ДУРА В СТАНЕ ГЛАМУРА

№36 (720) от 5 сентября 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Борис Белокуров
ДУРА В СТАНЕ ГЛАМУРА

"Глянец" (Россия, 2007, режиссер - Андрей Кончаловский, в ролях - Юлия Высоцкая, Ирина Розанова, Александр Домогаров, Ефим Шифрин, Алексей Серебряков, Артемий Троицкий).
Где-то есть город, дивный, как сон. Там наводят глянец на всё, что движется; там часто произносят слова "олигарх", "минивэн", "Сардиния", "мерчандайз". Тема под названием "Путь в высшее общество" была до дна истоптана в кино (не говоря о литературе) еще во времена "Королевы Келли" и Мэй Уэст. Но отчего-то — не от малого ли размаха неоперившихся крыльев фантазии? — она не перестает преследовать нас.
Те, кому лет этак пять назад приходилось по долгу службы опрашивать кинематографистов на предмет сюжетных коллизий их новых шедевров, легко вспомнят — в какой-то момент сам вопрос потерял смысл. "Наш фильм о том, как молодые провинциалы покоряют столицу", — нараспев отвечали работники кино. При этом они искренне радовались беспроигрышной "новизне" вновь открытой темы. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от надоевшей рутины, репортеру приходилось каждый раз по-новому формулировать свой интерес: "Что делают в вашей картине молодые провинциалы?", "Кто покоряет в вашем фильме столицу?"... "Провинциалы какой возрастной группы действуют в вашей гениальной работе?" Следует строгий ответ: "— Они — молодые!", после чего обе стороны раскланиваются, крайне довольные друг другом. Встретились — поговорили.
Тенденция оказалась жизнестойкой. И хотя в наши дни на экраны иногда пробиваются ленты, которые нельзя свести к заветному аформизму, для многих авторов эти "гости столицы" по-прежнему остаются любимцами. Снова и снова они настырными альпинистами покоряют Москву, с завидным однообразием принимая ее за Эверест. Можно создать дельный фильм и на тему "штурма метрополии", примером чему служит не столь уж давний "Кремень" дебютанта Алексея Мизгирева — справедливый приговор и "завоевателям" Москвы, и исконным ее обитателям, и самим жерновам адской мельницы города "белокаменной смерти", перемалывающим биографии и души. Противостояние больших и малых городов можно показать захватывающим, романтическим, драматичным, наводящим на некий вывод. Дело, соответственно, не в самой теме, а в ортодоксии подхода к ней. Ничего бледнее, беднее и тоскливее, чем трактовка злополучного конфликта в новой творческой неудаче маститого Андрея Кончаловского, представить себе нельзя. И это, увы — диагноз.
Галка Соколова, молодая — я прошу прощения за тавтологию — провинциалка из Ростовской области, особа неглубокого ума, одержима видениями столичного мира роскоши и богатства. Лучшая подруга пробует научить ее уму-разуму, объясняя, что пробиться в эти элитные сферы не так-то просто. Но Галка не внемлет ее доводам, имея, как считает она сама, уникальные внешние данные, подкрепленные сильным козырем: личико нашей "королевы" заняло не последнее место на фотоконкурсе красоты и даже было воспроизведено в "Комсомольской правде". Итак, девица оставляет дружка-бандита вершить свои местечковые дела, а сама едет в Москву, где приступает к осаде модельных агенств. Путь к вожделенным высотам оказывается тернист, тем более, что в арсенале Галки — лишь та самая газетная вырезка с собственным обликом и корзина, полная живых деликатесов с клешнями — по мнению Галки, универсальный подарок-взятка. Несчастные и кроткие членистоногие — те единственные персонажи фильма, которые могут не вызвать антипатии.
Печально известная сценаристка Дуня Смирнова пытается объяснить приверженность Галки модной ерунде: "Глянец — это всегда классно, это всегда блестит, это всегда очень витиевато" или "Умные люди глянец не читают, они его издают". Всё это достаточно точно отражает "философию", принятую в гламурных кругах. Сама экзотичность темы (наш зритель в массе своей, к счастью, мало избалован нравами мира моды) может привести любопытствующих взглянуть на "Глянец"; следует ожидать, что подобных фильмов в ближайшие годы будет много. Но искусство здесь, конечно же, и не ночевало. Все актеры играют в одной претенциозно-истеричной манере, утомительной и назойливой. Впрочем, отсутствие у Юлии Высоцкой актерских способностей неожиданно наполняет образ ростовчанки Галки определенной безрадостной жизненностью. В интервью своих последняя по времени муза Кончаловского предпочитает рассуждать о кулинарных и косметических изысках. Чувствуется, что эти области человеческой деятельности действи- тельно глубоко волнуют ее. Знаменитый же лицедей Домогаров, когда-то подававший определенные надежды, но затем растерявший свой скромный талант в мешанине телепостановок, здесь с пугающей точностью изображает распад личности. Шифрин и Серебряков похожи на Шифрина и Серебрякова, но лицезреть их на большом экране — удовольствие особого рода.
