КРОВЬ И КОСТИ

№26 (710) от 27 июня 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Борис Белокуров
КРОВЬ И КОСТИ

"Груз 200" (Россия, 2007, режиссер — Алексей Балабанов, в ролях — Алексей Полуян, Агния Кузнецова, Леонид Громов, Леонид Бичевин, Алексей Серебряков, Александр Баширов)
"Кремень" (Россия, 2007, режиссер — Алексей Мизгирев, в ролях — Евгений Антропов, Дмитрий Куличков, Сергей Шеховцов, Анастасия Безбородова, Татьяна Насташевская, Александр Голубев, Карен Бадалов)
"Как умер Андропов, все пошло под откос", — жалуются друг другу братья-собеседники, усатый полковник и очкастый преподаватель научного атеизма, обозначая год действия фильма — тот самый оруэлловский 1984.
Вроде бы время мирное, но даже в захолустный Ленинск порой привозят деревянные ящики с телами погибших "воинов-интернационалистов" — тот самый "груз 200". "Хотел сына от Афгана отмазать, устроил в институт, а он все по подпольным концертам бегает, рок этот самый...", — ноет интеллигент. Все так, мы тут же видим, как молодое поколение по пьяной лавочке отплясывает на дискотеке, флиртует с девицей Анжеликой (Кузнецова), своего рода "маленькой Верой", местной тинейджеровской Клеопатрой. Отправившись за бухлом, чтобы "догнаться", они попадают в бревенчатую избу на отшибе цивилизации, место это сродни знаменитому "там внизу" из романов Дэвида Гудиса. Дом населен странными обитателями, то ли мутантами, то ли морлоками: одержимый кампанелловским Городом-Солнцем брутальный тип, бывший зек Алексей (Серебряков), его бессловесный раб вьетнамец Сунька ну и, наконец, работник милиции капитан Журов (Полунян). Даже расхожее "оборотень в погонах" не вполне отражает сущность натуры этого мента: он полный импотент, садист и убийца. С первого взгляда полюбив Анжелику своей извращенной любовью, ментовский капитан, убив Суньку и подведя друга-зека под "исключительную меру", похищает девицу и привозит к себе. И начинается ад, решенный в приемах рискованного и больного гиньоля на грани фола.
В птичьем языке, на котором переговаривается молодежь, существует расхожее понятие "жесть" — нечто жесткое, кровь, "мокруха" и внутренности. Оно как нельзя лучше подходит к фильму Балабанова, ибо словечко "чернуха", которое мы относим прежде всего к фильмам перестройки — несколько ублюдочным отпрыскам русского кино — не отражает всей его сути. Впечатление от творящегося на экране ужаса усугубляется контрастным душем саундтрека — здесь и зверский кавер "Нового поворота" в исполнении ранних "ДК", и разухабистый хит Юрия Лозы "Плот": "Мир, новых красок полный, я, быть может, обрету". Песни звучат в самых кошмарных и неподходящих моментах, так и было задумано. Здесь можно угадать иронию, но лишь очень недобрую. Жуткий и гнетущий "Груз 200" долго "не отпускает", безумные образы его еще долго будут качаться в мозгу склоненными перьями страуса. Как принято говорить, от фильма остается "послевкусие", такое же, как и от удара доской по голове. Но проходят часы и дни, и зритель, поначалу оглоушенный сценами изнасилования водочной бутылкой, подкладыванием в постель "возлюбленной" мертвого жениха-афганца и прочими (не станем раскрывать всех сюрпризов!) "красотами", приходит в себя с вопросом: "Зачем это снято?" Никакой морали из фильма вынести невозможно, ибо ради констатации того, что в эпоху стагнации людям жилось плохо и сами они были плохие, не стоило городить огород. Слова автора о том, что картина его о большой любви, также не стоит принимать всерьез. В противном случае следует думать, что Балабанов и его почитатели — такие же маньяки, как и бешеный капитан Журов, и лучше бы их пристрелить для их же блага. Но это маловероятно. Скорее мы имеем дело с результатом тончайшего расчета. Хорошо это или плохо, но это — творческий метод "жестяного Балабана". Имя методу — провокация на всех уровнях.
Провокациями Балабанов занимался и прежде, чем и снискал всенародную популярность. "Жил-был Балабанов, снял кино про брата, а потом кино про брата-два. После снял он "Жмурки", мертвые фигурки, там была показана братва", — такую песню, под незатейливые блатные аккорды ненароком фиксируя целый этап его творчества, поют подростки в подворотнях спальных районов. На пресс-конференции после показа "Жмурок" Балабанов уверенно и хитро заявил, что закрыл криминальную тему в нашем кино. Чтобы отвлечь от себя внимание, он снял скучную проходную мелодраму "Мне не больно", а когда все успокоились, пустил в ход артиллерию, самую тяжелую из всех возможных. Понятное дело, что при этом ему хотелось соответствовать лучшим мировым образцам "жести".
