УНИЧТОЖЕННАЯ ИСТОРИЯ

№33 (717) от 15 августа 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Евгений Маликов
УНИЧТОЖЕННАЯ ИСТОРИЯ

Каждый фотограф фиксирует, прежде всего, свой внутренний мир. Конечно, ремесло для получения хороших кадров необходимо, но то, что относится к области волшебства, лежит выше технологий. Однако говорить о двух (по меньшей мере) составляющих фотоискусства все равно приходится. Скучно повторять, но фотография — это особый язык, которым необходимо владеть в достаточной степени, чтобы выразить свою мысль точно. Но освоение его правил вовсе не помогает стать великим мастером. Почти крылатой в профессиональной среде стала фраза о том, что грамотой можно распорядиться по-разному. Для создания "литпамятников" — раз, для того, чтобы "на заборе писать" (особенно любит этот образ Вл. Дубровский, прекрасный "репортажник" из Новосибирска) — два.
Что подразумевают обычно под "фотограмматикой"? Светопись (работу со светом), композиционное мышление, умение определить "тип сюжета" (цветной он или черно-белый), способность оказаться в нужном месте в нужное время, чутье в выборе "акцента" (глубина резкости, выделение светом, погружение в полутень, низведение объекта до силуэта и т.д. — приемов много), вкус к цвету (по необходимости). Знание законов оптики (как геометрической, так и той, что связана с фотохимией) подразумевается.
Вот какое скучное дело фотография!
И если мы замираем в восторге перед кадрами Робетра Каппы, Фердинандо Сьянны или Себастьяна Сальгадо, то происходит это оттого, что им удалось "спрятать" сумму технологий за своим в высшей степени личным взглядом на мир. Поэзия войны в испанском цикле Каппы, дипломатическая отстраненность аристократа Сальгадо в его африканских снимках, демократичность, но и какая-то "вселенскость" и широта удивленного взора Сьянны, проявляющаяся у итальянца повсюду, — вот те "мелочи", за которые люб тот или иной мастер. Который всегда соразмерен пространству и времени, если это что-то читателю говорит. Если нет, разберемся по ходу.
На примере средней руки, но все же мастера, Сергея Борисова. Его выставка проходит сейчас в Манеже. И, по-честному, она не стоила бы слов, не окажись его искусство отражением того процесса деградации, что привел Советы к тому, что мы видим ныне: деспотии ничтожеств во всех областях жизни.
Творчество Борисова я попробую проанализировать предельно объективно. Исходя из тех критериев ремесла, которые изложил выше. Сделаю лишь одно еще дополнение. Авторы, занимающиеся репортажем, хорошо знают, что всегда есть одна (много — две!) точка съемки. Но даже это ограничение позволяет так деформировать действительность, что ее и узнать порой трудно. Инструмент деформации? Глаз (плюс мозг) фотографа. А если добавить к сему "оружие массового поражения" постановочных фотосессий? Поэтому я и сказал о фиксации внутреннего мира по преимуществу.
Итак, хорош или плох "фотограф Борисов"?
На первый взгляд — вполне себе. На второй — тоже. Потом становится противновато. Затем с художником примиряешься. На условиях вооруженного нейтралитета.
Все кадры Сергея Борисова можно условно разделить на: "постановки", "семейный альбом", "родченки" и "магнумы". Частично "пункты" могут пересекаться. Что-то вообще может оказаться вне этого условного деления. Важно то, что категориями портрет/пейзаж здесь не обойдешься. Хотя и портреты, и пейзажи у Борисова есть, и вовсе порой не плохие!
К постановкам относится все, что принесло славу Сергею Борисову. Это "концептуальные" произведения в духе легкой богемной фронды 80-х. Поколения "Ассы", этих "дворников и сторожей", имеющих свои "шесть аршин при кухне" социализма. Холопов, ненавидящих люто барина (сам СССР), готовых в любой момент плюнуть ему в суп, нагадить под стол, а при условиях безнаказанности самого "завалить", а хозяйскую дочку "опрокинуть".
Постановочные кадры при этом достаточно банальны. С точки зрения фотоискусства они тоже не сказать, чтобы были выдающимися. Да, что нужно — высвечено (а в Манеже выставлены только ч/б Борисова, даже не знаю, работает ли он в цвете), что не нужно — спрятано. Не всегда бесспорно то, что выделяется (тёмный Лимонов на фоне еще чуть-чуть и пересвеченного окна — это брак или задумка? Не вем...), но таков у Борисова взгляд. Невнятность высказывания — это отражение невнятной мысли, неполного владения языком. Но это я о ремесле.
Постановки призваны "рассказать" миру о чем-то. О чем? Нас уверяют (Ольга Свиблова), что о стремлении к свободе ("Недаром так много прыжков на фотографиях Борисова" — почти цитата). Да, это успешно апробированный "первым поколением постсоветского потреблядства" экспортный вариант торговли родиной. Европейца или американца не очень интересовало качество собственно фотографий. Заказ был идеологическим. Борисов (наряду со многими своими моделями) его отработал. Не скажу, что намеренно. Допускаю, что он до сих пор уверен, что делал великое дело и — главное! — делал его самостоятельно.
