в самых напряженных моментах тот вспоминает, что ему нужно ехать кормить кота, чем сильно снижает пафос профессии "работников ствола и кастета". Помимо всего прочего, мы, уже не удивляясь, слышим здесь песню о пальмах возле трех дорог в исполнении Аиды Ведищевой. Она звучит в доброй половине фильмов, упомянутых здесь, и объяснить этот феномен, это странное предпочтение, нельзя.
Мировой экран не представить себе без конструкций, так или иначе восходящих к сказке о Золушке. Тыква расхожего сюжета, запряженная мышами стремления жить на всем готовеньком, катится по ухабам и рытвинам сценариев как минимум со времен "Хрустального башмачка" Уолта Диснея. Частенько "Золушки" гостят и в нашем кино, где только на принца и остается уповать. Наиболее современным примером "золушкиных грез" (как их понимает молодняк, имея в виду меркантильный интерес) служит опус Е.Бедарева "В ожидании чуда". Здесь речь идет о горемычной девушке Майе, названной так в честь известной пчелы. В один прекрасный день кроху в буквальном смысле позвал к себе мир рекламы: глянцевые морды на стендах перемигиваются с героиней, шепчутся и дают ей советы. Но на работе, в агенстве, куда Майя тут же ринулась, ее "труд" как-то не ценят. Эстетический вкус Майи складывается из тех же постеров и любовных покет-буков, которые умственно отсталая особа читает в транспорте. Поэтому она не находит в жизни свой идеал. Но тут очень вовремя является в меру придурковатый "добрый фей", а дальше не интересно, ибо понятно и так: любовь не знает сословных перегородок. "Детский сад какой-то, вроде цирка!" — как говорил один правильный парень. Действие фильма, разумеется, происходит в Питере.
Парадоксально, но даже, несмотря на это, "В ожидании чуда" почему-то оставляет светлое впечатление, хотя и множит рой вопросов. Зачем
Майе, к слову — обладательнице роскошной квартиры, понадобилось еще и работать? Зачем она задурила себе голову копирайтингом и дизайном? И что перед нами такое — бездарная поделка или ренессанс трепетного наива? Остается лишь воскликнуть: "Трибунал разберется!", но мы рады, что досидели до хэппи-энда. Столь же неправдоподобным счастьем заканчивается и "Узница "Мосфильма" (режиссер — В.Калинин). Впрочем, есть опасения, что именно эта картина не скоро достигнет большого экрана, ибо кроме дежурных "мулек" и внаглую уворованной музыки Эннио Морриконе содержит в себе и некую здравую идею о "мастерах искусств", в силу амбиций превращающих обслуживающий персонал в бессловесных рабов.
"Я остаюсь", фильм К.Оганесяна, призывает зрителя "поразмыслить о вечном", замахивается на притчу в духе "Данелии для бедных". Герой ленты — Виктор Павлович Тырса — пожилой врач, убежденный материалист и вообще "светлая голова". Но и врачи смертны. Оказавшись в коме, господин Тырса попадает в подобие чистилища. Наряду с еще несколькими несчастными, он вынужден без цели скитаться среди каких-то скал, ожидая, пока в земном мире решится его судьба. Вся компания одета в лагерные бушлаты с номерами — так представляется авторам загробный мир. Понятно, что при таком раскладе доктор уверенно выбирает жизнь и возвращается к жизни (продолжая при этом общаться с мертвецами). Но то, как показано житие-бытие на этом свете, ничуть не оправдывает его решение: здесь сплошные страстишки-метания никчемных, не знающих, куда пристроить себя, людей и платное похоронное бюро "Харон" — итог их тщетных усилий. Картина Оганесяна (нешуточной, кстати, длины) с любой точки зрения (художественной и теософской) может быть определена как ересь и производит крайне тягостное впечатление. Хватает нам Вима Вендерса с его отвратительным "Небом над Берлином"!