Взгляду человека, не озабоченного проблемами гламура, остановиться здесь решительно не на чем. Поневоле одним из самых вменяемых персонажей (помимо членистоногих) приходится считать одноклеточного амбала по имени "Витёк", того самого бандюгана, которого наше недоразумение на ножках бросило ради карьеры на сомнительном поприще. Этот "бычара", деревянный солдат, простой, как его парабеллум, не поленился сорваться с насиженного места и ломануться вслед за Галкой в Москву, надеясь на непонятно какое чудо. Вершиной его интеллекта остаются слова: "Давай целоваться!", которые он произносит при каждом удобном и неудобном случае. Но явно фальшивая сцена расправы Витька над неким "журналистом-жидярой" кажется явным ляпом: "братве" проявления кухонного антисемитизма как правило чужды; им не до того, они делают "бизнес". Эпизод явно понадобился Кончаловскому, чтобы напомнить о том, что он как-никак "демократ" и этакий гуманист. Как будто мы этого не знали! Впрочем, и линия Витька, и линии множества других необязательных и едва обозначенных персонажей, раз возникнув, где-то теряются, обрекаются на забвение. Это — особенность творческого почерка сценаристки Смирновой. Пустите Дуньку в Европу — она и там бодрячком развалит всю кинодраматургию!
Нельзя не отметить и "упражнения" режиссера со светом, контрастным, аляповатым, бьющим прямо в глаза. В какой-то момент начинаешь чувствовать себя на допросе в кабинете у следователя: "Колись, падла, кто убил Бэмби?!" Традиционное отменно скверное качество фонограммы не стоит даже упоминать, этот шлейф тянется за нашим кино аж с перестроечных лет. Зато в "Глянце" содержится традиционное для таких снобов глумление над крупнейшей в мире кинематографией Индии: лучше бы поучились у индусов работе с актерами, цветовым колоритом и звуком! Страшно и другое. На прошлой неделе в одной только Москве "Глянец" стартовал в 27 (!) кинотеатрах. Если бы жизнь была устроена прилично и честно, то в этих залах демонстрировались бы (в алфавитном порядке) картины Ардженто, Брессона, Вонга Кар-Вая, Гиллермина, Данелии, Жулавского, Земана, Имоу, Каракса, Леоне, Маля, Олдрича, Полоки, Рубинчика, Скорсезе... Стоит ли продолжать?
"Глянец" явно задумывался с претензией на памфлет, пасквиль, словом — на критический взгляд на вещи. Эта задача здесь не достигнута, и вот почему. "Чтобы написать хороший рассказ о революционном празднике, нужно самому быть революционером и искренне радоваться этому празднику", — ехидно заметил когда-то Михаил Булгаков. Точно так же и памфлетист должен чувствовать предельную ненависть к тому злу, которое собирается высмеять. И Кончаловский, и Смирнова, и весь набор актеров — плоть от плоти того самого гламура, о котором ведется речь. Их жизнь — лавина презентаций и раутов; там их родной дом. С таким же успехом килька в томате может пытаться писать сатиру о консервной банке, в которую ее закатали.
Еще в эпоху премьерных показов достопамятной соловьевской "Ассы" юная Авдотья своей оголтелой рекламой лично создавала тот самый хаос, который лютует и озверевает теперь, 20 лет спустя. Поэтому совершенно неубедительны и выданные авансом намеки на прозрение героини, вдруг почему-то осознавшей, что быть шлюхой в модельном доме терпимости — не слишком достойное дело. Это уже напоминает запоздалое раскаяние знаменитой "интердевочки" из фильма Петра Тодоровского. С той лишь разницей, что "Интердевочка" (при всей дикости бредового сюжета) все-таки представляла собой уютное и домашнее, чисто советское кино. Скажем больше — в прошлогоднем хите Дэвида Франкеля "Дьявол носит Prada", где действие разворачивалось в валентных "Глянцу" "блескучих" интерьерах, была и выдумка, и мораль, напоминающая о бунтарях-нестяжателях 70-х годов. Именно так и следует говорить о гламуре — с привкусом крови и помады на губах. "Глянец" же слеплен столь топорно и рыхло, что язык не повернется назвать его словом "кинофильм". Финальные титры идут под песенку: "Ну что сказать вам, москвичи, на прощание?" Вопрос риторический, ибо авторы не способны даже на блеяние. А завершающая надпись: "Вот и сказочке конец, а кто смотрел — тот МОЛОДЕЦ!" и подавно остается никчемной тайной. Безумие нельзя понять, его можно только холодно игнорировать.