Об этом классе творческого наследия Борисова ничего хорошего не скажу. Особо плохого — тоже. Неинтересно. Игры, в которые играли многие, но заигрались лишь самые отсталые. А эстетически... Не Пьер. И даже не Жиль.
Особое место в ретроспективе Борисова играют "соратники". Это те, кто "свободу восславлял". Естественно, в "темный век".
Кто они? Мамышев-Монро (на одной из фоток видно, что он по рождению — и недоразумению — мужчина). Бартенев. Цой. Гельман. Бильжо. И др. неофициальные лица. "Семейный альбом". А я думаю, что каждый из нас не раз испытывал чувства вежливого негодования от просмотра подобных визуальных хроник. Это когда хозяева и их друзья смеются, вспоминая о событиях, сопутствующих фотосессии, а человеку стороннему тошно. И не очень понятно, зачем факты частной жизни выдают за Историю.
Группа "Кино" — это, конечно, гиганты духа! Но — на минуточку — всего двадцать с небольшим лет назад академики Басов и Прохоров получали Нобелевскую премию по физике. И они еще живы! "Национальный русский костюм" еще кроит Михаил Тимофеевич Калашников. А здесь? Гребенщиков, да и только! Эти снимки не тянут на историю. Для портретов они тоже слишком слабы.
Увереннее Борисов чувствует себя там, где есть возможность поиграть с геометрией. Его "родченки" подчас хороши. Они тоже постановочны, но в них отсутствует нарративность. Фотография "проявляется", становясь аутентичным продуктом. Меньше нарочитости. Сама заданность приобретает большую условность. Неплохо, совсем неплохо. Композиционное мышление у автора есть. Эту часть экспозиции посмотреть стоит. Даже невзирая на ее вторичность.
Наиболее же удачны у Сергея Борисова "магнумы". Это те кадры, где он идет тропой, проложенной мастерами фотоагентства "Магнум-фотос". Пейзажи и портреты, близкие к репортажному жанру. Фотограф умеет схватить момент. Он бывает по-настоящему лиричен. И это по-хорошему удивляет. Жаль, что такого материала ничтожно мало. Жаль, что "магнум-стиль" у Борисова не получил развития. И дело не только в качестве снимков. Качество взгляда — вот чего недостает нашему соотечественнику.
Видение мира "Магнумом" — вопрос особый. Но при разном отношении к происходящему каждый из членов этой группы четко определяет главное. События, попадающие в объектив камер "Магнума", всегда масштабны. Зачастую — они ключевые для истории. Оценка происходящего не всегда приятна. Но чутье, вкус к "большой" жизни — это безупречно. Можно сказать, что "Магнум-фотос" работает только с теми, кто равновелик Истории.
Но нет этого у Борисова. Да, как дань восхищению, есть у фотографа снимок Йозефа Куделки (известного, кроме прочего, ярко антисоветской серией из Праги-68), но вот взгляда Куделки Борисов нигде не демонстрирует. Жалко? Жалко. Но: что дано — то отпущено. Дано же, как ни странно, тоже немало.
Я отметил уже лиричность пейзажей, их хорошую выстроенность. Кроме этого, Борисов умеет "погрузить" главный объект в подчас агрессивный фон так, что это не убивает центральную фигуру. Человек на таких снимках становится частью антропоморфного пейзажа. Это, как хотите, по-настоящему сильно.
Есть прекрасные портреты. "Алексей Беляев в Париже" — несомненная удача. Он выверен композиционно, его фон — не экзотика, но геометрия, которая помогает распознать образ Беляева-Гинтовта в заданности статичной позы. Это настоящее.
Неожиданно и странно выглядит гений музыкального авангарда ХХ века Джон Кейдж. Ничего величественного — обычный дедушка. "А зубы где?" — так и хочется спросить у автора. Кейдж-то к травоядным отношения никогда не имел. Суровый дядька. Революционер. Неудача? Нет, особенность восприятия.
Чуден автопортрет Борисова. Он на нем прост и добр. Как просты и добры, в сущности, все его фотографии. И это, кстати, главное, что примиряет с автором. Любить человека — искусство великое. А Борисов влюблен. Пусть нам его выбор кажется неожиданным. Любовь, как известно, зла.
Вот и сосредоточил бы он внимание на мелочах и частностях жизни. История у каждого, как известно, своя. Да, гвоздь в сапоге бывает кошмарнее фантазий Гете. Но обидно, когда этот гвоздь становится единственной причиной, которая заставляет человека подпрыгнуть. Не взлететь. Для взлета нужен академик Королев, КБ Сухого, вертолеты Виктора Камова.
История творится в "почтовых ящиках", закрытых объектах Министерства среднего машиностроения. Постистория конструируется на интеллигентских кухнях и их филиалах.
Ничтожная история ничтожного человечества, еще недавно бывшего великим.
Хороший урок. Борисов и его друзья сумели навязать нам свой мир.
Наша задача: выстроить свой. Сдать Бартенева, Мамышева, Гребенщикова в архив. Отереть пот со лба. И устало сказать: "Ну вот, над всей Россией безоблачное небо".