Многим ли из вас известна кинематографистка Ульяна Шилкина? А между тем без диска с ее фильмом "Экватор" (не путать с одноименным киноманифестом Сержа Генсбура и романом Дмитрия Быкова "Эвакуатор) сейчас не обходится ни одна уважающая себя видеопалатка. Каким-то краем мелькнувший на больших экранах, "Экватор" этот пользуется неожиданным успехом на DVD, что позволяет говорить о нем как о новом "народном кино". В центре внимания здесь — будни нашего гарнизона, охраняющего некую ракетную шахту на исходе "холодной войны". Воинская часть затеряна в Африке, среди саванны. Постепенно ее обитатели в чем-то становятся неотличимы от коренных жителей, но суть здесь не в этом. Когда для нужд армейской службы потребовался трактор, на поиски необходимого агрегата отправляются двое солдат — старослужащий (25 дней до дембеля) и рохля-"салабон". В реальной жизни подобный альянс ничем хорошим бы не закончился и привел бы к насильственной смерти одного из них. Но утешительница Шилкина решает их противостояние мирным путем: после множества треволнений герои подружатся... и вместе, едва ли не в обнимку, за потерю боевого оружия отправятся на гауптвахту.
Добавим, что для фильмов такого рода "Экватор" на удивление внятно придуман и снят: даже собака Дэвида Линча могла бы пару раз оскалиться в улыбке, глядя на словесную перепалку недотепистых рядовых.
Многое делает фильм Шилкиной пригодным к просмотру зрелищем: натурные съемки, минимум осточертевшего компьютера, изобилие диких животных и столь же диких племен. Вам это ничего не напоминает? Совершенно верно, авторы замахнулись на некий русский вариант культовой южноафриканской саги "Наверное, боги сошли с ума" (1982-1984). Конечно, до легендарной дилогии Джейми Уиса такой незатейливой разработке не дотянуть, но ориентир взят верно. Добавим, что иногда чахлый клон симпатичнее порождения дурновкусия собственных идей. Продолжи Ульяна Шилкина освоение Африки, глядишь — и достигнет статуса нашего Райдера Хаггарда. А сцена, где герои рассекают на тракторе по глухой степи под песню "На дальней станции сойду" (в том варианте, в котором ее поет Егор Летов), и вовсе выше всяких похвал.
Иную ситуацию, за гранью хвалы и хулы, мы наблюдаем в новейшей телевизионной постановке "Желтый дракон" (4 серии, режиссер — Э.Парри). Это уже совсем лютый трэш, при этом кому-то из авторов явно не давали покоя лавры международных комических одиссей Джеки Чана. И вот мастер Ван, гений кун-фу в неизменной оранжевой хламиде, заявляется в Москву в поисках золотой статуи — ее слямзили из монастыря. Неужели опять "провинциалы покоряют столицу"? В каком-то смысле — да, но здесь те, кто нашел в себе силы заинтересоваться предложенным хаосом, погружаются в пучину отчаяния, им же и вызванного.
"Желтого дракона" не назовешь строгой, выдержанной вещью. Сериал представляет собой нечто, затерянное в пространстве меж фильмами про восточные единоборства и комедиями о бандитах-оболтусах в духе "Даже не думай". Не шибко веря, что изложенный сюжет будет хоть как-то понятен, авторы прибегают к интересному приему: все происходящее для лучшего усвоения иллюстрируется зелеными буквицами. Если на экране возникает антикварный магазин — следует пояснительный титр: "Антикварный магазин". Если в эпизоде действует некто "Бузя Ненасытный" — его тоже не забудут прописать через весь экран. Диалоги под стать комментариям, но нельзя, к примеру, не запомнить беседу двух якудза: " — Что с ним сделали? — Закатали в асфальт напротив дома Такеши Китано". Изумляет и замена популярного нецензурного междометия возгласом: "Яблоневый цвет!" Периодически все это дело перекрывается языками пламени, на их фоне цитируются китайские мудрецы: "Горе случайно обидевшему гостя. Горе вдвойне — обидевшему гостя с умыслом". Это справедливое изречение верно и по отношению к зрителю. И если вы меня спросите, где здесь мораль, я направлю свой взгляд в туманную даль.