По-настоящему цунами "жестоких" фильмов обрушилось на нас на рубеже 70-х. Сэм Пекинпа, Роберт Олдрич, Джон Бурмен воспроизводили в своих опытах край бессмысленного насилия, впавший в ничтожество, дегенерировавший. Так, схожее изображение пустоглазых одичавших людей, ведомых лишь похотью и инстинктами, мы можем увидеть в бурменовском "Избавлении" (1972). Сама же фабула "Груза 200" являет собой крайне патологический вариант "Банды Гриссомов" Олдрича (1971), экранизации романа Дж.Х.Чейза о мисс Блэндиш, для которой уже никогда не будет никаких орхидей (впрочем и Чейз, говорят, украл сюжет у Фолкнера, так что цепочка бесконечна). Напрашивается сравнение и с "Коллекционером" Джона Фаулза, также в свое время удачно экранизированным. Если Балабанов желал превзойти всех этих мастеров в показе зверства и безысходности, то ему это удалось. Таких страшных сцен в русском кино, пожалуй, что и не было; да и в плане иноземного "отдыхает" сам Ким КиДук. Но фильм сильный и фильм натуралистичный — далеко не синонимы. Допускаем, что в кино можно показывать все что угодно (многие считают иначе), однако это "что угодно" должно получить оправдание этикой. Оно было у Олдрича, говорящего о том, из какого сора вырастают цветы любви — они будут растоптаны. Оно было у Пекинпа, взахлеб рыдающего над утраченными иллюзиями героев фронтира. Ни Олдрича, ни Пекинпа из циничного эпатажника Балабанова не вышло (не придется ли ему переквалифицироваться в управдомы?). Остался лишь протяжный гул финальных распевок: "А-а-а! У-у-у!" из песни Цоя "Время есть, а денег нет" (ибо финал "Груза 200" иллюстрирован именно ею, чем, между прочим, совершенно некстати напоминает пресловутую соловьевскую "Ассу"). А-а-а. У-у-у. Вот, собственно говоря, и вся мораль, которую можно отсюда вынести.
Единственно дельным эффектом воздействия "Груза 200" можно считать некое противоядие от симпатии к т.н. "стражам закона". Зритель наш, долгие годы воспитывавшийся в эстетике дяди Степы, Шарапова и Жеглова, слащавой фальшивки "Улица полна неожиданностей" и целого сонмища суровых и справедливых офицеров, созданных по заказу МВД, изрядно дезориентированный более поздним бредом "Улицы разбитых фонарей", наконец-то получает возможность увидеть настоящего мента из плоти и крови — социально опасного преступника. К такому не подойдешь на улице, чтобы спросить дорогу. От такого можно только бежать без оглядки, и если тебе повезет — ты будешь спасен. Большой вопрос, все ли менты были такими в эпоху СССР. Но то, что в наше время они таковы, не вызывает сомнений. Об этом прямо говорится в фильме режиссера-дебютанта Алексея Мизгирева "Кремень", который хочется противопоставить воплощенному мраку "Груза 200" как пример честности и активной жизненной позиции.
Демобилизовавшись, Антон Ремизов (Антропов), паренек из какого-то непостижимого Алметьевска, приезжает в Москву — город своей детской мечты. Когда-то на школьных уроках он рисовал в тетрадке зубчики кремлевской стены и грезил о теплой и ласковой "златоглавой столице". Уже на вокзале он видит не землю обетованную, а озверевший, потерявший всякую честь и совесть содом. Возмутившись самим фактом существования платного вокзального сортира, Антон нарывается на скандал и сильно получает по голове от ментовского сержанта Чахлова (Куличков), олицетворяющего собой все зло, которое есть в человеческой природе. К таким более всего подходит крапивинский неологизм "ментухай". Чахлов решает использовать крепкого, но неопытного юношу: "Поступай к нам!" Ремизов колеблется, но, разочарованный приемом, оказанным ему алметьевской диаспорой, в итоге поступает на стажировку. Вскоре он превзойдет своего наставника по всем статьям, поняв: "Здесь не гражданка. Здесь Москва. Здесь все наоборот". Мизгирев мастерски показывает становление характера пацана, руководствующегося лишь тремя жизненными принципами: "Твердость не тупость", "Мое слово — кремень" и "Могу ответить". Таков он, новый герой нашего времени, лишенный интеллекта, но зато умеющий ловким способом расколошматить бутылку или грецкий орех о свой бронебойный лоб. Одиссея Ремизова в джунглях тотальной коррупции, преступного беспредела и разнообразных "подстав" несколько напоминает "Таксиста" Мартина Скорцезе. В этом еще один плюс. И хотя "Кремень" повествует о вещах не менее страшных, чем "Груз 200", на фоне балабановского опуса он смотрится настоящим алмазом.
Но не все оказались способны оценить фильм Мизгирева по достоинству. Несмотря на призы последнего "Кинотавра" (лучший дебют и лучший сценарий), глянцевые критики приняли его в штыки. Позолоченные мальчики-одуванчики, не вылезающие из ресторанов и мечтающие обнести свой любимый "Елисеевский" магазин оградой "запретки", чтобы не пускать туда пришлое "быдло", не только не знают изнанки жизни, но и всеми силами отвергают любой реализм. Им ближе параноидальный "мертвый груз", и это — лишний повод задуматься о том, какие "редиски" правят бал и являются властителями умов в мире прессы, "за колючей проволокой собственной правды". Узок круг этих реакционеров, страшно далеки они от народа. Наш вердикт: Мизгирев — да, Балабанов — нет!